Алек заметил как заискрились ее глаза от удивления. Он мог видеть ход ее мыслей, а если бы захотел, то смог бы и прочесть их, но он дал себе слово этого не делать. Ей требовалось личное пространство, без его вмешательства.

— Расскажи мне о себе. У тебя есть братья или сестры?

— У меня две сестры и обе замужем. У Лейлы, средней сестры, двое детей, Жаклин — моя старшая сестра, на втором месяце беременности. У меня был еще брат, но он умер четыре года назад.

— Мне жаль.

— С тех пор прошло уже много лет.

— А твои родители еще живы?

— Да, они оба в добром здравии. Отец живет где-то в Южной Каролине, мать замужем за прекрасным мужчиной и ныне проживает в Бруклине.

— Ты не поддерживаешь связь со своим отцом?

— Нет, мы не общаемся.

Их беседу вновь прервал официант, на этот раз принеся заказ.

— Спасибо, Дэвид.

— Не стоит благодарностей, Алек.

Алек заказал блюдо из фаршированных перцев. Он посмотрел на блюдо и улыбнулся, когда почувствовал исходящий от него аромат. Если бы в наше с вами время он являлся послушником, придерживающимся поста, то от такого обилия превосходной еды, у него бы случилась истерика.

— Так что произошло? — спросил Алек, возвращаясь к их прерванной беседе.

Таня медлила с ответом.

— Скажем, что в его лице, департамент по выполнению родительских обязанностей потерял самую малость.

Получив мысленный образ Таниной перепалки с отцом, Алек согласно кивнул. Ему не следовало читать ее мысли, но он жаждал знать, что делало ее несчастной. Ей хотелось общаться с отцом и иметь полную семью. Они с ней хотели одного и того же: семью. Он моргнул и быстро опустил глаза к своей тарелке, взял вилку и принялся ковыряться в перце.

— Ты близка со своей матерью?

— О, да. Время от времени мы ссоримся из-за пустяков, но мы женщины и для нас, — я слышала, — это нормально. А у тебя есть братья или сестры?

— Нет, я являюсь единственным ребенком.

— Наверное, тебе одиноко?

— Какое-то время так и было. Еще вина?

— Да, спасибо, — Таня откашлялась: — А что у тебя за вино?

— Специальный коктейль.

— Ты пьешь особый коктейль?

— Да, как видишь.

— Алек, а какое у тебя было детство?

Воспоминания о молодости вызвали у него улыбку:

— Я уйму времени потратил на переезды от своих родителей к бабушке с дедом и обратно.

— Они баловали тебя?

— В какой-то мере. Если я начинал корчить из себя большого барина, то они быстренько водворяли меня на путь истинный.

— С кем ты был близок?

— Я был близок с дедом.

— Каким он был?

— Он был хорошим, сложным, здравомыслящим, справедливым, любящим и безжалостным. Он научил меня сражаться.

— Он научил тебя сражаться? — Таня покачала головой, обдумывая услышанное. — Какому виду борьбе?

— Сражение на мечах и рукопашная схватка.

Она усмехнулась:

— И никакого каратэ?

Алек фыркнул от смеха:

— Нет, мы не вникали в суть Кун-фу или Джиу-джитсу. Я изучил старую, добрую, и не омраченную излишними принципами, борьбу викингов.

— Викинг. В это так трудно поверить.

— Знаю, что это звучит неправдоподобно. Не переживай, я не собираюсь тут же заставлять тебя принять все это, как должное.

— Какая я была в те времена?

— Ты была похожа на саму себя, как и сейчас у тебя были все те же выступающие скулы и миндалевидные глаза, окаймленные длинными ресницами. Однако твоя кожа была гораздо темнее, а волосы длиннее и непослушнее, и свободно ниспадали на плечи. Опять-таки, ты не всегда была потомком африканцев.

— Правда?

— Правда.

— А твой облик никогда не менялся?

— Я никогда не умирал. На мой взгляд, это к лучшему, что ты помнишь лишь то, что ты пережила и кем являешься в действительности.

— Почему?

— Я не хочу влиять на твои воспоминания. — Он хотел сменить тему разговора и узнать человека, которым она была сейчас: от обыденного к особенному.

— Почему тебе так нравится «Бургерама»?

— Это место, как рай земной. Тебе знакомо выражение: «Ваши артерии закупорятся, однако же, ваш дух воспарит»?

— Да.

— Это истина, но кого это волнует? Как только тот сырный соус начнет стекать по вашему подбородку — все, с этого момента вы «на крючке».

Алек слушал ее повествование о любимом гамбургере, получая удовлетворение от звука ее голоса, наполняющего его тело. Слушать ее рассуждения было не просто приятно, для него это было жизненно важно. Звук ее голоса даровал успокоение, его сердце уже не билось как раньше в бешеном ритме, ему подвернулся удобный случай узнать ее получше. Ему уже представлялся такой случай, когда она оправлялась от ран под крышей его дома. Но то была иная Таня, да и обстоятельства тоже были другими. Таня, сидевшая перед ним сейчас, выглядела соблазнительной, расслабленной и жизнерадостной.

Она была двойственной натурой. Он отметил, что ее нежный образ противоречит ее скрытой сексуальности. Эта девушка обладала чувством собственного достоинства: чтобы ни происходило в ее жизни, она все встречала прямо и с высоко поднятой головой. Ничто не в силах ее сломить.

У нее было удивительное чувство юмора для человека, оказывающего поддержку женщинам, подвергшимся насилию. Как же все-таки это должно было омрачать ее душу изо дня в день. У него сложилось впечатление, что она жила и дышала ради своей работы. Этот человек никогда не махнет рукой на свою работу.

Алек согласно кивал и смеялся в соответствующие моменты ее рассказа; улучив минуту, он спросил о ее друзьях. Ее лицо прояснилось, глаза оживленно заблестели, голос смягчился и в нем появились по-детски непосредственные нотки. Эти интонации в ее голосе ему понравились больше всего. Легко попав под обаяние ее чарующего голоса, он заслушался — с его стороны это было верхом неосмотрительности.

Алек заметил, как Шарлотта, администратор зала, кинула на Таню завистливый взгляд. Он был уверен, что его прекрасная спутница тоже заметила это. Танины глаза улавливали каждый нюанс, ничто не ускользало от ее внимательного взгляда. Это и делало ее хорошим юристом.

Таня закончила рассказ о временах своего взросления в Бруклине.

— Скажи, а почему ты не занимаешься адвокатской практикой?

— Я ненавижу выступать на публике во время слушанья дела в суде.

— Тебе не нравится публика? Весьма любопытно. Будь добра, просвети меня на этот счет.

— Я очень застенчива.

— А я и не заметил. — Перед ним открылась еще одна черта ее характера. Он это чувствовал, но не был уверен. Таня очень непростой человек, сложнее любого другого смертного, которого он когда-нибудь встречал.

— А я бы и не хотела, чтобы это стало явным для тебя. Все мои нервозы будут, как на ладони, если я буду выступать перед жюри, аргументируя судебный прецедент. Нет уж, спасибо. У меня гораздо лучшие достижения в индивидуальной работе с клиентами.

— А тебе вообще приходиться обращаться в суд?

— Да, причем во многих случаях. Я консультирую клиентов о том, как они на законных основаниях могут себя защищать.

— По-моему, ты стала бы хорошим адвокатом.

— Думаешь?

— Ты по своей природе любознательный и пытливый человек.

— Мне нравится осведомленность.

— Ты любишь осведомленность. Ты поглощаешь полученные крохи информации с такой жадностью, как если бы это являлось твоей последней трапезой.

— Мне не нравиться быть несведущей практически в любой сфере деятельности. Порою я могу быть очень настырной несмотря ни на что.

— Именно по этой причине ты и могла бы стать хорошим адвокатом. Ты бы докапывалась до сути, пока не осталось бы ничего, что стало бы для тебя сюрпризом. — Алек заметил на ее щеках легкий румянец: — Я смутил тебя?

— Я все-таки живая. Алек, а что ты хочешь от жизни?

— Я хочу быть счастливым, — «с тобою», — добавил он про себя. — А как на счет тебя?

— Я хочу быть счастливой, как мои сестры.

Их беседа продолжилась о настоящем, и они обнаружили, что у них много общего. Они оба мыслили в одном направление, и стремились к чему-то более лучшему, нежели чем то, что имели.