Он видел ее насквозь.

– Хотела? – выкрикнула она. – У меня просто не было выбора!

Со стоном отчаяния она резко повернулась и побежала в свою комнату. Захлопнула за собой дверь и заклинила ее ножкой плетеного стула, что не остановило бы Мартина, если бы он захотел войти, но дало ей некоторое чувство безопасности. Один поцелуй превратил ее в безвольную медузу! Никогда в жизни она не реагировала так на мужчину, как реагировала на Мартина.

Следующий день Энн, Тори и Мартин целиком посвятили прогулке по острову. В деревенских лавках они накупили корзинок и массу других плетенных из соломки вещиц, затем отправились к водопаду. Вернулись домой к ужину. Энн рано легла спать. Никаких шахмат. Никаких поцелуев под ночным бархатным небом. Никаких предложений, что бы это ни означало.

В последний день они отправились исследовать северную часть острова. Энн пришла в восторг от леса, опутанного лианами и погруженного в густую тень от огромных деревьев с неохватными стволами. Пахло сыростью и плодородием, между ветвями порхали крошечные птички ярких расцветок.

Большую часть пути Мартин нес Тори на плечах. Энн знала, что кошмары не посещали девочку, с тех пор как они приехали на остров. Если Келли солгала относительно отцовских чувств Мартина, может быть, она ввела Энн в заблуждение и относительно других сторон его жизни?

Такая мысль посетила Энн впервые. Она открыла и еще одну черту его характера: Мартин умел держать обещания. В последние два дня он действительно не прикасался к ней пальцем ни в прямом, ни в переносном смысле. А сегодня Энн чувствовала в нем настоящее отчуждение. Ей следовало бы испытывать облегчение. Но, увы, она его не испытывала. Более того, пренебрежение Мартина возмущало ее. Может быть, он решил, что она не стоит его трудов? В конце концов, мир полон женщин, которые бросятся к нему в постель, помани он их пальцем. Впрочем, одно было очевидно: Мартин дал ей слово и держал, его. Какой бы ни была причина.

Когда вернулись на виллу, Тори была отправлена в постель с ужином на подносе. Хотя в последние три дня она была не более чем вежлива с Энн, несколько раз та ловила на себе пристальные взгляды девочки, словно изучающей ее. Однако со времени отъезда из Бостона они не стали ближе. Как Мартин объяснил Тори, почему она осталась с ним, а не с матерью? Может быть, он намекнул, что Келли не нужна собственная дочь? Тогда это объяснило бы недоверие девочки к другим женщинам. Или, цинично подумала Энн, в жизни Мартина было столько женщин, что Тори не давала себе труда присматриваться к каждой. Ее последний ужин на острове. Завтра они вернутся в Бостон, к холодной весне и обыденности. Синяки исчезли под ровным загаром; она вполне в состоянии выйти на работу. Перспектива, которая совсем не радовала ее.

Энн открыла дверцу шкафа, где висело травянисто-зеленое платье. Погладив ткань пальцами, она достала его и разложила на кровати. Это платье привело Энн на виллу Мартина. Неужели она уедет отсюда, так и не надев его? Неужели вновь прибегнет к помощи спасительной желтой блузки и кремовых брюк? Женщина она или пугливая мышь?!

Энн порылась в чемодане в поисках самого красивого нижнего белья и золотистых босоножек. Затем тщательно наложила косметику, покрасила ногти и вдела в мочки ушей тонкие золотые обручи. Под конец она облачилась в зеленый шелк, подчеркнув золотой цепочкой тонкую талию.

В зеркале отразилась незнакомка, изящное создание, с облаком рыжих волос на голове и с глазами такой же роскошной зелени, что и наряд, плотно прилегающий к груди и талии и падающий свободными складками от бедер. Она казалась в нем чувственной, развратной, доступной. О нет, подумала Энн. Его надо снять!

В дверь постучали.

– Ужин готов, мисси. – Это была помощница Мелани, приезжающая иногда из городка.

– Я уже иду! – откликнулась Энн, в панике закрыв глаза.

Разве сможет Мартин расценить ее вид иначе, чем прямое предложение?.. Однако интуитивно он выбрал для нее наряд, о котором она могла только мечтать… Проклятье, она не снимет его! Даже если войти в столовую будет для нее труднее, чем бросить первый взгляд на место автокатастрофы! Энн расправила плечи и вышла из комнаты.

Мартин смотрел поверх цветов на темный пляж. Поскольку в городе сегодня был местный праздник, Мелани и ее помощницу он только что отпустил, а приготовленные блюда стояли на приставном столике. Тори уже спала. Идеальное время для соблазнения, мысленно усмехаясь, думал он. Соблазнения, которого не будет. Все, что от него требуется, – это продержаться еще одну ночь и вернуться домой свободным.

– С глаз долой – из сердца вон. Сработает ли это правило в отношении Энн? Он не был уверен, но попытаться стоило. Разве у него есть выбор?

Раздался шорох шагов по плиточному полу. Мартин обернулся – приветственная улыбка застыла на его губах. Несколько секунд он стоял словно громом пораженный. Затем обогнул угол стола и, остановившись в нескольких футах от Энн, обвел ее взглядом. Обнаженные округлые плечи, молочно-белую шею, обольстительные выпуклости грудей, тонкие запястья, охваченные золотыми браслетами, плавный изгиб бедер. Только вернувшись к лицу, он понял, что Энн смертельно напугана – жилка у основания шеи быстро пульсировала, а спина казалась негнущейся.

Выражение лица свидетельствовало о том, что в этот момент она готова оказаться в любом месте, только не здесь.

Прочистив горло, он хрипловато произнес:

– Сказать, что ты прекрасна – значит ничего не сказать. Я… Проклятье, Энн, у меня нет слов. К своему ужасу, он увидел, как в глазах Энн блеснули слезы. Ее темперамент Мартина скорее забавлял, ее слезы делали его беспомощным. Потому что она сказала, что никогда не плачет? Ему до боли захотелось обнять ее – просто для того, чтобы успокоить, но Мартин понимал: этим он нарушит данное обещание. Он дал его, совершенно не задумываясь о последствиях, и только для того, чтобы заманить Энн к себе на виллу. Но почему-то в последние несколько дней оно обрело для него глубокий смысл. Он должен сдержать обещание. Ради нее и ради себя. А что оно для него означает, он не знает. И не желает знать.

Энн наблюдала за ним с непроницаемым, как у Тори, лицом. Затем поглубже втянула в себя воздух, взяла его правую руку и демонстративно положила себе на плечо.

– Целых пять пальцев. Что ты на это скажешь?

Сердце грохотало в его груди, как барабан. Энн освобождала его от клятвы… Что еще может означать этот жест? Мартин хрипло сказал:

– Энн… ты уверена?

– Нет. Может быть… О Господи, я не знаю!

Как всегда, ее честность сбивала с толку. Келли, как он теперь понимал, никогда не лгала ему сознательно, просто приспосабливала правду к сиюминутным потребностям. Поначалу, будучи безумно влюбленным, он относился к этому снисходительно. Позже, месяцы и годы спустя, перестал доверять ей и одновременно пришел к пониманию, что доверие – это одна из важнейших основ любви.

– Ты всегда говоришь правду, Энн, не так ли? – жестко сказал Мартин. – Ты просто фонтанируешь ею, бросаешь ее мне в лицо. Или просто произносишь ее. Потому что такова твоя натура.

Она не стала делать вид, что не поняла его.

– В той жизни, где приходится спасать захваченных в заложники детей, не до лжи.

Мартин вздрогнул. Затем каким-то чужим голосом задал очевидный вопрос:

– Зачем ты положила мою руку на свое плечо?

– Зачем я надела это платье?

– Два вопроса, на которые нет ответов?

– Ты держал свое слово… не думай, что я не заметила. Эти вещи как-то связаны.

– Да, это безумное обещание стало для меня что-то значить. Что-то важное.

На какое-то мгновение в ее глазах мелькнул ужас. Мартин почувствовал, как вздрогнуло плечо под его пальцами.

– Я могу оправдать временное помешательство, – пробормотала Энн. – Может быть, это единственное объяснение, имеющее какой-то смысл.

Со сдавленным стоном Мартин привлек ее к себе. И немедленно ощутил хрупкость ее талии, тепло бедер, мягкость грудей. Всем своим существом он хотел заняться любовью с ней – такой любовью, которой прежде она не знала. Наброситься на нее, привести в восторг, доставить все мыслимые удовольствия. Остановись, Мартин, сурово сказал он себе. Не делай этого! Она начала доверять тебе, потому что ты сдержал обещание. Не разрушай этого. Только не сейчас. Она заслуживает лучшего.