Мартин рассказал пару забавных историй о безумных изобретателях, к которым отнесся всерьез на заре своей карьеры, за что и поплатился. Энн, чтобы не остаться в долгу, описала несколько избитых мужем женщин, которые бросались на нее с кулаками, когда она пробовала их защитить. И все это время она ощущала, что Мартин наблюдает за ней, – его глаза скользили по ее плечам, груди, бедрам. Он был очень осторожен. Тори – Энн была в этом уверена – не замечала, чем занят ее отец. Но для нее самой это было очевидно. Она чувствовала себя так, словно ее раздевают. Словно взгляд Мартина гладит ее так же ощутимо, как могли бы ласкать его длинные, тонкие пальцы. Он не касался ее. И все же она чувствовала, что ее соблазняют.

Энн доела последние крошки со своей тарелки и допила сок. Затем весело объявила:

– Пойду вздремну. Увидимся позже?

– Приятного сна, – почти проворковал Мартин.

Энн поспешила укрыться в доме. Она приняла душ в великолепно оборудованной ванной, высушила волосы, а затем улеглась в постель, надев одну из двух ночных рубашек, выбранных для неё Мартином. Шелковую, чувственную, как ласка. Слишком взвинченная, для того чтобы уснуть, она закрыла глаза… и открыла их, когда косые лучи заходящего солнца коснулись ее лица.

Она быстро встала и надела те же брюки и блузку, которые были на ней вчера вечером, – они прикрывали ее более надежно, чем все остальные наряды, купленные Мартином. Затем вышла в коридор. Тори и Мартин в патио играли в шахматы, и несколько мгновений она наблюдала за ними, оставаясь незамеченной. Им так легко друг с другом! – с болью заметила Энн. Между ними существует тесная, неразрывная связь. Иными словами, Мартин – хороший отец.

Это не соответствовало утверждению Келли, по которому выходило, что Мартин равнодушен к дочери и разлучил ее с матерью лишь из мести. Впрочем, кузина ничего не говорила наверняка, предоставляя Энн додумывать недостающее.

Нельзя прикинуться хорошим отцом. Во всяком случае, с таким чутким ребенком, как Тори. Энн отступила подальше в тень, а затем повернула обратно и направилась в библиотеку с полированными полками из розового дерева, где устроилась в восхитительно удобном бамбуковом кресле и постаралась сосредоточиться на выбранной книге. Она чувствовала себя одинокой – или «отвергнутой» более точное слово? – и напуганной. Ни то ни другое чувство ей совсем не нравилось.

Полчаса спустя Мартин разыскал ее. Одетый в шорты и майку, с растрепанными волосами, он остановился на пороге.

– Что случилось, Энн? – грубовато спросил он. – От чего или от кого ты скрываешься?

– Я не скрываюсь, я читаю.

– Обед готов.

– Прекрасно. Я скоро подойду.

– Другими словами, не ждите меня, – с обманчивым спокойствием проговорил Мартин.

– Мне нужно причесаться и подкрасить губы.

– Это тебе совсем ни к чему – ты и так потрясающе выглядишь.

Энн встала, невольно улыбаясь.

– Можешь тешить мое самолюбие, когда пожелаешь, – разрешила она.

– Неужели ты не знаешь, насколько красива?!

– Красива Келли. А я – так себе.

Мартин провел пальцами по своим волосам.

– Кто тебе это сказал?

– Нина. Она повторяла это до тех пор, пока я не выросла и не покинула ее дом.

Мартин выругался себе под нос и попросил:

– Ты не могла бы кое-что сделать для меня? Повторяй по пять раз в день: «Я красивая женщина. Так говорит Мартин». Договорились?

– Но я не изысканна. Не элегантна.

– Ты настоящая, – возразил он.

Энн проглотила застрявший в горле комок. Он говорил искренне. Потеряв на время дар речи, она услышала, как Мартин добавил:

– И вот еще что. Ты проспала днем пять часов – ты измучена, не так ли?

– Я просто не привыкла к жаре. Он с сомнением посмотрел на нее.

– Брось. Ты измотана. Неужели думаешь, что я не вижу этого? Поэтому у меня возникло одно предложение. Мы поговорим об этом вечером, когда Тори ляжет спать.

– Вряд ли меня заинтересует какое-либо твое предложение… А вот приказы отдавать ты мастер.

– Я бы не достиг того, что имею, позволяя людям садиться мне на шею. Так что и ты не пытайся.

Со вспыхнувшим вдруг раздражением Энн сказала:

– Я буду делать то, что мне приятно.

– Ты испытываешь судьбу, милая.

– Не называй меня так!

– Я не в буквальном смысле – поверь мне.

Энн не знала, что хуже – его начальственный тон или его сарказм. Сладким голосом она пропела:

– Кажется, ты что-то говорил об обеде?

– Мне жаль парней из вашего участка, – ядовито сказал он.

Смахнув со стола опавшие лепестки тигровой лилии, Энн с невольной улыбкой произнесла:

– Участка… Какого участка? Того, что за миллион миль отсюда?

– Прекрасно, – с довольным видом протянул Мартин. – Значит, мне все-таки удалось кое-чего достичь.

Энн прикусила губу, подумала и решила быть предельно откровенной.

– Я действительно очень благодарна тебе, Мартин, за то, что оказалась здесь, не пойми меня неправильно, – сказала она. – И ты прав, я очень устала. Но есть еще кое-что. Я не хочу, чтобы между нами что-то было, – даже если у тебя есть такое намерение, в чем я сомневаюсь. Моя и твоя жизни несовместимы, пусть так и останется. Поэтому, если я стараюсь держать дистанцию между нами, то только из чувства самосохранения, вот и все.

Он подошел ближе.

– Ты говоришь то, что думаешь, не так ли?

– Это избавляет от многих проблем.

– Ты, безусловно, отличаешься от всех остальных женщин. Да, я включаю в их число и Келли, – со сдерживаемой яростью проговорил Мартин.

Он стоял так близко, что Энн видела, как загибаются кверху концы его ресниц, видела изогнутую линию нижней губы прекрасной, четкой лепки, по которой так хотелось провести кончиками пальцев. Ее сердце учащенно забилось, когда Мартин прорычал:

– Не могу понять, почему я дал это глупое обещание!

– Я тоже дала себе одно обещание, если тебе будет от этого легче, – со слабой усмешкой сказала она. – Держать подальше от тебя свои руки.

В его глазах заплясали чертики.

– В самом деле? Но по обоюдному согласию обещания можно нарушить.

– Нет, нельзя! Мы совершенно не подходим друг другу, а я не сторонница случайного секса.

– Я имел в виду не совсем это, – ответил Мартин. – А теперь, учитывая то, что у Мелани столь же горячий нрав, как и у тебя, нам лучше отправиться в столовую.

После ужина Мартин уложил Тори, потом они с Энн играли в шахматы в патио. В пять минут первого он весело констатировал:

– Шах и мат.

– Уф, – вздохнула Энн, – я должна была блокировать твою ладью два хода назад.

– Ты хорошо играешь.

– Меня научил Кейт, наши ночные дежурства часто совпадают. Помогает не заснуть. – Она расслабленно улыбнулась. – Поскольку я сейчас не на ночном дежурстве, пойду спать. Спокойной ночи.

Когда она отодвинула стул, Мартин встал.

– Как ты заметила, – лениво проговорил он, – я ни словом не упомянул о моем предложении. Решил оставить это на потом.

– Очень мило с твоей стороны, – вежливо ответила Энн. – Избавляет нас от ненужной конфронтации… Я целиком за.

– Есть много способов избежать конфронтации.

Не поднимая рук, он наклонился и приник к ее губам в интимном, опустошающем поцелуе. Затем перешел к ее щекам, закрытым глазам, шее. Словно откуда-то издалека Энн услышала, как он бормочет ее имя.

Она чувствовала себя обессиленной, невесомой, снедаемой жаждой, которая, тем не менее, утолялась так, как никогда в жизни. Нет, он даже пальцем не прикоснулся к ней! Энн вздрогнула и отпрянула, ее глаза казались огромными темными озерами под ночным тропическим небом.

– Нет, Мартин, пожалуйста.

– Я просто поцеловал тебя на ночь. Напрягшиеся соски обозначились под шелковой блузкой, все тело было охвачено жаром.

– Не играй со мной в эти игры! – взмолилась она. – Мы ведь в разных лигах, разве не видишь?

– Я поцеловал тебя потому, что хотел этого. А ты не ушла потому, что тоже этого хотела. Признайся, Энн.