Дети никогда не спекулировали на тайне своего рождения. «Мы знали, что Лиза и Моника были подкидышами, что их обеих бросили у двери дома Фрицля, когда они только родились, совсем как в библейской притче, – сказала их одноклассница. – Но мы никогда не говорили с ними об этом. В самом начале учебы Лиза рассказала нам эту историю, но мы больше никогда не вспоминали о ней из вежливости и уважения. Фрицли были для них мамой и папой, Розмари посвятила себя материнству. Йозеф никогда не приезжал на родительские дни, и Лиза никогда не упоминала о нем. Розмари всегда поощряла ее занятия флейтой и спортивные тренировки».
Лиза училась ровно и хорошо, изучая английский, математику и естественные науки в классе из тридцати человек, и покинула школу в 2007 году. На выпускной фотографии она спокойна и выглядит так, словно ничто в мире не могло ее потревожить.
«С классом Лиза ездила во все поездки и на все экскурсии, – вспоминал ее школьный приятель. – Она была нормальной, радостной девчонкой, не вундеркиндом, но очень забавной. Она всегда могла рассмешить нас на уроках и была очень общительной».
Когда в 2007 году ее класс оканчивал школу, они устроили большую вечеринку. «Было в самом деле очень весело, и Лиза чудесно выглядела в своем платье, – рассказала ее подруга. – Но потом мы разъехались, и я ничего не знала о ее планах на будущее». Никто не мог предугадать, какой чудовищной окажется правда о ее появлении на свет, о котором вежливые приятели не решались упоминать и которая выйдет наружу через каких-то девять месяцев.
Моника подавала большие надежды в музыке, и двадцатилетний Карл Датинг, местный пожарник-волонтер, вспоминал, что она набрала великолепный результат по тесту о пожарной безопасности, который он давал ей в школе. Александр также играл на трубе, и горожане знали его как доброго мальчика, который помогал по хозяйству женщине, которую звал «мами».
Приходя в подвал, Фрицль показывал Элизабет фотографии Лизы, Моники и Александра и рассказывал о школьных успехах ее детей. Он бессердечно описывал ей и деревья, и цветущий сад, в то время как она оставалась запертой в стенах своей тесной сырой камеры.
Когда Керстин и Стефан выросли, Фрицль очутился перед тремя взрослыми людьми, запертыми в подвале, которые – как знать – могли бы и перебороть его. Правда, Элизабет потом объяснила, что из-за условий, в которых их содержали, они были слишком слабы, чтобы противостоять Фрицлю. Даже восемнадцатилетний Стефан был чересчур немощен, чтобы одолеть стареющего мучителя.
«Они сами не верили в то, что им хватит силы побороть меня», – сказал Фрицль. Но своим господством над ситуацией Фрицль был обязан не только ужасающим условиям, в которых пребывали его дети. Было, с его точки зрения, и более веское обоснование. Его личный авторитет. «Было не так сложно предотвратить их побег, – признался он. – Я был и всегда оставался лидером».
Он был, по его словам, фюрером – вожаком, и, как тот самый фюрер, он держал их под контролем, он вел их к катастрофе под предлогом того, что спасает дорогих ему людей от худшей судьбы. И все же нельзя не добавить: «Еще им нужен был код, который отпер бы им дверь, а у них его не было. Они никак не могли выбраться».
Также они помнили, что если они попытаются обезвредить его или сбежать, в комнату будет пущен ядовитый газ. Дверь была подключена к высоковольтному источнику электричества, и каждого, кто дотронулся бы до нее, ударило бы током. И он снова и снова изводил их напоминаниями о безнадежности их заключения: «И вообще, только я знал код от пульта управления, который мог открывать и закрывать дверь из подвала. Я сказал им, что им никогда не выйти за эту дверь, потому что от удара током они могут умереть».
Но Фрицль, тем не менее, был человеком – по крайней мере, ему так казалось. Он уверял, что каждый раз, покидая подвал, он активировал механизм замедленного действия, который должен был открыть дверь, если он погибнет или попадет в аварию и не сможет вернуться накормить свою вторую семью. Однако не было найдено и намека на подобное приспособление. Фрицль также установил в подвале генератор, чтобы у его тайной семьи было электричество даже тогда, когда оно отключалось в главном доме, но запас кислорода в подвале был настолько ничтожен, что даже если бы вытяжка вентилировалась, сложно представить, что пленники не умерли от удушья, случись им использовать этот генератор.
Сексуальное насилие не прекращалось. Керстин и Стефан были уже подростками, а Фрицль продолжал насиловать их мать у них на глазах. Из-за этого Элизабет было еще тяжелее терпеть такую низость. В 2003 году она родила седьмого ребенка – Феликса – от своего отца, которому на тот момент стукнуло 68 лет.
На этот раз, один-единственный, Фрицль помог Элизабет принять роды, но именно теперь она в нем и не нуждалась. Прежде ей все время приходилось рожать одной или с маленькими детьми на руках, от которых едва ли стоило ждать помощи. Они были даже скорее помехой, потому что их пугали родовые муки, которые испытывала их мать. Но когда Элизабет рожала Феликса, у нее под рукой было два заботливых помощника в лице четырнадцатилетней дочери Керстин и десятилетнего сына Стефана, которые уже видели, как рожает их мать, и понимали, что происходит.
Когда Феликс появился на свет, Розмари было уже 63 года и она была слишком стара, чтобы поднять на ноги еще одного ребенка. Кроме того, руки у нее уже были заняты тремя сорвиголовами, которых ее муж вытащил из подполья прежде. «Розмари не могла воспитать еще одного ребенка», – сказал Фрицль в полиции во время своего ареста. Так что Феликс был обречен влачить свои дни в подземелье вместе со своими старшими братом и сестрой, не видя солнечного света и не узнав хотя бы относительной свободы, знакомой его братьям и сестрам, которых отец вытащил наверх.
Но Феликсу удача, наконец, улыбнулась. Хотя он немало выстрадал вместе со своей подпольной семьей, он провел в отцовском подвале не всю жизнь и даже не все детство. Он увидел свет не слишком поздно, чтобы успеть привыкнуть к нему и узнать его.
Пока трое «подкидышей» получали нормальное образование, Элизабет делала все возможное, чтобы научить своих заточенных детей основам чтения и письма. У них были настоящие уроки по два или три часа в день, на которых Элизабет учила их немецкому языку и математике. Но в подвале почти не было книг – только те, что Элизабет выпросила у Фрицля. Это сказалось на их чрезвычайно ограниченном словарном запасе – они запинались и с трудом вспоминали слова. Их основным источником знаний все эти годы был телевизор. Он показывал мелькающие картинки из внешнего мира, доступ к которому был им запрещен волей их бессердечного тюремщика.
В этих, невозможных на первый взгляд обстоятельствах Элизабет пыталась хоть в какой-то степени сделать детей нормальными. Она делала все, чтобы их жизнь обрела целостность, и была насколько хороша, насколько это было возможно в подземелье. С какой стороны ни посмотри, дети были воспитаны замечательно и оказались очень вежливыми и примерными. Она категорически заявила, что никогда не говорила им, что их отец на самом деле держал их взаперти. Элизабет, по словам Фрицля, оказалась «такой же хорошей хозяйкой и матерью», как и Розмари. В его понимании не могло быть похвалы больше этой.
В попытке скрасить их унылое существование Элизабет смастерила элементарные игрушки и разукрасила комнаты. Она развлекала детей, сочиняя сказки про пиратов и принцесс и напевая им колыбельные. Они любили вместе смотреть приключения по телевизору. Телевизор был единственным напоминанием Элизабет о внешнем мире. Детям он представлялся двухмерным воплощением мира грез, такого же непостижимого, как и жизнь на другой планете. Элизабет пыталась преодолеть часы чудовищной скуки, склеивая вместе с детьми фигурки из картона. Но гнетущая подвальная обстановка все равно влияла на них, делая их апатичными. Почти все время они проводили сидя или лежа. Ни места, ни воздуха для большей активности там не было.
