— Это который? Напомни, а то из нашего корыта кормится с десяток гениев. Даже больше. Он от кино, от театра, телешоу?
— Догадайся с трех раз. Все кормятся, но не все отказываются ставить свою подпись под нашим воззванием к мировой общественности по поводу преследования свободы слова и свободного предпринимательства.
— А, этот, Малхазов? — вспомнил Вадим. — Призер и лауреат, которому Лева показал фигу, когда он заупрямился?
— Он самый. Только что звонил. Уже готов переметнуться в лагерь другого фарцовщика за миллион баксов. Причем с публичным скандалом. Старик, на это нельзя не реагировать.
— Понимаю… — протянул Вадим. — А почему ты решил позвонить мне, а не прямо Леве?
— Для тебя же лучше, если шепнешь ему ты… Чтобы поднялись твои котировки.
— С чего вдруг ты такой щедрый? — удивился Вадим.
— Вадик, — терпеливо сказал Олег Иванович, — я в настоящий момент думаю не о себе… Пойми, нам нельзя терять время! Малхазов — восточный человек, вспыльчивый и мстительный, у таких кровная месть не заржавеет, не в прямом смысле, конечно… Он сразу даст интервью на ТВТ про зажимистого Леву, и наши общие котировки, возросшие после моей статьи, снова упадут. Переговори с Левой прямо сейчас. Объясни, все может завершиться очень нежелательным скандалом. Малхазову поверят на слово, когда он популярно объяснит, почему мы перестали его финансировать. Ты меня понял? Давай звони Леве, я пока отключаюсь. А потом сам перезвони Малхазову. У меня тут верстка горит…
Вадим набрал номер Разумневича, взглянув на часы. Черт, как раз сейчас у него лечебный массаж. Ну ничего, лишняя встряска не помешает…
— Лев Семенович, извините, что прервал ваше занятие… — сказал Вадим, услыхав недовольное «алло» в динамике сотового. — Но есть дело, не терпящее отлагательства.
— Так говори, не тяни… — нетерпеливо сказал Разумневич.
Ну да, у него сейчас новая массажистка, мельком вспомнил Вадим. И будете ним, пока родная жена Алла Ефремовна, которую он боится больше всего на свете, о ней не узнает. Эдакое создание с ласковыми глазами. Начинающая… Кто ее видел, все хвалят. Мол, эротический массаж делает, как никто другой. А старому хрычу это особенно в кайф, хотя ему прописали массаж других частей его ненасытного организма… Могучее было поколение, эти бывшие стиляги и фарцовщики, подумал он с уважением. Хотят сегодня наверстать и взять от жизни все, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы возле «Националя» и «Коктейль-холла» в охоте за иностранными гостями.
— Алло, Вадим, ты куда пропал! — окликнул Разумневич.
— Извините… Короче, Малхазов обижен и готов принять из рук Эдуарда Григорьевича недостающие ему миллион двести долларов на съемку.
— Какие еще миллион двести! — возмутился Лев Семенович. — Речь шла о восьмистах тысячах!
— …Это называется откат. В том числе за его отказ дать интервью по ТВТ, почему у вас с ним случилась размолвка. Вам это надо?
— Черт… Только этого мне не хватало… Так сколько, говоришь?
Он все еще не верил своим ушам.
— Миллион двести.
— Черт… Слушай, я прямо ему сейчас сам позвоню, этому чучмеку, этой чурке с глазами, и сам с ним разберусь!
— Простите, шеф, вам шашечки или ехать? — вежливо спросил Вадим.
— Не понял… — недовольно засопел шеф. — Какие еще шашечки?
— Анекдот такой, — спокойно спросил Вадим. — Про человека, который ловит такси, но не хочет садиться к частнику. Во что обойдется общественный резонанс, вы прикинули? Вы просто не успели просчитать все последствия. Поздновато говорить о восьмистах тысячах… Тот поезд уже ушел.
— А какова твоя доля от этого отката?
Вадим промолчал.
— Ладно… Черт с ним. Позвони ему. От моего имени. Миллион двести, говоришь? Черт… За скупердяйство приходится платить, всегда это знал, других учил, и все равно…
— И достаточно дорого, чтобы потом их не повторять.
— Мы так устроены: всегда наступаем на те же грабли. Это у нас такая национальная забава. На ней стояла и будет стоять матушка-Русь.
— Я уже выбил эту фразу на скрижалях своей памяти… — хмыкнул Вадим.
— Завтра же распоряжусь, чтобы деньги выделили… Ну а Эдику я это припомню.
И отключил трубку.
Вадим тут же набрал номер Малхазова:
— Никита, это я, Вадим…
— Здравствуй, Вадик, здравствуй, дорогой… Вы мне сегодня спать дадите? Денег вам жалко, но поспать-то я имею право? То Олег тормошил, то Белявский тормошил, теперь ты… Опять будешь уговаривать?
— Свои восемьсот штук ты получишь завтра же, — прервал Вадим. — Если подпишешь.
— Мне Белявский столько же обещал… — хмыкнул Малхазов. — Но он хотя бы не требует от меня подписывать коллективную кляузу и не втягивает в ваши разборки.
— А смертельного врага в лице Льва Семеновича он тебе случайно не обещал? — спросил Вадим. — Ты окажешься в самом центре этих самых разборок, когда дашь интервью его сраному ТВТ, это ты понимаешь?
Малхазов промолчал.
— Жить на бабки олигархов и быть свободным от них невозможно, — поучительно сказал Вадим.
— Черт с вами… — пробурчал Малхазов. — Я завтра подпишу эту вашу кляузу ко всем людям доброй воли, или как там она у вас зовется… Но пятьдесят штук наличными мне нужно прямо сейчас. Я до сих пор не могу рассчитаться со съемочной группой и массовкой.
— Договорились, — сказал Вадим. — Но это все! Ты понял? Больше даже не проси.
— Зуб даю. Или даже голову на отсечение. Пока не сдам картину, к вам, скрягам и жмотам, больше не обращусь! До следующего фильма.
Малхазов положил трубку, откинул голову на подушку.
— Ну и… — от соседней подушки приподнялась голова дебютантки Алеси.
— Вот и ну, — сказал маэстро. — Завтра рассчитаюсь со всеми, плюну на все, дам всем неделю отдыха, и слетаем с тобой в Тунис. Там море знаешь какое? А пески с верблюдами на горизонте ты когда-нибудь видела?
— Хочу в Тунис… — капризно протянула она.
Антон вернулся домой поздно вечером, когда ему позвонил Вадим. Они когда-то вместе работали в Севастопольском райкоме комсомола и откуда в конце перестройки перебрались по путевке в органы безопасности, а еще через пару лет попали под сокращение. О чем время от времени вспоминали со светлым чувством. Но вслух свою прежнюю дружбу они не афишировали: их пути-дороги поневоле разошлись, стоило разойтись их боссам — Белявскому и Разумневичу.
— Антоша, это я. Есть повод срочно повидаться. Можешь подъехать?
— Нет уж, лучше вы к нам… Кстати, хочу тебе кое-что показать. Увидишь — закачаешься. Давай прямо сейчас, пока не передумал. — Антон прикрыл трубку ладонью, выглянул за дверь кабинета. Его жена и пятилетняя дочка Ксюша сидели в гостиной в креслах перед телевизором. — Одну минуту… Оля, ничего, если Вадик сейчас приедет ко мне переговорить?
— Я в магазин уже не побегу, ты это знаешь, — заявила она. — И вас я знаю… Опять будете сидеть за полночь и хлестать пиво. И жрать прямо из холодильника. И оставите грязную посуду.
— Дядя Вадим приедет? — обрадовалась Ксюша. — А тетя Галя и Вовик тоже приедут?
— Приезжай, — сказал Антон Вадиму. — Часа хватит?
Вадим приехал через полтора часа, как всегда галантный, привез «бабе цветы, детям мороженое».
Антон запер кабинет на ключ. Вадим достал свое последнее ноу-хау — определитель наличия посторонних записывающих или передающих приборов — и тщательно обследовал весь кабинет, не исключая стола хозяина.
— Еще в штаны мне загляни, — не удержался Антон, до этого молча наблюдавший за его манипуляциями.
— Подслушку вполне могли поставить без твоего ведома, — невозмутимо ответил Вадим. — Какие-нибудь сантехники или из Мосгаза… Кажется, вы недавно опять сменили телохранителя и домработницу?
— Ладно тебе… — отмахнулся Антон. — Эдуард велел нам делать это почаще. Сам он меняет обслугу, всех наших водил, охранников, поваров и домработниц через каждый месяц. По-моему, разумно.
