Лошадь начала хрипеть. Пеллегрю поднял плеть, подавая знак к остановке. Со стоном мужчины упали на песок. Некоторым смерть казалась милосерднее, чем эта несказанная мука.

Один из них с искаженным от боли лицом снял сапоги: набившийся в них песок стер его ноги до крови.

— Разрешите доложиться не могу дальше идти, лейтенант. — Мужчина едва держался на ногах.

Пеллегрю бросил быстрый взгляд на окровавленные ноги солдата.

— Тогда оставайся здесь, — рявкнул злобный офицер и повернул лошадь. — Встать, — прорычал он. — Всем встать и построиться в ряды по двое. Вперед марш!

Солдаты помедлили и повернулись к своим товарищам.

— Я приказал, вперед марш! — пролаял Пеллегрю и взмахнул плетью.

Колонна медленно пришла в движение. Солдат без сапог остался один в дюнах.

Солнце двигалось к горизонту. В послеобеденные часы оно сжигало землю в пустыне адским огнем. Не соблюдая рядов, отряд Пеллегрю едва тащился среди дюн. Где-то позади них лежал оазис Уаргле. Он был подобен фата-моргане и так же недостижим. Гнев Пеллегрю прошел, и он жаждал тени, воды и покоя.

Отряд наткнулся на мертвую лошадь. Она лежала, скорчив ноги, у подножия дюны. Лошади не были обычными животными в пустыне. Пеллегрю остановился, потому что на мертвом животном остались еще седло и поводья. Если уж лошадь погибла, то надо по меньшей мере спасти ее упряжь.

Он поднял плеть, но солдаты тем временем тоже увидели лошадь и остановились.

Что-то смутило лейтенанта. Он подозвал двоих солдат и вместе с ними поскакал к гребню дюны. От того, что они увидели там, кровь застыла у них в жилах. Как скошенные, на песке лежали солдаты из патруля Мервиля. Ни один из них, в том числе и Мервиль, не избежал смерти. Там лежала еще одна мертвая лошадь. Остальных животных не было.

Пеллегрю медленно спешился и подошел ближе.

Большинство солдат были заколоты копьями. У некоторых отсутствовала голова: ее снесли с плеч одним ударом.

У Пеллегрю возникло ужасное подозрение. Это не были бедуины или мелкие грабители. Тут поработали настоящие воины, которые не знали жалости. Однако где же они? Он огляделся вокруг, но ничего не смог обнаружить. Пустыня была пуста, как и прежде. Лейтенант наклонился и осмотрел следы от ног. Одни остались от солдатских сапог, другие — от сандалий. Были также следы животных: глубокие и маленькие — лошадей, плоские и широкие, раздвоенные на переднем конце, — дромедаров. Он попытался проследить эти следы, но, казалось, что они шли во всех направлениях.

У Пеллегрю по коже побежали мурашки, ему вдруг показалось, что на него направлена тысяча невидимых глаз. Он выхватил свой пистолет из кобуры и выстрелил в воздух.

— Выходите, вы, трусливые черти! Давайте бороться! Что вы за воины? Трусы!

Он поворачивался по кругу, все время стреляя из своего пистолета, пока магазин у него не опустел. Только тогда он заметил молчаливые взгляды солдат. Они стояли, окаменев, с оружием наготове, однако не было никого, против кого они могли бороться. Ветер пустыни развеял следы.

Пеллегрю одумался, спустился с дюны и снова сел на лошадь.

— Поворачиваемся! Назад марш! — скомандовал он.

— А мертвецы? — спросил один из солдат.

— Они никуда не убегут, — с сарказмом ответил лейтенант.

Мужчины встали, сняли шапки с загрязненными покрывалами, спускавшимися им на спины, и замерли в молчаливой молитве. Один из них прошел вперед и поднял французское знамя, лежавшее наполовину закопанным в песке. Им он прикрыл отделенную голову одного из мужчин.

— Вперед, солдаты! Перед лицом смерти не принято раздумывать. Вы здесь для того, чтобы умереть. Мы ничего не можем больше предпринять. Однако мы должны сделать все, чтобы вернуться назад в гарнизон и доложить обстановку.

Страх так сильно подгонял полностью обессилевших людей, что назад они шли гораздо быстрее.

Глава 37

Ворота гарнизона были широко открыты. Оттуда раздавались смех, музыка и пение. Горели два костра, и в кругу вместе с солдатами сидели бедуины. Две молодые девушки танцевали под аккомпанемент барабанов и флейт.

Часовой на одной из башен, который втайне сердился, что не может находиться вместе со всеми во дворе гарнизона, увидел приближавшийся отряд Пеллегрю. На лице у него появилась ухмылка. Мужчины так обессилели, что могли продвигаться вперед, только опираясь на свои ружья. Но странно, казалось, черт наступает им на пятки. В данный момент им было наплевать даже на танцевавших женщин племени Оулед Найл, они мечтали только о глотке воды.

За несколько сот метров от ворот Пеллегрю пришпорил своего коня и устремился во двор. Перед зданием комендатуры он спешился и даже не потрудился привязать коня, быстро прошагал внутрь и поднялся по лестнице.

Фебрез взглянул на него со смесью злости и неудовольствия.

— В чем дело? Почему вы не проводите перекличку своих людей? — выговорил он Пеллегрю.

— Комендант, докладываю о нападении туарегов на патруль Мервиля. В живых никого не осталось.

Фебрез вскочил на ноги.

— Что? Здесь? Так далеко на север они никогда еще не забирались. Вы не ошиблись?

— Нет, господин полковник.

Комендант уставился на Пеллегрю.

— Вы видели туарегов?

— Нет, господин полковник.

— Откуда же вы знаете тогда, что это в самом деле туареги?

— У части мужчин были... отрезаны головы.

Фебрез шумно выдохнул воздух. Он знал, что теперь о покое придется забыть.

— Объявите тревогу и велите тут же закрыть ворота, — приказал комендант.

Он заторопился во двор, не обращая внимания на крики запертых бедуинов и их протесты, велел увеличить число часовых на башнях и усилить патруль.

— Комендант, патруль с сержантом Булье еще не вернулся, — раздался голос одного из офицеров, находившегося на часах.

— Я знаю это, — рассерженно рявкнул Фебрез. — Наблюдайте, не появятся ли они, и в случае необходимости поддержите их огнем.

Гарнизон сковала настороженная тишина. На землю упала ночь, но патруля Булье не было видно. Не было видно и туарегов. Постепенно Фебрез пришел к убеждению, что Пеллегрю, должно быть, ошибся. Вероятно, его преследовали страхи из-за бойни, которую он учинил в лагере туарегов.

Фебрез уже высказал Пеллегрю свое неудовольствие.

Было легкомысленно злить туарегов. Несмотря на красочное описание Пеллегрю его освободительной миссии, комендант был убежден, что тот превысил свои полномочия, и надеялся только на то, что это нападение не является знаком мести голубых воинов, иначе дела их будут совсем плохи.

Когда забрезжило утро, но все по-прежнему оставалось спокойно, на душе у Фебреза улеглось. Солдаты из отряда Пеллегрю впали в сон, подобный смерти.

Тем не менее комендант бодрствовал. Потерялись двадцать пять человек патруля Мервиля, еще десять пропали без вести, и из отряда Пеллегрю не вернулся один человек. Те же, кто вернулся, были скорее мертвы, чем живы. Однако ему нужны были все, чтобы оборонять гарнизон.

Нетерпеливым движением руки Фебрез отослал красивую берберскую девушку, которая оставалась с ним на ночь. Он подумал, не стоит ли ему применить пушки.

Перед все еще закрытыми воротами началась давка. Запертые крестьяне и торговцы хотели выйти наружу.

— Сержант Пикар, пошлите всех годных к службе людей в арсенал. Раздайте боеприпасы, увеличьте количество часовых на башнях и откройте ворота, но контролируйте людей.

Только внешне казалось, что жизнь гарнизона нормализовалась. Повар торговался с крестьянами, несколько торговцев расхваливали ковры, изделия из кожи и меди. Музыканты играли в тени конюшен, и несколько берберских мальчиков помогали в уходе за лошадьми и мулами.

Комендант ощущал напряжение, царившее среди его людей. Он понимал, что малейший повод выведет их из себя.

Двадцать шесть человек потеряны, десять пропали. Фебрез почесал в затылке. Он не знал, как доложить об этом начальству. Ничто не указывало на то, что происходили какие-либо боевые действия. Вожди племен бедуинов заключили с французами мирное соглашение. Кабилы потерпели кровавое поражение. В пустыне царил покой. Или нет?