Пальцы рыцаря продолжали бессознательно поглаживать темньш переплет. И вдруг Ноэль потянула его за другую руку,

— А теперь пошли! — заявила она.

— Слушайте, перестаньте постоянно хватать меня! — сквозь зубы прорычал Бенедик, не желая показывать ей, насколько тронул его неожиданный подарок. — Я вам не ребенок и пока еще не немощный старец, чтобы повиноваться любой вашей прихоти.

Однако Ноэль, как и прежде, не обратила внимания на его недовольное ворчание, и Бенедик, не выпуская книгу из рук, потащился за нею под арочный свод. А там, со значением взглянув на ветку омелы, Ноэль настойчиво потянула его к себе. Когда между ними осталось не более пяти сантиметров, Бенедик выставил перед собой книгу и прикрылся маленьким томиком как щитом.

— Я все равно поцелую вас, — негромко проговорила Ноэль. — Это — часть моего подарка, да и вы должны одарить меня в ответ.

Но Бенедика не обманул притворно-скромный тон девушки. Он видел, что в глазах ее пляшут чертики, а» полные губы кривятся, готовые вот-вот расплыться в озорной улыбке. Чего она хочет от него? Разве не преподал он ей вчера вечером хороший урок? И разве сам себе не поклялся больше никогда не прикасаться к ней?

— Подарок вы мне уже преподнесли, — грубовато проговорил Бенедик. — А что до поцелуев, вам придется поискать их в другом месте.

Он хотел уйти прочь, но пальцы Ноэль крепко держали его за локоть.

— Боюсь, ничего не получится, ибо вы избаловали меня, сэр рыцарь!

Слова, произнесенные Ноэль прерывистым голосом, пронзили его насквозь, ожгли огнем его сердце, и он снова медленно повернулся к ней, словно желая убедиться, правильно ли понял ее.

Девушка усмехнулась и сильнее сжала его пальцы.

— Все двенадцать поцелуев я желаю получить от вас, — прошептала она таким соблазнительным тоном, какого ему еще не доводилось слышать.

Одно бесконечно долгое мгновение Бенедик в ужасе смотрел на нее, потом глаза его спустились к ее губам… губам, что были слаще вина, в чем он удостоверился накануне, губам, которые снились ему сегодня ночью…

Чувствуя отвращение к самому себе, Бенедик содрогнулся. Неужели он пошел по стопам своего ненавистного отца, который постоянно волочился за молоденькими девицами? Нет, он еще не настолько утратил человеческий облик, не настолько огрубел душой. Что может быть более презренным, чем распутство9

Бенедик нахмурился, положил руку на плечо Ноэль и, игнорируя жар в своем теле, запечатлел на лбу девушки пусть и не совсем целомудренный поцелуй, но зато такой, какой не повлечет за собой ничего более серьезного. Но вот что странно: даже от столь незначительного прикосновения дыхание его участилось, стало прерывистым, ресницы опустились, а ноздри расширились, вбирая чудесный аромат чистой девичьей кожи.

— Ноэль! А меня вы поцелуете? — раздался громкий голос Аларда. На сей раз парень не осмелился подойти близко.

Открыв глаза, рыцарь уставился на своего оруженосца. Хотя та часть его мозга, которая еще не совсем перестала соображать, подсказывала, что было бы куда благоразумнее передать Ноэль в руки Аларда и убраться к себе, он сильнее сжал пальцы на плече девушки, удерживая ее возле себя.

— Нет, — ответила Ноэль, не отрывая блестящих глаз от Бенедика. — Я еще не получила поцелуя от моего рыцаря.

То, как она только что в некотором роде заявила на него свои права, тронуло Бенедика, но одновременно и раздражило его.

— Я не женюсь на вас, — хрипло проговорил он.

— Но поцеловать-то вы меня можете? — спросила Ноэль и, никого не стыдясь, обеими руками обняла его за шею.

От резкого движения белокурый локон упал на ее нежное лицо, Бенедик осторожно отвел его, но не выпустил, а стал вертеть между пальцами. Удивительные волосы, думал он, такие теплые и… живые…

Время замедлило свой бег, а потом и вовсе остановилось, свет в зале померк, шум и смех утихли. В этот момент Бенедику казалось, что именно Ноэль ждал он всю свою жизнь, что спасение его так близко, совсем радом, и это не кто иной, как Ноэль.

Искушение обнять ее было огромно, но Бенедик колебался, стараясь держать себя в рамках приличий. И тогда Ноэль решила взять инициативу на себя: привстав на цыпочки, она прижалась губами к его рту.

И мгновенно кровь Бенедика закипела, мысли смешались, а все преграды, сдерживавшие его до этой секунды, исчезли в волнах чувственного наслаждения. Сейчас он ощущал лишь сладость губ Ноэль, тепло ее объятий — и понимал, что она и есть тот свет, что выведет его из окружавшей доселе тьмы. И Бенедик перестал сопротивляться: погрузив пальцы в ее локоны, он глухо застонал, не отрывая от нее губ. Подобного блаженства он не испытывал никогда.

Только книжка между ними мешала ему стиснуть Ноэль в своих объятиях, чтобы полнее насладиться ее мягким податливым телом, а жалкий остаток здравого смысла удерживал от того, чтобы не овладеть Ноэль прямо здесь, на каменном полу своего замка, на глазах у слуг и гостей.

Безумию положили конец пронзительный хохот одной из девиц и бесцеремонное напоминание Аларда, что и другие ждут своей очереди целоваться под омелой.

Тяжело дыша, Бенедик оторвался от губ Ноэль и потерся лбом о ее белоснежный лоб. Пальцы его, все еще удерживающие подаренную книгу, были крепко прижаты к высокой груди девушки, и он ощущал, как сильно бьется ее сердце. Вздрогнув, рыцарь решил, что нужно немедленно отпустить Ноэль, пока он снова не потеряет голову. Но даже сейчас, когда окружающая действительность вновь стала доходить до его сознания, он хотел лишь одного: схватить ее на руки и поскорее унести в свою спальню. И держать рядом всю оставшуюся жизнь.

Это открытие, это яростное, но абсолютно неприемлемое желание настолько потрясло Бенедика, что он наконец оттолкнул Ноэль. Он повернулся и, не оглядываясь на девушку, пошел к лестнице, стремясь как можно скорее найти успокоение в тиши своей опочивальни. Однако теперь он знал наверняка: отныне ему нет покоя.

Вот уже битый час Бенедик стоял у пылающего очага, попеременно то радуясь приятному теплу в своих покоях, то порываясь залить пламя водой. Сейчас он должен сохранять хладнокровие и трезвость ума, чтобы посмотреть правде в лицо. А правда ужасна, невообразима, немыслима! Бенедик запустил в волосы пятерню и громко застонал.

Он страстно желает свою подопечную!

Этой ночью его вновь преследовали эротические сны, в которых он сжимал в объятиях обнаженную Ноэль. Прекрасная, как никогда, Ноэль извивалась под ним, и он овладевал ею снова и снова…

Проснулся он весь мокрый от пота, каждая клеточка его тела ныла и требовала удовлетворения.

До боли сжав зубы, Бенедик со всей силой впечатал кулак в каменный навес над очагом. И снова перед его внутренним взором предстала вчерашняя сцена под веткой омелы. Какой позор! Вот уже дважды он сорвался, забыл о своем положении, о слове, данном самому себе, — обо всем на свете, стоило лишь Ноэль поцеловать его! У всех на виду он вел себя постыдно, как какой-то похотливый юнец, и нет ему прощения в собственных глазах.

В чем Бенедик теперь не сомневался, так это в том, что ситуация едва ли не полностью вышла из-под его контроля. Все получается совсем не так, как он задумал. Хотел проучить свою подопечную, чтобы не думала к нему приставать. И чего же в результате добился? Она удвоила свои старания…

При этой мысли Бенедик покраснел. Он… он просто не мог не ответить на ее поцелуй. Ведь он живой человек, и ничто человеческое ему не чуждо. Однако нельзя потакать ее прихотям, нужно разъяснить ей всю нелепость надежды выйти за него замуж.

Конечно, Ноэль будет не так-то легко свыкнуться с невозможностью стать его женой и хозяйкой Лонгстоуна, однако лучше расставить все по местам сейчас, не откладывая в долгий ящик, чтобы не наносить еще большую рану. С каждым следующим днем она становится все смелее, все настойчивей — и все больше привыкает к нему.

Следовательно, настало время поговорить с ней начистоту, решил Бенедик. Но как? Вернее — где? Не начинать же разговор прямо в главном зале, который она украшала с такой любовью еловыми лапами и цветами, где все дышало напоминаниями о том, какое желание загадала она на Рождество! К тому же там вечно толпятся слуги и гости. Да еще этот несносный Алард с его вечной самодовольной ухмылкой!