— В твоей душе царит Ширли Маклэйн [64]и вера в реинкарнацию?
— Ты живое доказательство того, что такой феномен имеет место быть. Знаешь, почему в качестве примера я привел губку? Я считаю, что мы родственные души, вот поэтому, мы постоянно и возвращаемся друг к другу.
На мгновение она сосредоточилась на своих чувствах, которые всколыхнула и вынесла на поверхность эта беседа.
— Почему у меня такое чувство, будто на нашудолю выпали тяжелые времена?
— Так и есть. Последний раз, когда мы были вместе, закончился ужасно.
— Что случилось?
— Никогда не проси меня возродить воспоминания о тех временах.
Потрясенная его внезапной вспышкой гнева, Таня попыталась объяснить ему, почему ей столь важно это знать:
— Алек, я…
— Никогда не спрашивай меня, — непреклонно повторил он.
Она вздохнула:
— Если все было настолько ужасно, тогда почему мы постоянно возвращаемся друг к другу? Не пора бы нам отказаться от этой затеи?
— Души должны выяснить, что стоит на их пути к счастью.
Таня не могла понять и осознать всего, что узнала; для первого раза это было уже слишком. Одну минуту она — муниципальный трудоголик: обыкновенная служащая, перегруженная работой и с мизерным окладом. В следующую — перевоплощенная душа из прошлого. «Это какое-то безумие», — подумала она. Однако же, у нее остался еще один не заданный вопрос.
— Луиза говорила, что я напоминаю Ионе женщину, которая встала между вами двумя. Это правда?
— Луиза, по большей части, не присутствовала при той драме.
— А Луиза — вампир?
— Нет, она оборотень.
— Черт! — Таня спрыгнула с кушетки. — А разве они не едят людей? Я смотрела «Вой» [65], и мне показалось, что они предпочитают нас в сыром виде.
— Оборотни не едят человечины, вы им не по вкусу. Оборотни, как и вампиры, были и есть цивилизованной расой в течение многих столетий. К слову, вампиры тоже безвкусны. — Крепко удерживая Таню за плечи, он усадил ее на кушетку. — А теперь успокойся.
Таня старалась не трястись от волнения, но было уже поздно. У нее задрожали руки и она вспотела. Вспотеть в присутствии такого «орла» не самая лучшая идея. К несчастью, Алек пристроился рядом с ней на кушетке, заставляя ее обливаться потом, как свинью перед убоем, и даже похлеще.
— С Ионой у нас была мимолетная связь, не более. Мое сердце принадлежит только Констанс.
— И все-таки ты спал с ней?
— Я не безупречен.
— Почему ты до сих пор с ней живешь? Я знаю, что ты можешь позволить себе купить любую дорогостоящую квартиру в этом городе.
— Мы с ней построили этот дом в 1880-ом году. Он принадлежит мне, равно как и ей.
— Одно из двух: либо ты истинный джентльмен, либо я самая круглая дура каких видел свет. — Она то и дело наступала на одни и те же грабли. Это была история ее печальной, жалкой и несуществующей личной жизни.
— Таня, я могу пересмотреть свой образ жизни.
Под его напряженным взглядом, она с трудом могла подобрать слова:
— Т-ты сделаешь это ради меня?
— Я охотно сделаю это длятебя.
— Ведь ты прожил здесь многие годы? — в ее голове до сих пор не могло уложиться, что он готов съехать из этого дома ради нее. Радинее!А кто она ему? Напоминание об утраченной любви?
— Да, с переменным успехом на протяжении веков.
— Ты готов оставить эти хоромы ради меня?
— А тебе не хочется поближе познакомиться с нами?
— Да, мне хочется получше узнать обо всем этом.
— Тогда это оправданное решение.
Таня зачаровано смотрела на огонь. Она разговаривает с вампиром, с которым знакома, но которого даже не знает, и который идет на жертвы ради нее. Девушка, как зачарованная взирала на желто-оранжевые всполохи пламени в камине. Огонь!
— Я думала, вампиры не любят огонь?
— Тебе предстоит многое познать, любимая, и, по-моему, я знаю способ как ускорить этот процесс.
Россия, 1570 год
Над Идой Батори [66], дворянкой и вампиршей, состоялось судебное разбирательство по покушению с целью убийства и совершенные убийства молодых девушек в деревнях, прилегающих к замку. Она похищала несчастных юных созданий, выкачивала из них кровь и купалась в ней, задавшись целью навечно остаться молодой и красивой. Она нарушила один из наших самых священных законов: « Никогда не охоться на безвинных». Мой царственный кузен, заточил ее на всю оставшуюся жизнь в Вакаровской башне. Она отделалась малой кровью. Я же уничтожил бы ее прямо на месте, в лесу.
Глава 10
Впервые за многие годы Алек нервничал. Даже в свое первое сражение на поле боя Туманного Альбиона он и то не был так взвинчен.
Стоя перед зеркалом, Синклер поправил воротник пиджака, завернул белоснежные манжеты французской рубашки [67]. Отвернувшись от зеркала, он окинул взглядом свой гардероб с разноцветными рубашками и галстуками. Вытянув из всего многообразия один галстук и рассмотрев его расцветку и узор, он, чертыхнувшись, захлопнул дверцу гардероба. Алек ненавидел галстуки. Переживая, он тяжело вздохнул.
Алек нанес гель на свои непослушные волосы, пригладив их назад, от чего вдовий мыс [68]на лбу стал более заметен. Но его волосы противились «умасливаниям» геля, став еще более волнистым.
— Расслабься, Алек, — сказал он себе, не желая опоздать на первое свидание с Таней.
Это был тот редкий вечер, когда он был один в своем особняке. Все были чем-то заняты. Это избавляло его от разъяснений куда и с кем он идет. Временами, он и его ковен бывали настолько «сплочены», что ему даже не удавалось расслабиться в глубоком мягком кресле с книгой.
Алек схватил ключи и запер за собою дверь. Сегодняшним вечером он не обращал внимания ни на Музей современного искусства, ни на людей, идущих рядом с ним. Все его мысли были лишь об одном: он дождался замечательного первого свидания с единственной, вечно любимой и неотъемлемой частью своей души.
Он загодя позвонил в ресторан, удостоверившись, что отдельный кабинет будет готов к их приходу. В ресторан Алек отправился на собственной машине — сегодняшним вечером ему хотелось полнейшего уединения.
Он ехал по ФДР магистрали [69], открывшийся перед ним вид был изумителен. Ему нравилось, как выглядит Манхэттен в ночное время. Миллиарды огней обрисовывали мосты и небоскребы. Как же увлекательно находиться в Нью-Йоркской толкотне и суете, в безумном ритме всего живого. Алек задавался вопросом: чувствует ли Таня то же самое?
Он достиг Манхэттенского моста и выехал на Проспект Парквэй, почти доехав до ресторана. Его переполняло волнение, пальцы нервно постукивали по рулю. Подъезжая к Проспект-парку, он мельком заметил запозднившегося всадника на лошади. Найдя место для стоянки, Алек припарковался перед ее домом. Он приблизился к парадному входу дома и нажал номер Таниной квартиры. «Входи», — раздалось из домофона. Войдя в вестибюль, он написал свое имя в гостевой книге, сел в кресло и принялся ждать.
Алек кинул взгляд на часы: уже прошло пять минут. «От чего она так задерживается?» — хотелось бы ему знать. Он поднялся из кресла и выглянул в высокое, в стиле «арт-деко», рамочное окно вестибюля. Снова посмотрел на часы. Алек чувствовал, как усиливается ее предвосхищение от предстоявшей встречи. Ее чувства могли составить конкуренцию с его. И с чего они так волнуются? В прошлом они проделывали это сотни раз.
— Первое свидание?
Алек повернулся лицом к охраннику:
— Как вы узнали?
— Я сужу по вашему виду. Вы ждете и нервничаете. Я не ошибся?