Лорелин сжала зубы.

— Если так, то я буду первой.

Она протолкалась мимо остальных и вышла к столу. Второй стражник как раз наливал темно-коричневую жидкость из фляги в кубок.

— Сперва жены, потом наложницы! — отрезал он. — Рабы идут последними.

— А какая разница? — спросила она, дерзко глядя ему в глаза.

— Пусти ее, — посоветовал стражник с мечом. — Эта должнаумереть в любом случае, от яда или меча, чтобы ее сообщники не освободили. Приказ Халазара.

— Ну и хорошо, — сказала Лорелин. — Я приму яд. Хотя бы сама возьму свою жизнь, а не буду умирать от меча труса.

Взяв чашу со стола, она поднесла ее к губам.

И вдруг неожиданным движением кисти плеснула все ее содержимое в лицо второго стражника.

Он заорал, схватился за лицо руками, будто в ужасе, что яд как-то впитается сквозь кожу. Ослепленный собственными дикими усилиями, он покачнулся, и Лорелин, схватившись за рукоять его меча, выдернула оружие из ножен. Первый стражник, придя в себя от изумления, занес меч — но поздно, клинок Лорелин уже вошел под его руку. Стражник рухнул на пол.

— Возьми его меч! — крикнула Лорелин Марьяне, пока зимбурийки с криками метались вокруг, еще более напоминая перепуганных овец. Уцелевший стражник свернулся в углу, постанывая от страха и держась за лицо. Марьяна поглядела на Лорелин, будто не верила своим глазам.

— Что ты делаешь?

— Надо отсюда убираться, — ответила Лорелин. — Надо помочь повстанцам. Эй, помоги-ка мне натянуть его одежду и доспехи, — она показала на убитого стражника, — а сама возьми его меч!

— Не могу, — пролепетала Марьяна, съеживаясь. — Я никогда никакого оружия не держала в руках. Это бесполезно, госпожа Лорелин, — я не так сильна, как ты, и не так смела!

— Ты должнабыть и сильной, и смелой, — отмела Лорелин ее возражения, натягивая доспехи. — Ты — царица Шурканы. Вы должны быть смелой ради своей страны, ваше величество.

Марьяна уставилась на нее, соображая. Впервые за все время плена она поняла, что смерть отца и братьев делает ее наследницей трона. Ведь Шуркана пала, и как тогда может быть наследник у трона Лотоса? Но сейчас Халазар свергнут, и она поняла наконец: она свободна — и Шуркана свободна вместе с нею.

«Царица».

Марьяна дрожащими руками подобрала упавший ятаган. Отлично уравновешенный клинок, не такой тяжелый, каким казался на взгляд, и оказалось, к удивлению Марьяны, что она ловко им владеет.

— Молодец! — одобрила Лорелин, натягивая шлем. — Да прекрати ты хныкать! — Это дрожащему стражнику. — Если бы яд должен был тебя убить, ты бы уже умер. И это ты после всех своих разговоров насчет «умереть с честью»!

Лорелин схватила флягу и, разбив оконное стекло рукоятью меча, выбросила во двор вместе с ее содержимым.

— Вперед, ваше величество! — крикнула она, устремляясь к двери.

Лорелин и Марьяна выбежали в коридор, ведущий к большой центральной лестнице. Снаружи доносились звуки: проклятия и лязг стали о сталь.

Халазар бурей ворвался на стену. Рычащая беснующаяся толпа собралась вокруг центральной цитадели, и дворцовая стража выстроилась против нее несколькими батальонами, Халазар сжимал кулаки, глядя налитыми кровью глазами на собравшихся внизу бунтовщиков. С высоты они казались насекомыми, кишащей мелочью, которую можно раздавить сапогом. Если бы это было так!

Снова и снова он приказывал солдатам бить по толпе из пушек и стрелять из луков. Солдаты повиновались, падали в толпе убитые и раненые — и все же толпа росла, как какой-то рычащий монстр, отращивающий себе новые головы взамен отрезанных. И с каждой атакой народа рос в армии раскол. Одно дело — нападать на мохарцев или шурканцев, совсем другое — стрелять по своим. Многие из рекрутов родились на этих самых улицах, у них были жены, друзья, родственники среди горожан. А многие открыто взбунтовались. Кто-то срезал с виселицы тело генерала Гемалы — без сомнения, чтобы похоронить. Открытое нарушение царского приказа.

Халазар скрипнул зубами. И Мандрагор не откликнулся пока на призыв о помощи.

— Я его покараю за такое неповиновение! — прорычал царь. — Когда он придет, я закую его в холодное железо, как его гоблинских слуг!

Гемала предупреждал его перед смертью: «Этот Мандрагор никакой не дух! Да, он волшебник страшной силы, но все равно смертный. Ты сам видел, царь: у него текла кровь! Разве может течь кровь у духа? Он с самого начала обманул ваше величество!»

— Правду говорил Гемала, — выдохнул Халазар, кипя. — Мандрагор обманул меня. Что ж, мы снова пустим ему кровь, хоть он и колдун! Я его повешу на той виселице, где был Гемала!

Он сбежал со стены. Схватив меч из рук ошеломленного стража, он побежал вниз по широкой главной лестнице цитадели.

Вдруг он увидел, что через коридор бегут двое: женщина в коричневом балахоне рабыни и дворцовый стражник.

— Вот главные двери! — показала рабыня, в которой Халазар узнал принцессу Марьяну. — Стоит снять засов, и народ войдет.

Он с яростью посмотрел на стражника. Еще один предатель — прямо в его доме! И этот страж дал рабыне меч! Ярость овладела царем, и он бросился вниз по лестнице, как обезумевший бык.

— Грязный предатель! — зарычал он. — Помогать моим врагам?

Не обращая внимания на Марьяну, он в ослепляющем гневе набросился на стражника. Меч стражника свернул в воздухе, отбив клинок Халазара. Отбивая град ударов стражника, царь старался выбить у него меч и убить его, но тут острая боль ударила в плечо, и царь вскрикнул, оборачиваясь. Там стояла Марьяна, держа в трясущихся руках меч. С окровавленным острием.

— Нет! — закричал стражник. — Оставь его мне!

Голос казался знакомым, но царь был слишком зол, чтобы сейчас об этом думать. Выбив меч из неопытной руки Марьяны, Халазар занес клинок для обезглавливающего удара, но тут же его руку полоснул меч стражника. Он обернулся, нанося удары в ответ, неуклюжие из-за боли, но вкладывая в каждый удар свой вес. Стражник уступал. И тут, когда царь занес меч для очередного сокрушительного удара сверху, левый бок пронзило мучительной болью. Он опустил глаза, непонимающе глядя на торчащее из груди острие.

Он медленно повернулся и увидел ее — Марьяну. Она снова подобрала меч и вогнала в него. Нет. Это невозможно. Женщина не может…

Он рухнул на колени, меч лязгнул, ударившись об пол. Он, повелевавший неисчислимыми легионами, не мог добиться повиновения собственных рук и ног. Они предали его, отказались выполнять приказы.

Царь свалился набок. И там, растекаясь по полу, струилась его кровь — убегала, дезертировала из тела длинными красными струями. Сила пропала, в глазах мутнело. Он был уже не бог, всего лишь человек, которому недолго осталось жить. И умирал он от руки женщины — даже не Трины Лиа, но низкой рабыни.

Этого не могло быть. Халазар-Валдур умереть не может — так умереть.

Глубоко в горле зародился стон, стон смертельно раненного животного. Или человека, смертного человека, который не является богом и никогда им не был… Он падал в беспросветную тьму, где нет ни исцеления, ни надежды. Уже не Халазар-Валдур, а просто Халазар, который должен умереть смертью мужчины. Пусть он хотя бы умрет от руки мужчины, а не женщины! Почему этот предатель-страж не ударит, будь он проклят, когда видит, как лежит перед ним беспомощным его господин? Жизнь быстро покидала Халазара, но оставалась еще возможность достойной гибели от мужской руки. С бессильной угрозой смотрел он на стражника. «Убей меня, убей! Если я умру от руки женщины, я умру в позоре. Пусть я умру от твоей…»

Но стражник снимал с себя шлем…

Увидев это лицо, Халазар безмолвно раскрыл рот в ужасе и отчаянии. И долгий вопль полного поражения вырвался из его уст.

Главные двери прогнулись и разлетелись, открывая проход, и в них хлынули мятежники. Осажденная стража дворца дрогнула и обратилась в бегство под напором превосходящих сил. Люди топтали тех, кто не успел убежать, крушили гобелены, золотые безделушки, вазы, крича и вопя.