Я послал в «Комедиа» открытое письмо и потребовал его опубликовать в газете на том же месте. Оно было подписано Жаном Маре. На самом деле автором письма по моей просьбе был Жан Кокто.

В этом письме восстанавливалась истина: это не успех, а отказ был предрешен заранее. В «Комеди Франсез» разразился скандал: неслыханно — молодой актер позволяет себе самостоятельно отвечать, не спросив разрешения! Меня вызвал Жан-Луи Водуайе: «Как вы посмели?» Я почувствовал себя учеником коллежа.

Короче говоря, все это начиналось плохо. Скандал, которого я не искал, разразился.

Запершись в своей маленькой потайной комнате, Жан работал над «Ринальдо и Армидой». Он не писал с тех пор, как вылечился от наркомании. Я с облегчением вижу, что он снова работает, но уже не ночью, как прежде, а днем. Создавая пьесу, он думает о четырех персонажах, которых должны сыграть Мари Белл, Мари Марке, Жан Шеврие и я. Пьеса тотчас же была принята к постановке в «Комеди Франсез». Все мы находим произведение восхитительным. Лично я очень горжусь Жаном. Прекрасные стихи, одновременно классические и романтические, написанные в особом, присущем Жану стиле.

Пьеса была написана как опера: с соло, дуэтами, квартетами. Берар должен был готовить декорации.

До постановки «Ринальдо и Армиды» мне дали маленькую роль Фабиана, наперсника Септимия Севера в «Полиевкте» [19]. Я заменял отсутствующего актера.

Морис Эсканд, играющий Севера, присутствует на репетиции. Вместо того чтобы произнести всю реплику, он быстро бормочет что-то, подчеркивая последнее слово, кивает головой с видом: «Твоя очередь». Я смущаюсь. Молчу. Слышу, как администратор кричит из глубины зала:

— Так вы даже текста своего не знаете?!

— Знаю, но я привык отвечать на смысл фразы, а не на слово.

Взбешенный, я ухожу. Новый скандал. Вечером мне позвонил Жан-Луи Барро:

— Спасибо, Жанно, Фабиана теперь придется играть мне.

До «Федры» и «Ринальдо и Армиды» я должен сыграть Ахилла в «Ифигении». [20]В служебной записке читаю, что ни один актер, занятый в этой пьесе, не сможет взять отпуск.

Я иду к администратору.

— Господин администратор, — говорю я, — когда я подписывал контракт с «Комеди Франсез», я предупредил вас, что приглашен для съемок в фильме. (В самом деле, Карне вновь пригласил меня сниматься в фильме «Жюльетта, или Сонник». Сценарий и диалоги написал Жан Кокто по прекрасной пьесе Жоржа Невё. У Мулу тоже была роль.) Так вот, мне нужна неделя для натурных съемок.

— Об этом не может быть и речи. Вы получили служебную записку?

— Господин администратор, получая тысячу восемьсот франков в месяц, я не могу платить огромную неустойку.

— Увольняйтесь. Я приму вас снова после вашего фильма.

Я увольняюсь. Газеты печатают заголовки крупным шрифтом: «Жан Маре покидает «Комеди Франсез», так и не сыграв в ней». Опять скандал. А съемки фильма не состоялись. Смущенный Карне сказал, что позволяет мне сниматься в любом предложенном мне фильме, в каком я захочу. Но фильм со мной он еще обязательно снимет.

С недавнего времени у меня есть импресарио Люлю Ватье — замечательная женщина, которая станет впоследствии моим лучшим другом. Она идет к продюсеру. Он отказывается мне платить, хотя должен это сделать. Люлю Ватье объясняет ему, что я ушел из «Комеди Франсез» ради фильма. Но он упорствует в своем отказе.

— Что мне делать? — спрашивает она у меня.

— Соглашайтесь, — отвечаю я. — Когда я смогу, то потребую с него вдвое больше, чем с остальных продюсеров.

Я возвращаюсь в «Комеди Франсез».

— Фильма не будет, я свободен, — говорю я администратору.

— Вы что, смеетесь надо мной? — отвечает он мне. — По-вашему, «Комеди Франсез» — проходной двор?

Новый скандал в газетах.

Мари Белл, вернувшись из поездки и узнав, что у нее больше нет актера на роль Ипполита, порвала со мной всякие отношения.

Мой брат женился на очаровательной девушке, которую он встретил у Эберто. Я попросил своего директора театра взять его к себе секретарем.

Однажды я уже устраивал Анри к Капгра, но, когда я поссорился с ним из-за Алисы Косеа, он его уволил. Впрочем, Эберто позднее поступит так же и по той же причине. Чувствуя себя виноватым из-за того, что оказывается в ложных положениях, я дал ему настоящее, устроив в страховую контору.

Вскоре умерла бабушка. Розали осталась одна. Я часто приглашал ее к себе и заходил сам. Увы! Одиночество, без сомнения, усилило нервозность и агрессивность ее характера. Она давно простила Анри, но старалась поссорить нас с братом, не останавливаясь даже перед ложью. Только гораздо позже я понял это. Но тогда я не смел судить Розали.

Я без сожалений отказался бы от «Комеди Франсез», если бы не «Ринальдо и Армида».

Поскольку Марсель Карне освободил меня от обязательств, я принял предложение сняться в фильме «Рдеет вьющийся флаг» по пьесе Стэва Пассёра. Мое имя, неизвестное в кино, афишируется со всем размахом фирмой «Гомон» — недостойная награда за мои невольные скандалы.

Я начинаю понимать, что наказан за мои детские честолюбивые мечты. Рядом с Пьером Ренуаром, Эрраном, Марша, которые снимаются вместе со мной, мне немного стыдно за свой непрофессионализм. Впредь я не перестану пытаться исправить трудом несправедливость своего положения. Я не имел дела с кино после моих «искусно сыгранных» эпизодических ролей. Волнение, вместо того чтобы помогать мне, как в театре, замораживает, усиливает мою неловкость дебютанта. Важно превратить всех окружающих в моих друзей, чтобы им больше не хотелось судить меня. Я находил свою игру банальной, а голос недостаточно выразительным.

Во время съемок я встретился с Полем Морьеном, снимавшимся в эпизодах для того, чтобы лучше узнать работу студии. Я представил его Жану, а он предложил поужинать вместе. За ужином мы говорили о наших финансовых затруднениях, а у нас их было немало... Поль удивился, высказав предположение, что мы не умеем вести дела. И он был прав. Жан предложил ему заняться нашими делами. Поль стал его секретарем.

Мы с Полем очень подружились. И вот почему. До войны четверо мальчиков — Поль, Лионель, Марио и Жорж — были неразлучны. Во время войны Жорж попал в плен к немцам. Поль решил его освободить. Он завербовался вольнонаемным рабочим в Германию. В чемодане он вез гражданскую одежду и документы Марио, предназначенные для Жоржа. После нескольких недель работы в лагере вольнонаемных Поль убежал и сумел найти Жоржа. Тот не решился на побег, и Поль один вернулся в Париж после множества опасных приключений. Второй друг, Лионель, хотя и был евреем, в свою очередь, попытался устроить побег Жоржу, уверенный, что он сумеет его убедить. Он отправился в Германию. В нескольких метрах от лагеря военнопленных он дал себя арестовать. Ему учинили допрос. Он признался, что хотел повидать своего друга. Привели Жоржа. Он стал горько упрекать его за нерешительность, затем Лионель, к своему величайшему удивлению, был репатриирован.

Эта история вызвала мою симпатию не только к Полю, но и к его друзьям, с которыми я еще не был знаком.

Следующий фильм, в котором я должен был сниматься, назывался «Кровать под балдахином» по роману Луизы де Вильморен. Только мы договорились с Тюалями (Ролан Тюаль занимался постановкой фильма и одновременно был продюсером вместе со своей женой Денизой), как Луиза познакомилась с Аленом Кюни и сказала: «Это он, это именно мой персонаж».

Тюали объясняют мне, что автор лучше кого бы то ни было знает, каким должен быть его герой... Я прерываю объяснения. Как и Луиза, я считаю, что Кюни именно тот персонаж, и охотно уступаю.

Какое-то время спустя они снова пришли ко мне, еще более смущенные, чем в первый раз.

— Кюни то хочет сниматься, то не хочет. Все контракты заключены, приближается день съемок. Мы не знаем. Что делать. По последним сведениям, Кюни отказывается, мы хотим снова просить тебя сниматься.