Врач отвел меня в сторону, чтобы успокоить. Он объяснил, что ежедневно снижает дозы и скоро в шприце не будет ни одной капли морфия.

Жан разговаривает, шутит. Какое мужество! Прикованный к постели, он по-прежнему элегантен и благороден.

В мельчайших своих поступках он остается поэтом. Я сказал ему об этом. Он снова улыбнулся:

— Моя мать сказала однажды: «Не знаю, как мне удалось родить поэта, это очень трудно».

Профессор Сулье просил меня не позволять ему много говорить. И я, будучи по натуре неразговорчивым, вынужден говорить, чтобы ему приходилось только слушать. Я рассказываю ему о Пике, где я видел, как ящерицы, эти пугливые животные, которые обычно не подпускают человека близко к себе, взбираются на ногу посетителя и позволяют гладить себя тросточкой.

— А помнишь, на острове Самоа загорал совершенно обнаженным и заснул. А когда проснулся, перед тобой стоял молодой англичанин. Твое тело облепили ящерицы, кузнечики, бабочки, а мужские достоинства были прикрыты книгой, которую англичанин положил для приличия. Эта принадлежавшая ему книга была твоя пьеса «Орфей».

После длительного восстановительного периода по совету врача Жан поехал в горы. Оттуда он прислал мне стихотворение.

Открытка на память

Жорж мечтает поставить балет. Я посоветовал ему найти сюжет, который раскрывался бы в нескольких, отличающихся друг от друга, балетах. Он согласился, но не мог найти тему. Я предложил сюжет «Ученика факира» и посоветовал найти опытного литератора для написания текста. Вскоре после этого я уехал в Италию на съемки в «Белых ночах» у Висконти. Роль небольшая, но какое несравненное счастье работать у этого великого режиссера. К тому же он мой друг! Когда он бывает в Париже, всегда подает мне весточку. Однажды за ужином он рассказал, что ищет актера для своего будущего фильма. Я перечислил ему фамилии актеров. Безрезультатно.

— Назови мне звезду, которая воплощала бы твой персонаж, — говорю я ему, — чтобы я представил себе тип нужного актера.

— Ты, — ответил он.

— Тогда почему ты не предлагаешь мне сниматься?

— Потому что это небольшая роль.

— У тебя не бывает небольших ролей. Я согласен.

Во время съемок я получил письмо от Жоржа. Он просил письменно изложить сюжет «Ученика факира», прежде чем он будет договариваться с автором. Я нацарапал сюжет и поясняющие его тексты песен, сделав пометку, что это только наброски и нужно найти талантливого человека, который напишет настоящий сценарий.

Вскоре я возвратился в Париж. Жорж обратился к талантливому американскому музыканту Джеффу Дэвису с просьбой написать музыку к будущему спектаклю.

— Так ты отнес кому-нибудь сюжет?

— Нет. Мы с Джеффом Дэвисом решили, что ты очень хорошо написал. Мы поставим спектакль по твоему сценарию.

— Но я же не писатель.

— Джефф уже начал сочинять музыку. То, что ты написал, превосходно.

— Нужно по крайней мере внести исправления, отредактировать...

И вот помимо воли я стал автором музыкальной комедии!

Снова мне пришлось уехать на съемки. На этот раз в Югославию. Там я получил письмо от Жоржа, в котором он просил меня нарисовать эскизы костюмов. Это было нелегко сделать, потому что костюмы должны были полностью трансформироваться, превращаться в другие на глазах у зрителей. Я нарисовал эскизы и послал, их Жоржу, советуя обратиться к хорошему дизайнеру. По возвращении я узнал, что оставили мои эскизы. То же самое получилось с декорациями и с афишей. Постепенно весь спектакль оказался на мне, поскольку меня попросили быть режиссером и распорядителем. Я потерял на этом кучу денег, хотя зал был все время полным и спектакль пользовался большим успехом. Дело в том, что у меня нет чувства меры, я не коммерсант. Были задействованы оркестр из пятидесяти музыкантов и большая балетная труппа, некоторых исполнителей специально пригласили из Америки. Кроме того, декорации и костюмы изготовили в неописуемом количестве. Я купил также для этого спектакля номера иллюзионистов (так я узнал, что все покупается...).

Словом, даже при полных залах мы терпели убытки. К счастью, спектакли продлились всего два месяца и получили благоприятные отзывы иностранной критики — американской, немецкой, английской. Французская критика упрекала меня в том, что я заставил петь танцоров, а петь они якобы не умеют. В качестве доказательства обратного я приведу только один пример. Моя звезда, профессиональная танцовщица Николь Круазиль с тех пор с большим успехом выступает как певица.

Во время репетиций этой музыкальной комедии со мной приключилась любопытная история.

Когда я вернулся в Марн, моя экономка Элоди рассказала, что мне несколько раз звонил какой-то барон.

— Я не знаю никакого барона.

— Это барон де Р.

— Я не знаком с бароном де Р.

— Насколько я поняла, речь идет о нотариальном деле.

— В таком случае нотариус мне сообщит.

Как-то утром, когда я был дома, позвонил барон и сказал, что хочет со мной встретиться.

Я объяснил, что у меня много работы и я совершенно не располагаю свободным временем. Тогда он рассказал невероятную историю. Только что умер его брат, а дочь барона де Р. — единственная наследница. Она получит по наследству миллиард при условии, если выйдет за меня замуж.

— Что?! — воскликнул я.

— Мой брат ненавидел мою дочь. Он знал, что она не любит актеров, и вас в частности. Он хотел над ней посмеяться.

— Но, месье, я вовсе не намерен жениться.

— Вы получите пятьсот миллионов и разведетесь потом, если захотите. Моя дочь будет этому только рада.

У меня такое впечатление, что я участвую в каком-то смешном спектакле. Может быть, это шутка? Чтобы убедиться в этом, я соглашаюсь встретиться с бароном на следующий день в перерыве между двумя сценами «Ученика факира».

Я рассказал эту историю коллегам. Мы решили, что я приму барона в кабинете, отделенном от соседнего помещения тонкой, не доходящей до потолка перегородкой. Мои товарищи будут в соседней комнате, оттуда все слышно.

Появился барон, он представил меня своей дочери. Он очень высокий — почти гигант, довольно элегантный, с тщательно подстриженными седыми волосами и усами. У дочери вид не очень утонченный, несмотря на тщетные попытки придать своим манерам изящество и благородство.

Барон повторил то, что уже рассказал мне по телефону.

— Но я не хочу выходить замуж за этого господина, — говорит его дочь очень высокомерно.

— Успокойтесь, — отвечаю я. — У меня тоже нет намерения жениться.

— Папа, ты выставляешь меня в смешном свете. Пойдем.

Остолбеневший, я присутствую при ссоре между отцом и дочерью. Барон доходит до того, что дает ей пощечину. Очень сухо я попросил их удалиться.

Мои товарищи вышли из соседней комнаты, и мы все вместе долго смеялись. Без сомнения, речь шла о каком-то мошенничестве. Жаль, что я так и не узнал, как закончилась бы эта история, прими я предложение.