— То есть ты настаиваешь?

— Нет, пытаюсь философствовать. Кажется, у меня плохо получается…

Шампанское было французским, и пили его в номере Моргана. Разговор, весьма оживленный, вертелся вокруг каких-то важных вещей и интересных историй, но Дженна знала, что, так как некому записать его на диктофон, а потом расшифровать, завтра ни один из них не вспомнит, о чем шла речь.

И замечательно!

— …А когда ты в первый раз поцеловалась?

— Мне было двенадцать, родители отвезли меня на лето в детский лагерь, и там был мальчик… на год старше меня… Мы очень подружились. Убегали в лес при первой же возможности, лазали по деревьям, бегали наперегонки. А однажды он меня догнал, и как-то так получилось… Мы поцеловались. Потом страшно стеснялись друг друга. Безнадежно маленькие дети.

— …А кем была твоя первая девушка?

— …А ты никогда не мечтала прыгнуть с парашютом?

— …А я боюсь китов и кораблей. Ну что ты смеешься?

—.. А я хотел бы троих детей. Или четверых.

— …А я хотела бы выходить замуж в платье цвета чайной розы.

— Не надо, Дженна… Замуж не надо. Сделаешься стервой.

— А твоя жена стерва?

— К черту стерв. Выпьем за тебя?

— И за тебя!

Шампанское в бокале играло золотистыми оттенками прохладного заката. Красиво. Почти так же красиво, как блики света на волосах Дженны и ее улыбающееся глаза. Она всегда обворожительна, а сейчас, когда она еще и расслаблена, от нее вообще глаз не отвести.

Морган чувствовал, что трезвеет от ее красоты, а может, наоборот, это такое странное опьянение…

— Морган, мой рассудок сказал мне, что пора спать. Иначе мы никогда никуда отсюда не улетим.

— Звучит заманчиво.

— Нам завтра на работу. Я пошла. — Дженна решительно поставила бокал на стол и встала.

— И зачем непременно надо было вспомнить о работе? — усмехнулся Морган. Как ни странно, работа его сейчас волновала меньше всего. А больше всего — переливы ярких искорок в крови, губы Дженны, линия ее шеи, и очертания груди, и плоский живот, и красивые бедра…

Он встал. Надо было как-то прервать это безобразие мысли.

— Ой…, Морган, у меня голова кружится, — растерянно улыбнулась Дженна.

— Ничего, это скоро пройдет, — пообещал Морган и поддержал ее под локоть. — Давай я провожу тебя.

Черт подери, ему не хотелось ее провожать. Не хотелось отпускать ее, не хотелось расставаться на те несколько часов, что остались до утра.

— Нет, не надо. — Она покачала головой.

— Тогда оставайся, — произнес он неожиданно хриплым голосом.

Дженна удивленно посмотрела на него, а потом… поняла. Морган жадно смотрел, как она медленно, будто во сне, снимает очки и опускает на журнальный столик. Это значит «да»?

— Так как? — Он перешел на шепот. Дженна посмотрела на него затуманенным взглядом, и он почувствовал, что эта поволока в матово-изумрудных глазах — не от близорукости.

Никогда в жизни он не пробовал такого сладкого поцелуя. Взметнулся и тут же утих внутри страх безрассудства. Сколько можно бегать от себя, лгать себе, предавать себя? Она женщина, прекрасная женщина, и она достойна того, чтобы знать, как он к ней относится.

Морган притянул ее к себе, и мир перевернулся с ног на голову и закружился в бешеном танце, но ему было на это наплевать. Все — далеко. Ничто не имеет значения, кроме ее трепетного, нежного и упругого тела, которое он счастлив сжимать в объятиях.

И не осталось ничего, что могло бы помешать ему быть с ней, а ей — быть с ним, принадлежать ему. Как же сладко отдаваться полностью, без остатка, самозабвенно — и знать, что взамен получишь тысячекратное наслаждение…

Дженна проснулась, однако предпочла сделать вид, что этого не произошло. Голова была тяжелой, но почти не болела. За окнами едва-едва занимался сереньким рассвет.

Ей было тепло. Со спины, правого бока и живота. Тепло и немножко тяжело.

Ее обнимали. Дженна затаила дыхание и поняла, что в комнате все равно кто-то дышит.

Так, значит, это был не сон?!

Если бы у нее было «больное сердце», как у Кэт, оно точно остановилось бы. Но с сердцем у нее все было в порядке, да и с другими органами тоже… наверное, кроме мозга… Но от безумия, увы, не умирают. Так что придется жить дальше. С мыслью о том, что переспала с собственным боссом.

Жизнь несправедлива. Впервые за несколько лет проснуться в объятиях мужчины, причем не просто мужчины — любимого! — и при этом чувствовать себя распоследней дрянью.

Хотя почему несправедлива? Все так и есть. Нечего было затаскивать в постель… ну ладно, прыгать в постель своего женатого босса.

От этой мысли Дженну скрутила боль, больше похожая на тошноту. Сегодня же он вернется к жене. К женщине, которую когда-то перед алтарем поклялся любить и уважать. А ей возвращаться в пустую квартиру и лелеять воспоминания о прошедшей ночи. И поделом, потому что никто ее не заставлял…

Никто и ничто, кроме любви. Вино — это только предлог, маленькое оправдание перед совестью. А оправдываться — недостойно.

Черт подери, признай, Джен, что ты мечтала об этом с первой же минуты, когда увидела Моргана. Ах, не надо было столько пить…

Дженна роняла на подушку слезы. Ей было тоскливо, потому что все уже в прошлом, ей было жалко, потому что она плохо помнила произошедшее, ей было безмерно печально, потому что единственное напоминание — легкий след чувственного наслаждения в теле — истает совсем скоро.

И было стыдно. Сразу перед всеми. Перед Морганом, перед собой, перед его женой, перед родителями, Кэт и Мелиссой, и перед Господом Богом.

Ладно. Ей даже, наверное, не придется придумывать искупление. То, что ждет ее в самом ближайшем будущем, — достаточная мука.

Дженна стала осторожно выбираться из постели.

— Не уходи, — пробормотал Морган.

Милый, ну как же «не уходи»?! Что будет, если я останусь? У Дженны сжалось сердце. Может быть, снова будет секс. Может быть, неловкость и угрызения совести — с обеих сторон.

А он не открыл глаз. Вдруг он думает, что провел ночь, как и положено, с женой?

Дженна закусила cy6y и стала тихо, с осторожностью талантливого разведчика подбирать с пола свои вещи и одеваться. Труднее всего было найти сумку. Часов Дженна не нашла. Настенные показывали семь пятнадцать. Полтора часа до вылета. Отличненько. Есть время принять горячий душ, смыть с себя запах Моргана и выпить чашку кофе. Может, даже с коньяком. Нет, с алкоголем покончено!

Дженна вышла из номера и на цыпочках прокралась к своей двери. Горничная-китаянка с тележкой чистого белья покосилась на нее равнодушно. Еще бы, ее глаза и совесть привыкли и не к такому.

Задача номер один: заглушить угрызения совести. Надо придумать что-то такое, что позволит ей смотреть в зеркало без желания отхлестать себя по щекам и подставить лицо еще кому-нибудь для того же самого.

Задача номер два: придумать, как дальше разговаривать с Морганом. Жизнь и так рискует превратиться в ад.

Морган перевернулся на живот. Простыня была теплой. Подушка пахла духами. Ваниль и жасмин. Морган улыбнулся сквозь сон: так пахнет сказка. Так пахнет Дженна.

Дженна…

Морган открыл глаза: ее не было.

Черт! Он прислушался: в ванной — тишина. Ее вообще нет в номере.

Раздался стук в дверь.

— Да?!

Морган не успел благословить небеса за то, что ему вернули Дженну так быстро: на пороге возник молоденький парнишка в форменной одежде отеля:

— Для вас заказан завтрак, сэр! — с испуганной улыбкой оправдался юноша.

— Я не заказывал.

— Мисс Дженна Маккалистер заказала.

— Хорошо. — Имя Дженны действовало на него как бальзам. — Чаевые включите в счет…

— Да, сэр. Приятного аппетита. Мисс Маккалистер просила напомнить, что до вылета чуть более часа. Такси будет ждать через пятнадцать минут.

— Спа…

Дверь уже закрылась.

Какого черта она не пришла сама? Собирается, наверное, успокойся, Морган.