Пятно походило на большой горшок вареного шпината. Приглядевшись, Танстоун заметил, что темно-зеленая масса вроде как булькает. Он попытался потрогать «варево» кончиком трости.
— Не надо, — предупредил Брейси, но Танстоун уже сунул трость в булькающую жижу.
Через секунду что-то с силой вцепилось в трость и потянуло ее вниз. Танстоун напрягся, поднатужился и с трудом вытащил трость. В том месте, где она коснулась болотной жижи, образовался небольшой водоворот. Он услышал, или ему почудилось, приглушенный вой.
— Когда мы здесь поселились, я тоже было попробовал, — сказал Билл Брейси дрожащим голосом. — Ткнул туда мотыгой, и мотыга прямо-таки выскочила из рук. Я и глазом не успел моргнуть, как она утонула.
— Оно не взяло мою трость, — отозвался Танстоун. — Так почему же оно утащило вашу мотыгу?
— Сам удивляюсь. Но больше шутки шутить с этим не собираюсь. — Лицо Брейси помрачнело. — Мы с Прю переехали сюда из Нью-Йорка. Уж больно дешевый был дом. Она рисует. Сейчас расписывает стены в новом здании городской почты. Я работаю по металлу: медь там, олово — и продаю свои вещи. Миссис и мистер Трамбл просто мечтали сбагрить этот дом, так что мы купили его практически задаром. И они сказали мне то, что я вам уже говорил: оставьте в покое эту выгребную яму. Мистер Трамбл так и заявил: «Не трогайте ее, и она вас тоже не тронет».
— Но ведь вы же утопили там мотыгу, — напомнил Танстоун.
— Да, сэр, — опустил голову Брейси. — Но в тот же день ближе к вечеру мы услышали странные звуки. Что-то типа рычания. Я хотел было пойти проверить, но Прю меня удержала. Она так испугалась, что стала молиться. Больше мы не совали свой нос куда не надо. Как насчет того, чтобы выпить, сэр?
— Дайте мне еще минуту, — попросил Танстоун.
Он внимательно изучил внешнее кольцо. Это была полоса голой твердой земли наподобие обожженной глины. Танстоун снова прикинул на глаз диаметр пятна. Круги такого размера часто встречались в делах о колдовстве. Они должны были быть достаточно большими, чтобы тринадцать колдунов могли встать вместе, а может даже, и устраивать свои пляски. Круги всегда таили в себе загадку. Не важно, были ли они древними или вновь появившимися.
Танстоун повернулся к Брейси:
— А вот теперь, пожалуй, не откажусь пропустить стаканчик.
Они вернулись в дом и вошли в маленькую уютную комнату. Там стояли стол со стульями и диван, накрытый ярким индейским одеялом. В углу был небольшой камин. Прю Брейси смешивала у стола коктейли.
— Я объяснил мистеру Танстоуну, почему нам посоветовали не трогать это пятно, — сказал Брейси.
— Не уверен, что его следует оставить в покое, — произнес Танстоун, потягивая коктейль. — Позвольте мне рассказать вам о том, что я узнал сегодня в здании суда.
Он сверился со своими записями разговора с секретарем Пакером и процитировал выписку из судебных архивов по делу Кретта Мэрроуби, имевшему место много-много лет назад. В то время, когда США еще были колониями, согласно указу короля Георга II от 1735 года, обвиняемые в колдовстве приговаривались к смертной казни. Но Мэрроуби было предъявлено столько противоречивых обвинений, что было решено посадить его на год в тюрьму, с тем чтобы каждые три месяца выводить на главную площадь и выставлять к позорному столбу. Казнили же его в результате по обвинению в убийстве священника местной церкви преподобного Герберта Уолфорда.
— И похоронили Мэрроуби за церковной оградой, — закончил Танстоун.
— Вероятно, они решили, что он одержим дьяволом, — предположил Билл Брейси. — И это все, что у вас есть по этому делу?
— Выходит, что так, — ответил Танстоун. — И все же я рассчитываю на большее. Мистер Пакер говорил об одном старожиле по имени Ритсон…
— Ах, этот, — не слишком вежливо перебил его Билл Брейси. — Он один из тех мерзких, сварливых старикашек, которых в детстве, наверно, поили не материнским молоком, а уксусом. Когда мы только сюда приехали, то попытались с ним подружиться. Но не тут-то было. В жизни не встречал такого желчного старикана.
— Ну, это я как-нибудь переживу, — сказал Танстоун, поднимаясь из-за стола. — Пожалуй, пойду. Но у меня к вам одна просьба: позвольте мне вернуться и переночевать у вас.
Прю подняла на него свои хорошенькие глазки.
— Ну у нас, вообще-то, нет свободной комнаты, но, если вам негде остановиться, этот диван в вашем распоряжении.
— Я забронировал номер в мотеле Салливана, но сегодня вечером мне необходимо быть именно здесь. Диван вполне подойдет. — Танстоун направился к двери. — Спасибо за все. Давайте принесу что-нибудь на ужин. Куплю в городе.
Танстоун направился в ресторан при мотеле Салливана, так как, по словам Пакера, старый мистер Ритсон был завсегдатаем этого места. И действительно, в баре сидел тощий сгорбленный старик. Должно быть, Ритсон. Он был в поношенной черной одежде, прямо как помощник владельца похоронного бюро. Седые космы торчали во все стороны. Длинный нос и острый как кинжал подбородок. Танстоун опустился на табурет рядом с ним. Он попросил бармена принести двойной бурбон с водой, а затем повернулся к старику:
— Полагаю, вы мистер Ритсон?
Старик поднял на него злобные глазки-бусинки и прошамкал запавшим ртом:
— Выходит, вы знаете, кто я такой. — (Такого сварливого голоса Танстоун еще в жизни не слышал.) — А я знаю, кто вы. Вы тот парень Тарстон, который приехал, чтобы совать нос в чужие дела. Кхе-кхе. И вы явно хотите у меня что-то спросить.
— Да, — невозмутимо ответил Танстоун. — Я думаю, что не мешало бы спросить у вас, что вы желаете выпить.
— А? — Старик прямо-таки сверлил его крошечными глазками. Затем бросил взгляд на свой пустой стакан. — Мне то же, что и вам.
Бармен принес напитки. Ритсон жадно отхлебнул. Танстоун поднял стакан, но не сделал ни глотка.
— Мне сказали, что вы знаете о делах давно минувших дней, мистер Ритсон, — начал он вторую попытку, — О деле человека по имени Мэрроуби, много лет назад повешенного за убийство и похороненного здесь.
Старик нахмурил редкие седые брови и недружелюбно взглянул на собеседника:
— Какого черта я должен вам что-то рассказывать?
— Воля ваша, — сказал Танстоун, — но тогда мне придется обратиться к мистеру Пакеру, секретарю суда.
— Пакер? — взвизгнул Ритсон. — Что он может знать? Черт, мистер, он ведь даже не из этих мест. Он и истории-то города толком не знает, а может лишь языком молоть.
— Но если вы не хотите со мной разговаривать, я вынужден буду добывать информацию из других источников.
— Ну, и какую информацию Пакер может вам дать? Послушайте, мистер, мои предки жили здесь с основания города. И я, естественно, знаю все о деле Мэрроуби. Когда я был мальчишкой, моя прабабка рассказала мне, что слышала от своего деда, который был в ту пору еще совсем юнцом. По моим прикидкам, более двухсот сорока лет назад.
Ритсон опрокинул в себя остатки виски.
— Принесите джентльмену еще, — попросил Танстоун бармена, положив деньги на стойку. — Ну, мистер Ритсон, и что именно вы слышали от вашей прабабушки?
— Давным-давно это было. Они вздернули Мэрроуби за колдовство. Тот мог переносить еду со стола других людей в его собственный дом. Заставил девушку променять своего парня на него. И за все эти фортели получил только год тюрьмы.
— Но его же в конце концов повесили, — уточнил Танстоун.
— Так-то оно так — вздернули выше некуда, — подтвердил Ритсон прежде, чем сделать второй глоток. — Поговаривали, что он убил проповедника — запамятовал его имя, — который отлучил его от Церкви.
— Проповедника звали Уолфорд, — вставил Танстоун.
— Как бы там его ни звали, а умер он от удара ножом в сердце. Тогда в доме Мэрроуби они нашли восковую куклу проповедника, проткнутую иглой.
— А где был дом Мэрроуби? — спросил Танстоун.
— Ну, там, за домом Трамблов, в котором теперь поселились те пришлые ребята. Может, они и не нашли доказательств, но Мэрроуби признали виновным. И соорудили виселицу во дворе суда, и вздернули его. — Ритсон отхлебнул виски. — И слышал я кое-что еще. Он стоял на эшафоте и признавался в колдовстве и убийстве. Он сказал, что должен покаяться или иначе отправится прямиком в ад. Куча народу собралось поглазеть. Так он их предостерегал.