«Все были восхищены тем, насколько она была сильной, – сказал один из детских преподавателей музыки. – Лишь однажды в разговоре ее голос дрогнул, и она залилась слезами». Она рассказывала ему об Элизабет, о ее бегстве в секту, о том, как сильно по ней скучает.

Министр юстиции Австрии Мария Бергер признала ошибки властей: «Зная все, что мы знаем сегодня, эта легковерность была непростительна, особенно касательно байки о том, что она присоединилась к секте. Сегодня мы, несомненно, подошли бы к этому иначе и провели более тщательное расследование».

Но школьную подругу Элизабет Сьюзан Парб обмануть не удалось. «Когда начали появляться дети, я поняла, что что-то было не так, – сказала она. – Элизабет ненавидела своего отца, она никогда не оставила бы своих детей с ним».

Такой довод не приходил в голову социальным службам.

Все подозрительнее становилась свояченица Фрицля, Кристина. «Когда под дверь положили третьего ребенка Элизабет, мы попросили Зеппа попытаться разузнать что-нибудь об этой секте, на что он ответил: „Это бессмысленно“. А его слово было законом».

Его резкому ответу вторили письма, которые он заставлял писать свою дочь в подвале. Они начинались со слов: «Не ищите меня. Это не имеет смысла и только увеличит мои страдания и страдания моих детей». Одно из писем продолжало описания строгостей сектантской коммуны. «Много детей и образование здесь не приветствуются», – писала она.

Эта часть легенды отражала ее реальное положение. Странно, что ни мать Элизабет, ни ее взрослые сестры и брат, даже не видя перед собой явных подсказок, ни разу не предприняли усилий, чтобы найти автора этой тревожной записки. Их отец вдолбил им в головы мысль о необходимости образования, и Элизабет, став матерью, не смогла бы отказаться от этого.

Соседи описывали Лизу, Монику и Александра как счастливых, вежливых и хорошо воспитанных детей, хвалили их музыкальные способности. По их воспоминаниям, когда ребята забавлялись в бассейне, всюду был слышен их смех. Розмари посвятила всю себя трем новым детям в их доме. Мария, соседка Фрицлей, сказала, что она была «прекрасной женщиной», которая откладывала каждый пенни, чтобы потом купить своим детям музыкальные инструменты.

Другой сосед рассказал: «Мои дети ходили в ту же школу, что и дети Фрицлей... За ними никогда не замечали странностей».

В школе в детях отмечали их ответственность, примерное поведение. Они выглядели счастливыми и хорошо ладили со сверстниками. И все же кое-кто из одноклассников теперь припоминает некоторые их странности. «Девочки Фрицль и их брат в школе всегда держались несколько особняком, – вспоминал позже их школьный товарищ. – Они жили как будто отдельной жизнью».

«Розмари отчаянно хотела помочь детям хорошо начать их жизнь с достойной матерью и отцом, – рассказывал друг семьи. – Поступок Элизабет приводил ее в замешательство и причинял глубокую боль».

Воспитанные строгим, но великодушным на вид дедушкой и заботливой Розмари, дети вели размеренную жизнь, наполненную спортивными тренировками, уроками карате, музыки и школьными дискотеками. Когда Лиза только начала ходить в школу, то звала Фрицлей мамой и папой, но учителя сказали Розмари, что она должна объяснить детям, как обстоит дело в действительности, иначе позже, когда они узнают истину, у них возникнут проблемы. Так что летом 2000 года Розмари рассказал детям о необычных обстоятельствах их усыновления.

«Она привела психолога, чтобы усадить их и поговорить об этом, – вспоминает друг семьи. – Потом она устроила праздник, чтобы поднять им настроение после таких новостей. С тех пор она и Фрицль стали для них „оми“ и „опи“ – бабушка и дедушка».

Но говорили также, что дети по-прежнему звали Фрицлей мамой и папой, и не подозревая, что Фрицль был их отцом и на самом деле.

Деликатный выход Розмари из ситуации и семейный праздник, тем не менее, обеспечили детям некоторый комфорт. Не зная истинных обстоятельств своего рождения, Александр холодел при мысли о том, что его мать может вернуться из своей безумной секты и похитить его. Ему мерещилось, что она тайком прокрадывается в дом посреди ночи и выхватывает его из постели. «Он был так напуган, что почти перестал разговаривать», – рассказал друг семьи.

Несмотря на характеристику соцработников, согласно которой Йозеф и Розмари «по-настоящему окружили детей любовью и теплом», Фрицль продолжал практиковать свои жестокие методы. «Александр и Лиза постоянно были как на иголках из-за агрессивности Фрицля. В их глазах читался неподдельный ужас даже тогда, когда его не было рядом. Розмари говорила, он подавлял всех со страшной силой».

Лиза так отчаянно хотела сбежать от жизни под крышей Фрицля, что умоляла его отпустить ее учиться в закрытую школу поблизости – и он уступил. Пять счастливых лет она провела в частной школе Клостер для девочек в Амштеттене, которой заведовали католические монахини. На одном из семейных снимков запечатлена улыбающаяся Лиза перед началом учебы в школе в 2002 году в одиннадцать лет – в этом возрасте ее мать впервые подверглась насилию со стороны отца. Она окончила школу в шестнадцать, когда ее мать впервые осознала необходимость бежать из дома.

Не имея средств для поддержания хромающего бизнеса, Фрицль задумывает очередную страховую аферу. В 2003 году в доме происходит небольшой пожар и приносит убыток на 800 евро. Дом посещают два офицера, но, нарушая требования, не проводят полной проверки и не предпринимают никаких действий, хотя в 1982 году Фрицль уже был осужден за поджог, когда пламя уничтожило его гостиницу на озере Мондзее. Это дело тоже кануло в Лету.

Несмотря на бездействие полиции, пожар 2003 года окружали странные обстоятельства. «Он начался сразу в двух местах – классический признак поджога, – сообщили в полиции. – Но, несмотря на это, офицеры ограничились лишь беглым осмотром. Ответственность за халатность всецело лежит на плечах полиции. Если бы должное обследование было проведено, тайная семья Фрицля была бы найдена».

Но полиция ничего не предприняла и в двух последовавших на следующий год пожарах. В 2004 году Фрицль потерял еще 800 евро, после того как внезапно возгорелся ваттметр, и еще 2300, когда пламенем охватило его телевизор. Полиция удосужилась произвести не более чем поверхностный осмотр по каждому случаю. И вновь они упустили случай найти подвал с Элизабет и ее семьей. Возможно, они были сбиты с толку внешней благопристойностью и благосостоянием Фрицля. Такому человеку не было нужды выманивать у страховщиков такие ничтожные суммы. Но Фрицль был квалифицированным инженером-электриком, который занимался всеми техническими работами по дому. Конечно, его электропроводка должна была выстрелить.

Как будто Элизабет и ее подпольная семья недостаточно натерпелись. Вообразите, что могло бы случиться, выйди один из этих пожаров из-под контроля. Они не смогли бы сбежать; они бы сгорели заживо или, что вероятнее, задохнулись в дыму. Вряд ли Фрицль прибежал бы к ним на помощь; он не стал бы рисковать своей жизнью в огне, спускаясь вниз, чтобы выпустить их, только затем, чтобы обнаружить свои преступления. Разумнее было позволить пламени уничтожить улики. Пожарники могли изучать пепелище с целью установить причину возгорания, но они не искали бы тела. Даже если бы они наткнулись на обгоревшие останки, опознать их было бы невозможно. Дети никогда не посещали стоматолога, а зубы Элизабет давно выпали, так что медицинские записи вряд ли помогли бы идентифицировать их.

Точно так же не существовало и ни одного заявления об их исчезновении. Когда Элизабет пропала двадцать лет назад, детей у нее не было. А ее дело было давно закрыто. О Керстин и Стефане нигде не было упомянуто; никто не сообщал об их пропаже. Кроме Фрицля никто в мире не знал об их существовании.

В 2004-м, когда Моника по примеру старшей сестры поступила в школу Клостер, Фрицлю стали приходить еще большие счета за обучение и он оказался еще более стеснен в средствах. Моника, как и ее сестра, в школе почувствовала себя счастливой.