Он не мог вернуться, не мог стереть происшедшее, не мог вырвать свою любовь из сердца. Подобно джиннам, любовь охватила его, и он знал, что никогда не избавится от нее. Не предал ли он этим своего народа? Раньше он не хотел об этом думать, но сейчас начал сомневаться. Может быть, Менахил прав, и Дезире несет с собой несчастье? Эта мысль возбудила в нем страшный гнев. Душа Дезире чиста, в этом он убежден, хотя она и не принадлежит к правоверным, по меньшей мере, она не верила в Аллаха и противилась Кель эссоуфу. Он восхищался ее мужеством, но в то же время ему было ясно, что вызов миру духов не может остаться безнаказанным. Какое бы наказание ни придумали духи, оно будет жестоким.
Аркани не поворачивался к девушке. Она скакала позади него, вцепившись в своего мехари и стойко перенося муки путешествия. Она была храброй, не жаловалась, и это вызывало у него уважение. Он отдавал ей лучшие кусочки их скудного провианта, наливал для нее самый большой глоток воды, однако не был уверен в том, что она выдержит путешествие.
Дезире! Теплое чувство охватывало его, когда он думал о ней, когда произносил в мыслях ее имя. Он желал лежать рядом с ней, ласкать ее серебряное тело, вдыхать ее аромат. Не было ничего чище, желаннее, прекраснее ее тела. Он любил ее голубые глаза, которые напоминали ему прохладное, скрытое в скалах озеро. Он любил ее длинные светлые волосы, когда их развевал вечерний ветер, они напоминали ему белые молочные облачка на голубом небосводе. Он любил веселые веснушки, которые были беспорядочно разбросаны по ее носу, как цветы в пустыне после дождя. Он любил ее голос, когда она говорила с ним на тамашеке или рассказывала что-нибудь на своем родном языке. Он любил ее светлые изящные руки, когда они нежно гладили его тело, как тогда, в воде.
Вода! Ему нельзя думать о воде. Ему нельзя думать о том, что последние два дня их путешествия у них совсем не будет воды. Он, возможно, выдержит, Тухами, наверное, тоже, Дезире — нет. Судьба предназначила ее стать топливом для пустынного костра, отдала ее смерти.
Аркани боялся смерти. Не героической смерти в битве, ведь он был воином. Он боялся постыдной медленной, мучительной смерти, предназначенной всему живому, что останется без воды. Вода! Она не имела вкуса, у нее не было цвета и запаха, и тем не менее жизнь без нее была невозможна.
Он бросил на весы весь свой опыт кочевника в пустыне. Теперь только Бог знал, куда склонятся весы. Аркани не знал куда. Вот почему он так жарко молился последним вечером, вложив всю душевную силу в призыв к Богу. Не только ради себя — он должен спасти жизнь Дезире.
Когда солнце показалось над дюнами, Аркани поднял руку и подал знак остановиться. Они приготовили лагерь, натянув одеяла между седлами верблюдов. У их теперь была тень, но не было прохлады. Путники неподвижно лежали, завернувшись в свои одежды, похожие на мумии. Сон, одолевший их, походил на смерть. Когда они проснулись, тела их невыносимо болели.
Дезире сжалась, как ежик. Когда тени дюн стали длиннее, Аркани поднялся и влил в рот девушки воды, которая стала горячей в почти опустевшем бурдюке. Она не ощущала вкуса, однако почувствовала влагу, пару капель жизни. Девушка хотела подняться, покачнулась и упала. Голову ей сдавило, и в мозгу зашумело. На четвереньках она поползла по раскаленному песку, тихо поскуливая от боли.
Тухами оседлал верблюдов. Когда солнце опустилось за дюны, они продолжили путешествие.
В раскаленной местности танцевали миражи. Они видели заколдованные озера, оазисы с пальмами. Аркани знал, что больше не может доверять своим глазам, что чувства обманывают его. Два качавшихся создания позади него на мехари, возможно, были уже мертвы. Джиннам тоже нужна вода, и они забирают ее из тела людей.
Следующая ночь опустилась над ними. Луна отвернула от них свое лицо, ее больше не было видно, возвышенная тишина пустыни превратилась в угрозу. Однако пустыня никогда не бывает безжалостной без причины. Кто обидел ее?
Аркани раскрыл глаза. Внезапно его голова прояснилась, тело распрямилось, жажда исчезла. Он поднял лицо и отодвинул свое покрывало. Прохладный ветер коснулся его разгоряченного лица. Свежий воздух был как откровение. Он повернулся к товарищам.
— Река, — крикнул он, — пустыня доносит до нас дыхание реки.
Его мехари начал пританцовывать. Под копытами поднялись маленькие облачка. Может, он беспокоился от того, что они приближались к лагерю? До оазиса оставалось больше, чем полдня пути. Верблюд под Тухами также беспокойно заиграл своими плюшевыми ушами и начал гортанно реветь.
Дезире пробудилась из мира теней, в который она убежала от нестерпимых его угроз. Занавес тьмы раздвинулся. Она крепко ухватилась за набалдашник седла. Почему они не скачут быстрее, они ведь добрались!
Наконец! Все в ней начало дрожать и трястись. К концу подходили последние запасы ее сил. Она поцелует Аркани ноги после того, как сначала выпьет глоток из реки. Река была близко, совсем близко, за следующей дюной...
Разум восставал против тумана, окутывавшего ее голову. Последним усилием воли девушка отогнала темноту, которая грозила одолеть ее. Она видела перед собой манящую картину с кувшином воды. Она пила из него! Как хорош глоток прохладной воды, он давал ей силы.
Аркани обменялся несколькими словами с Тухами. Тот ответил ему и указал рукой вперед, потом внезапно они изменили направление и объехали лагерь по большой дуге.
— Почему мы уезжаем? — обеспокоенно спросила Дезире.
Язык едва слушался ее, он стал толстым и бесформенным, как кусок мяса.
— Что-то не так, — сообщил Аркани.
— Все в порядке! — крикнула она дрожащим голосом. — Я не могу больше, я больше не могу.
И она погнала своего мехари, который перешел в галоп.
— Дезире, останься здесь, — прозвучал голос Аркани позади нее.
Но он не проникал больше в ее сознание, перед ней была последняя дюна, отделявшая ее от спасительного оазиса, и она погоняла своего верблюда. Он протестующе ворчал в такт своим шагам. Когда она приблизились к гребню дюны, Аркани и Тухами догнали ее.
Сначала они увидели столбы дыма, поднимавшиеся над оазисом от сгоревших шатров. Необычно много сильных вьючных и верховых верблюдов теснились около реки. Мужчины, бегавшие вокруг них, носили французскую военную форму. Вероятно, тут находились около пятидесяти солдат, среди них пара гражданских лиц, арабов в белых гандурах и с незакрытыми лицами. Это были проводники караванов с севера. Кто-то проревел приказы на французском языке, заглушив громкий плач женщин. Аркани погнал своего мехари и съехал по склону дюны. Тухами и Дезире последовали за ним.
Это был мираж, внушаемый им джиннами, это должен быть мираж. Девушка смотрела на солдат и все еще не понимала, откуда они пришли. Кто они такие? Что они хотят? И почему горят шатры? Внезапно она поняла, и это понимание железной клешней схватило и сжало ее сердце. С жалобным криком она сгорбилась.
— Дезире!
Как в трансе, она повернула голову. Перед ней стоял мужчина в колониальной одежде: коричневом жакете, брюках в полоску и жестких военных сапогах, на голове арабское покрывало и сверху армейский кивер.
— Дезире! Слава богу, ты жива!
С распростертыми объятиями он побежал к Дезире, которая неприязненно смотрела на него.
— Филипп? — Она сузила воспаленные глаза и качнула головой. — Как ты попал сюда? — Она все еще верила в фату-моргану, в миражи, которые затемняют ее разум и мучают ее дух. — Что тут делают все эти солдаты?
— Мы пришли, чтобы освободить тебя.
Сияющая улыбка на его лице показалась ей ухмылкой джинна. Она молча посмотрела на него.
Один из чужих погонщиков верблюдов сильно ударил ее мехари по коленям, и тот с ревом опустился.
Филипп схватил Дезире и обнял ее.
— Теперь ты свободна, моя малышка. Ты свободна!
Голос отказал ему, и он прижался лицом к ее покрывалу, затем сорвал это покрывало и безудержно зарыдал, зарывшись в ее волосы.