Один из ударов Герольт отразил на мгновение позже, чем это следовало бы сделать. Враг — удачливый, но менее опытный воин, — чуть отступил назад, чтобы нанести новый удар, но меч Герольта обрушился на него прежде, чем соперник успел понять, что произошло. Смертельно раненный сарацин рухнул.

Стрела одного из последних лучников, все ещё державшихся на балках штурмовой башни, прожужжала, подобно шершню, в опасной близости от лица Герольта, когда он перепрыгивал через сарацина, чтобы помочь товарищу, который защищался сразу от двух врагов, бравших его в клещи. Герольт видел, как его собрат споткнулся и упал спиной в перемешанную с кровью грязь. Его кольчуга под хламидой взлетела вверх и обнажила ничем не защищённое тело. На глазах Герольта один из противников тамплиера занёс копье.

Издав яростный крик, Герольт прыгнул вперёд. Его меч просвистел в воздухе как раз в тот момент, когда копье сарацина уже летело в тело лежащего тамплиера. Удар — и клиновидный железный наконечник копья, срубленный мечом Герольта, отлетел в сторону вместе с остатком древка.

Объятый ужасом, араб отпрянул, но Герольт не позволил ему схватиться за меч. Смерть настигла его. И другому сарацину, который вместе с напарником брал тамплиера в клещи, пришлось не лучше. Его кривая сабля упала вместе с его рукой, когда Герольт взмахнул мечом и ударил противника по запястью. А затем в тело сарацина вонзилась сталь обоюдоострого клинка.

Лишь теперь Герольт мельком взглянул на тамплиера, которого спас от смерти. Взглянул — и не поверил глазам: это был чванливый француз Морис де Монфонтен!

Их удивлённые взгляды на мгновение встретились. Затем их внимание вновь переключилось на врага. Сарацины сражались в боевом ходе, понимая, что здесь им придётся погибнуть. Ведь перевес уже явно был на стороне защитников Аккона. Отовсюду к ним сбегалось подкрепление. Ни одному сарацину больше не удавалось проникнуть в крепость по перекидному мосту или забраться через зубцы на стене. Штурмовая башня, спешно покинутая арабами, горела ярким пламенем.

Обе стороны по-прежнему были готовы проливать кровь до тех пор, пока на укреплениях тамплиеров не падёт последний сарацин. Но ни у кого уже не оставалось сомнений: внезапная атака сорвалась.

Аккону не суждено было пасть. По крайней мере, в это утро, первые лучи которого сверкнули над сарацинскими палатками и озарили последний крупный бастион крестоносцев в Святой Земле.

Зал, который тамплиеры с начала осады использовали как рефекториум [14], был длинной просторной комнатой с цилиндрическим сводом почти без всякого убранства. Строгий и будничный, он казался специально созданным для воинов-монахов. Его холодную строгость даже в полдень не смягчал солнечный свет, наискось падавший через высокие сводчатые окна.

В мирное время братья-тамплиеры собирались для трапезы в помещении своего собственного, укреплённого башнями замка. Но это внушительное, снабжённое самыми сильными укреплениями здание Аккона было слишком далеко от крепостных стен, чтобы отряды воинов-монахов могли прибыть туда достаточно быстро. Мощные четырёхугольные башни «Железного замка», как обычно называли постоянную резиденцию тамплиеров местные жители, да и сама братия тоже, возвышались на южной окраине города, который широким скалистым мысом врезался в светлые воды Средиземного моря. Когда город осаждало крупное войско — такое как армия султана эль-Ашрафа Халила, — отряды тамплиеров должны были всегда находиться в полной боевой готовности, чтобы по тревоге за несколько минут оказаться возле крепостной стены при оружии, в доспехах и на свежих конях. Поэтому большая часть воинов всех трёх орденов вместе с вооружением из собственных арсеналов каждого ордена должна была постоянно находиться в стратегически более выгодной цитадели. К ним относилось и это хорошо укреплённое строение внутреннего кольца обороны рядом с воротами Святого Антуана.

Ряды длинных скамеек и столов тянулись через строгий рефекториум и дополняли спартанскую обстановку. Лишь на одной стене, позади небольшого возвышения, где стоял простой стул для комтура — руководителя местной общины — висел ковёр, на котором были вытканы французские лилии. Здесь, в Акконе, который после утраты множества владений в Святой Земле оказался столицей Иерусалимского королевства, это почётное место предназначалось для великого магистра Гийома де Боже, либо для другого важного сановника.

Герольт, успевший немного поспать и отдохнуть, вместе с другими рыцарями молча ждал появления великого магистра или его заместителя, сенешаля, который должен был явиться вместе с капелланом ордена и начать трапезу. Старые длиннобородые тамплиеры стояли, согласно обычаю, спинами к стене, а рыцари помоложе — напротив них.

После яростного ночного обстрела и особенно после утреннего боя на укреплениях, ряды тамплиеров заметно поредели. В знак скорби и уважения к павшим их места не занимались во время первой трапезы после битвы.

В рефекториум вошёл в сопровождении капеллана не великий магистр, а маршал Годфруа де Вендак. Неуклюжий, здоровый как бык тамплиер стяжал славу неустрашимого бойца и тонкого политика-дипломата. В военное время на его плечах лежала даже большая ответственность, чем та, что отягощала великого магистра, — ведь ему приходилось командовать всеми рыцарями, монахами и воинами вспомогательных подразделений.

Капеллан начал читать молитву. Вслед за ним орденская братия прочитала «Отче наш». Лишь после этого тамплиеры могли занять свои места за столами. Во время трапезы в рефекториуме царило молчание, как это и пристало набожной монашеской общине. Лишь один брат читал выдержки из Святого Писания и Месяцеслова. Еду и напитки на столы расставляли одетые в белое монахи. Дымящееся мясо с овощами подавали на огромных блюдах, а разбавленное водой вино — в пузатых фаянсовых кружках.

Мясом тамплиеров кормили три раза в неделю, а по воскресеньям давали даже двойные порции. Но и трапезы, на которых рыцари могли выбирать из множества блюд, тоже были частыми. В уставе ордена было записано, что после любой трапезы должно оставаться достаточно много еды для бедных и нищих.

Пока комендант или его заместитель сидел на своем возвышении в рефекториуме, никто из рыцарей не мог вставать со своего места — разве что к этому вынуждали особые обстоятельства, вроде пожара или вражеской атаки. Дисциплина и безусловное повиновение были добродетелями, проявлять которые каждый воин-монах должен был не только на поле брани, но и в обычной обстановке.

Два тамплиера, виновных в нарушении устава, включавшего двадцать семь правил, сидели на полу с опущенными головами в нескольких шагах от столов и ели. Эти унизительные наказания подтверждали: в течение определенного срока виновные не имели права попадаться братии на глаза.

Раздался грохот упавшего где-то метательного снаряда. Хотя с наступлением дня обстрел затих, кое-где через городскую стену продолжали перелетать камни и горшки с греческим огнем. Казалось, мамелюки постоянно напоминали осажденным, что обстрел может в любой момент возобновиться, и никаких надежд на спасение у них нет. Неизвестность, предоставление осажденным новой пищи для догадок о месте и времени очередной массированной атаки — все это было испытанным оружием при осадах хорошо укреплённого и боеспособного города.

Маршал, задумчиво смотревший на деревянное блюдо и кубок, встал со своего стула. Вслед за ним, шумно двигая лавками, поднялись и другие рыцари. Все это походило на слаженное выполнение команды, в которой подчинённые повторяют действия своего командира. Завершилась трапеза совместной молитвой.

Во дворе Герольт столкнулся с Теодорихом фон Эрберсбургом. Этот болтливый рыцарь называл своей родиной места на Мозеле в нескольких милях ниже Трира. С виду он был довольно мускулист и сухопар, и хотя большой разборчивостью в еде не отличался и уплетал все за обе щеки, его измождённое лицо выглядело так, будто он недавно голодал. Молодых людей связывало какое-то подобие дружбы. Впрочем, отношение Герольта к Теодориху вызывалось скорее памятью об их общей родине, чем товарищеской привязанностью. К тому же Теодорих страдал ужасной привычкой приставать с въедливыми расспросами, постоянно все при этом забывая, и бесконечно предаваться воспоминаниям о славных битвах тамплиеров.