Суета на улицах Алжира была и чарующей, и пугающей. Для Дезире восточная толпа не представляла ничего необычного или опасного. К тому же город обладал определенным французским шармом. Шестьдесят лет французского господства сделали свое дело. Хотя сопротивление туземцев не прекращалось, последнее большое восстание было подавлено в 1871 году.

Эта смесь европейского стиля жизни и чарующей экзотики берберов, холодного шарма Франции и горячего дыхания пустыни опьянила Дезире. Подобно амфитеатру, дома теснились вокруг бухты, выходившей в Средиземное море. Обширные парки, дворцы, виллы, общественные здания обладали несомненным французским шиком. Между ними, подобно угрожающим перстам, в небо вздымались стройные минареты мечетей, из гавани доносился шум кораблей, разгружавшихся или устремляющихся к далеким горизонтам. Люди кишели, как в муравейнике: портовые рабочие, поденщики, торговцы, моряки. Внешность их была такой же разнообразной, как и языки, на которых они говорили. Дезире на мгновение вспомнила о библейском Вавилоне и улыбнулась, потому что ей в который раз стало ясно, что ее мысли постоянно обращаются в прошлое. Что она, собственно говоря, знает о людях — своих современниках?

Широкий бульвар, обсаженный по обеим сторонам высокими стройными пальмами, вел к нескольким внушительным зданиям. Одно из них было дворцом губернатора, другое — правительственной резиденцией. Однако не они были целью поисков Дезире. Она остановилась перед большим домом. Два пилона поддерживали импозантный портал, на котором были высечены львы. Берберские львы. Они украшали не зоологический институт, а Музей древностей Алжира. Если Дезире и могла найти где-нибудь конкретные указания на место пребывания своего отца, то только здесь.

Девушка решительно поднялась по каменным ступеням и открыла тяжелую, обитую металлом дверь. Ей был знаком несколько затхлый запах музеев. Вероятно, так пахли все музеи в мире. Ну, во всяком случае, в Париже. И здесь оказалось так же, поэтому она мгновенно почувствовала себя увереннее.

Почти инстинктивно Дезире нашла кабинет директора музея. Тяжелые ковры приглушали звук ее шагов. Хозяин кабинета Шарль де Латур заторопился ей навстречу.

— Я восхищен, мадемуазель Монтеспан! — воскликнул он и несколько раз поцеловал ее ладонь.

Несколько смутившись, Дезире отняла руку.

— Я тоже очень рада, месье директор.

Латур приглашающим жестом указал на богато украшенный кожаный стул, представлявший собой ценное произведение искусства берберов.

— Как вам нравится наш Алжир? Вы уже смогли что-нибудь осмотреть? Хорошо ли вы перенесли морское путешествие? Ах, я чувствую себя польщенным тем, что такая знаменитая женщина... гм... дочь такого знаменитого человека...

— Хотелось бы сразу перейти к делу, — начала Дезире, которой подобные предисловия были неприятны. Ей не нужна была лесть, она ожидала, что с ней будут любезны, но станут обращаться как c равной. Этот полный директор, любопытный тип, казался масляным, как и его кожа, покрытая потом. — Я предполагаю, что вы знаете, где в настоящее время находится мой отец.

Лицо месье Латура почти мгновенно поменяло выражение преувеличенной любезности на трагическое. Он развел руки и потом воздел их к небу.

— Бог знает, я его предупреждал. Он мог бы исследовать очень многое под этой крышей. Все наши фонды были в его распоряжении. Все, что только его сердце пожелает. Но нет, он хотел непременно отправиться в экспедицию, попасть в то место, откуда до сих пор не возвращалась ни одна живая душа.

— Итак, вы знаете, где он находится?

— Я этого не знаю, я не верю также, что он вообще добрался до цели. Туареги считают, что в этом месте живут духи. Даже они боятся его.

Дезире наконец села.

— Туареги?

— Да, эти злосчастные сыны пустыни, они быстры, как ветер, жестоки и безбожны. Они держат рабов, нападают на караваны, и горе тому, кто окажется в их руках. Они носят мечи и кинжалы, которыми прекрасно владеют. Их кузнецы — настоящие колдуны, они посланники самого ада.

Дезире слушала Латура с растущим удивлением. Потом покачала головой со снисходительной улыбкой.

— Вы не должны пугать меня, — сказала она. — Я уже знаю берберов по Тунису. Каждому европейцу жители пустыни поначалу внушают страх, особенно если мчатся с диким воем на быстрых лошадях. — Она рассмеялась. — Но я знаю, что все это лишь театр. В действительности они пасут верблюдов, которые пахнут чесноком и мятой, а вечером курят свой кальян...

Месье де Латур, казалось, рассердился на то, что Дезире не принимает его всерьез.

— Вы ошибаетесь, — сказал он и сузил глаза так, что они стали напоминать две щелки. Он стал похож на спящую свинью. — Вот, посмотрите сами. — Директор подвел ее к стеклянной витрине, под которой лежал искусно выкованный меч с красной рукояткой. Металл грозно блестел в свете падавших на него солнечных лучей, и Дезире невольно вздрогнула. — Они скачут не на лошадях, а на белых верблюдах, и никто не видел их лица, потому что они прячут свои дьявольские рожи.

— Почему никто не видел их лица? — полюбопытствовала девушка.

— Потому что они постоянно закрыты покрывалом. Говорят, что их кожа такая же синяя, как их покрывала. Свернутые тюрбаны закрывают их рога.

Дезире бросила нервный взгляд на меч.

— Откуда вы все это знаете, если никто не видел их лиц?

— О, есть бесчисленные донесения туземцев — арабов и евреев, берберов и негров. Они все боятся туарегов, этих разбойников пустыни, которые то и дело хватаются за свои проклятые мечи.

Дезире замолчала. Она была убеждена, что месье де Латур безмерно преувеличивает. Девушка снова повернулась к витрине. На этот раз у нее хватило мужества рассмотреть и остальные выставленные предметы.

— Что это?

Она указала на серебряный крест с филигранной отделкой и овалом посередине.

— Крест юга, — ответил директор. — Туареги носят его в качестве амулета. Он должен защищать от злых духов.

Заинтересовавшись, Дезире наклонилась.

— Он прекрасен, — пробормотала она. — Тот, кто изготовил его, не может быть жаждущим крови бездушным дьяволом.

— Ах, да не слушайте вы эти легенды, которые рассказывают о туарегах, — засопел Латур.

— Какие легенды?

— Эти романтические бредни из парижских салонов. Я уверяю вас, в них нет ни одного слова правды.

Дезире пожалела, что не вращалась в парижских салонах. Она явно пропустила что-то важное. Или по меньшей мере интересное. Однако девушка отказалась от дальнейших расспросов директора. В данный момент у нее были более насущные интересы, чем таинственные люди пустыни.

— Какова была цель экспедиции моего отца?

Латур снова развел руками.

— Пещера мертвых душ, как я вам уже говорил, где-то в горах Хоггар. Никто из цивилизованного мира ее никогда не видел. Арабы говорят о том, что там, должно быть, спрятаны бессчетные сокровища, которые туареги отдавали своим предкам в загробный мир. Стены скал разрисованы цветными картинами, эту наскальную живопись и таинственные письменные знаки никто не понимает.

— О, мой отец их поймет, — быстро возразила Дезире. — Он расшифровал египетские иероглифы и...

— Поэтому я и хотел его отговорить от этой безумной идеи. Пусть бы он расшифровывал иероглифы. Это не так опасно, как экспедиция в горы Хоггар.

— А где находятся горы Хоггар?

— Здесь! — Латур ткнул пальцем в пожелтевшую карту страны на стене у бюро.

— Это довольно далеко, — с удивлением констатировала Дезире.

— Да, к тому же только опытные караваны в состоянии пересечь пустыню. А здесь... — его палец обвел большой круг на карте, — ...область, которой владеют туареги.

Все это нагоняло страшное уныние. Однако Дезире постаралась, чтобы ее разочарование не стало заметным, и гордо подняла голову.

— Мой отец еще никогда не совершал необдуманных поступков. Я доверяю ему и уверена, что с ним ничего не случилось. Расстояние громадное, поэтому он исчез так надолго. И, конечно же, исследование наскальной живописи займет много времени.