Он долго и свирепо плескал на себя ледяную воду, утерся, медленно отнял полотенце от лица, непонимающе глядя в зеркало. К черту, к черту, Новый год — и в Эмираты, и знать ничего не хочу…
«Олежка, твой мобильный!..» Определитель пасовал. Олег сбросил звонок.
У Зои Лосевой по-прежнему предлагали положить трубку.
До Кратова от Москвы на машине было минут сорок. Плоско, бело, серо, безлюдно, почему-то одинаково бедственно выглядящие (даже когда вполне опрятные) домики, «ПРОДУКТЫ ТАБАК НАПИТКИ 24», одинокие алкаши, мерзнущие на пустых автобусных остановках. Посвист электрички с недальней железной дороги. Здешний центр: кирпичные многоэтажки, очередь бабок с колясками у закрытого детского магазина, глухой забор рынка. Из полудюжины таксофонов — ни одного целого.
Дальше, за развязкой, справа от дороги потянулись решетчатые металлические ограды с колючкой поверху. Раньше тут были испытательные площадки почти всех ведущих авиационных КБ — что-то теплилось даже сейчас. Туполевские «проходные»: шлагбаум, ворота, будка.
Станислав Лужин числился в маленькой местной охранной фирмочке — ее директор, он же кадровик, такого прекрасно помнил. Хмыкнул сочувственно-пренебрежительно:
— Хороший мужик Славка был, только квасил здорово. Его несколько раз уже увольнять хотели: вы понимаете, что это такое — пьющий сторож. Рано или поздно точно бы уволили… Если б он сам… не уволился, так сказать.
— Действительно во время дежурства пропал?
— Во время новогоднего! Прямо в ночь на первое число. Как, куда — никто ни хрена не понял. Взломано ничего не было. Исчез. Инопланетяне, блин, похитили… Знаете, некоторые говорят: всё, с первого января начинаю новую жизнь. Ну вот и Славка, видать, начал…
Про жену Зою директор, однако же, понятия не имел. А у него была жена? Гражданская? Ну, попробуйте поговорить с Максом Лотаревым — его соседом по общежитию. Макс там по-прежнему живет.
Общага производила сильное впечатление. Макс, провинциал, приехавший некогда штурмовать Москву, но зависший здесь, кантовался в ней уже который год. Да, поддавал Стас будь здоров. Зоя? Да нет, сколько я Стаса знал — около года, получается, — у него вообще никакой постоянной бабы не было… Он как-то не по этой части был: больше вон по той — Макс кивнул на пустую бутылку из-под «Гжелки» под столом. Лосева? Никогда про такую не слышал.
За бумажной стенкой с безысходным чернорабочим упорством жили личной жизнью: механически-равномерные бабские вопли звучали то как кваканье, то как лай…
Но круче всего тут был сортир. Бессмысленно подергав ручку сорванного бачка, Олег оглядел мельком настенные росписи. Открыл дверь, шагнул наружу… Шагнул назад, осмотрелся внимательно.
Среди полустертого мата и изображений в стиле примитивизма постоянно — на стенах, на двери, крупнее и мельче, аккуратно и бегло — повторялось давнее, большей частью совсем поблекшее, но еще различимое: четыре перекрестно соединяющиеся квадратные спирали, свастика, каждый из загибающихся хвостов которой продолжает загибаться внутрь. Картина Снежкина. И — еще какое-то неуловимое воспоминание засвербило на периферии…
Он спустился в полутемный подъезд. В светлом проеме двери стоял неподвижный мужской силуэт. Олег замедлил шаг. Остановился. Человек в дверях не шевелился. Он смотрел сюда, внутрь, на Олега — но Олег против света не видел его лица. Он вдруг остро пожалел, что даже газовой завалящей пушки у него с собой нет. «Ты понял, почему ты сдохнешь?» — живо вспомнился сдавленный телефонный голос.
Олег оглянулся: пролет наверх, пролет вниз, в подвал. Черный ход тут какой-нибудь есть?… Когда он — через секунду — опять повернулся к дверям, там уже никого не было. Под ноги, звеня по цементу, прыгало что-то маленькое. Олег припечатал ботинком, поднял — патрон… На улице завелся автомобильный мотор.
Он подбежал к дверям. Красный потрепанный «гольф», хрустя льдом луж и вздрагивая в колдобинах, выползал со двора. Олег слетел с крыльца, «фольксваген» газанул. В машине сидел всего один человек — но лица его Олег не разглядел и сейчас. Он метнулся, поскальзываясь, к своей «ауди».
Когда Олег, опасно юзя на наледях, вырулил на улицу, «гольф» был уже кварталах в четырех. На нормальной дороге Олег догнал бы этот мусорник в два счета, догнал бы и подрезал или вообще выбросил на обочину: «ауди» чуть не вдвое тяжелее… — но здешняя дорога нормальной не была. Это вообще была не дорога, а полоса препятствий. «Фольксваген» вильнул в переулок.
Невнятно матерно рыча, вывихивая руль, объезжая ямы, Олег крутил теснющими дворами, где у маленького «гольфа» появилось даже какое-то преимущество. Но его водитель этих переулков тоже не знал — так что в какой-то момент уперся в тупик. Ну все, козлина… — Олег затормозил, заблокировав ему выезд. Красная жестянка сдала задним ходом, громко протаранила мусорный контейнер, скакнула вперед, резко выворачивая вправо, разметала пирамиду картонных ящиков, вынесла секцию сетчатого рваного забора и, задрав корму, нырнула с небольшого откоса. Т-твою мать… Олег дернул рычаг коробки передач. По-собачьи зарываясь в сугробы, «фольксваген» пер через захламленный пустырь.
Они по очереди миновали свалку, стали на какой-то дохлый проселок и запрыгали по нему. Олег подтянулся, почти нагнал, газанул, чтоб нагнать совсем… его бесконтрольно повело и гулко, смачно, с лязганьем зубов врубило задом в заснеженную кучу смерзшегося песка. Он вдавил педаль — колеса провернулись вхолостую. Еще раз… Потные ладони соскользнули с баранки. Олег с усилием выпрямился. Тупо и безрезультатно погазовал.
Вынул из кармана патрон, поднес к свету. Пистолетный, довольно здоровый. От ТТ, скажем. Олег соскоблил с него ногтем бурую корку. Ухватив пальцами, с неожиданно малым усилием вынул пулю. Потряс гильзу над ладонью — пороха не было. Он повертел ее. Сзади отпечатался след бойка.
Олег откинулся на подголовник… «Гольф», как сказал Олегу знакомый мент, которого он просил пробить номер, был зарегистрирован на какого-то Владимира Рутковского…
Обыкновенный снимок «мыльницей». Два кореша-контрактника, Рейн и Холмогоров, позируют на фоне «зеленки». Если приглядеться, на правом загорелом литом плече Рейна видна небольшая татуировка. Если взять лупу, разглядишь узор — четыре соединяющиеся крест-накрест квадратные спирали.
Можно уехать за границу, можно затихариться на должности ночного сторожа, можно изображать гения всех искусств, не обладая талантом ни в одном, можно завербоваться на войну — но профессиональным боксером ты за год не станешь. А притворяться выйдет — до первого боя…
Про Наливаева в Сети было порядком, несмотря на срок давности. И не только про исчезновение. Олег ознакомился с имеющимся и опять поехал в библиотеку рыться в подшивках.
Вся карьера пропащего была, оказывается, цепочкой скандалов. Недолгая карьера, хотя и стремительная — что само по себе тогда у многих вызывало вопросы. «Почему никому не известный боксер в обход всех правил ведет бои с титулованными профессионалами?…» Кстати, бои он вел весьма успешно: победа нокаутом, победа техническим нокаутом… Ага, сговор, все куплено, о результатах договорились заранее! «Неужели деньги теперь — единственный критерий в боксе?…» В очередной раз недобрым словом поминается Дон Кинг. «Кто этого Наливаева знал всего год назад?…» Так, а вот интервью в «Спорт-Экспрессе» с самим фигурантом. «Что вы думаете по поводу обрушившихся на вас обвинений?» Андрей (пожимая плечами): «Плохо быть деревянным на лесопилке». Эта фразочка и в заглавие вынесена…
Олег посидел, глядя перед собой. Порылся в карманах, нашарил пачку «Житана», заглянул. Встал, пошел в курилку. Вытянул предпоследнюю сигарету, оторвал фильтр, примял кончик. Пацаны-студенты на него косились.
Кутузовский был отлично вычищен (правительственная трасса!), и даже машин в это время в обе стороны шло относительно немного — Олег позволил себе разогнаться (хотя вообще водителем был крайне аккуратным и даже скоростные режимы местами соблюдал). Потом поддал еще. Пошел на обгон.
