— Тебе нужны герой и история великой любви. С тех пор как существует литература, было только две великие истории любви: «Ромео и Джульетта» и «Тристан и Изольда». Ты должен быть Тристаном, ты воплощенный Тристан.

Он перенес историю в наше время. Так в своем багаже я увозил сценарий, ставший трамплином моей будущей карьеры.

Я пробыл в Италии девять месяцев. Девять месяцев, в течение которых я не мог вернуться во Францию даже на несколько дней.

Я учился верховой езде. За две недели тренировок я должен производить впечатление настоящего наездника. Я вновь встретился с Лукино Висконти, который собирался снимать свой первый фильм «Одержимость». Он должен ехать в Феррару. Висконти познакомил меня с друзьями, которые показывали мне Рим. Я открыл для себя настоящие чудеса, недоступные для туристов. В гостинице не разрешают держать собак. Друг Лукино, работающий с ним и также уезжающий на съемки, предоставил мне свою квартиру. Я проводил самые светлые часы досуга в музее Ватикана, где делал заметки для декораций и костюмов своей будущей «Андромахи» [22].

Съемки фильма затягиваются. Меня беспокоит, как я исполняю свою роль. Кристиан-Жак давал мне странные указания, например: «Старайся быть больше парижанином».

На просмотрах я себе не нравлюсь и прямо заявляю об этом. Мой режиссер так возмущен, будто я нанес ему личное оскорбление. Но дело в том, что, когда в чьем-то присутствии я занимаюсь самокритикой, мне легче выявить и исправить свои недостатки.

Я доволен только своей верховой ездой. Я делаю все, что от меня требуют, всего после нескольких уроков! Бернар Блие как-то сказал мне: «Ты хороший наездник, а я хороший актер». Это замечание огорчило меня. Должен признаться, что у меня была необыкновенная лошадь — быстрая, послушная. Мне казалось, что не я управляю ею, а что между нами существует передача мыслей.

Именно в этом фильме я впервые выступил как каскадер. Зная, что я люблю риск, Кристиан-Жак пользовался этим. Итальянские продюсеры без конца предлагали мне сниматься в разных фильмах. Но вовсе не из-за моего таланта. Они считали, что достаточно быть французом, чтобы иметь талант. Мне предлагали самые немыслимые роли: например, одну, от которой отказался Мишель Симон.

Жан писал, что кино во Франции переживает кризис. Снимают только ночью из-за недостатка электроэнергии. Скоро выпуск фильмов вообще прекратится. «Вечное возвращение» пылится на письменном столе Польве, который пока не собирается его ставить, хотя Жан Кокто договорился с Жаном Деланнуа, что тот будет режиссером. Вывод: если мне предложат фильм, который меня заинтересует, я должен соглашаться.

В конце концов я без особого энтузиазма подписал контракт с фирмой «Скалера», которая ставила «Кармен» совместно с Польве, на съемки в фильме «Девушка с Запада». Едва я подписал контракт, как тут же получил телеграмму от Польве «Рассчитываем на вас в конце месяца для съемок «Вечного возвращения».Я бросаюсь к директору «Скалеры» г-ну Баратоло, чтобы просить аннулировать контракт. Он отказывается. Я предлагаю ему бесплатно сняться в любом фильме после «Вечного возвращения», если он меня отпустит. Он смотрит на меня совершенно ошеломленный:

— Неужели вы так верите в этот фильм?

— Я уверен в его успехе точно так же, как в том, что он станет настоящим началом моей карьеры!

— Я сотрудничаю с Польве. У меня есть сценарий «Вечного возвращения». Я не разделяю вашего энтузиазма. Не делайте глупостей, в кино все устраивается.

После тысячи перипетий все действительно устроилось. Даже с бедным Мулу, которого я обрил, чтобы ему было не так жарко, а расстроенный Жан писал, что его шерсть может не вырасти до съемок. Жан придумал ему отличную роль в фильме.

Съемки «Кармен» так затянулись, что новый фильм «Скалеры» не вписывался в назначенные сроки. Я отправил заказное письмо в адрес дирекции и на этот раз получил свободу, не платя неустойки.

Я счастлив вновь оказаться в атмосфере, присущей любому дому, где живет Жан, вернуться в маленький рай на улице Монпансье.

Жан дал мне прочесть «Приговоренного к смерти» Жана Жене. Он рассказал, как познакомился с автором этой потрясающей поэмы. Двое молодых ребят — Франсуа Сотен и Лауденбах — принесли Жану стихотворение, поразившее его своей неистовой красотой. Он спросил, есть ли у автора другие произведения, и высказал пожелание ознакомиться с ними.

Молодые люди объяснили, что Жан Жене проводит жизнь в тюрьме и он довольно нелюдимый. Возможно, он даже придет в ярость, если узнает, что они посмели показать его поэму Жану Кокто.

Через несколько дней они принесли рукопись «Богоматерь в цветах» и сказали, что Жене сам за ней зайдет. Он зашел. Жан прочел книгу, она ему не понравилась, и он так и сказал. Жан Жене ушел из квартиры на улице Монпансье взбешенный. Но гений Жене продолжает действовать на Жана. Последующие двое суток он не может думать ни о чем, кроме этой книги. Он очень этим взволнован и признается себе: «Я ошибся, это шедевр». Он вновь пригласил Франсуа Сотена и Лауденбаха:

— Я хочу прочесть книгу Жана Жене еще раз.

С большим трудом молодые люди достали книгу, и Жан перечитал ее. Он попросил Жана Жене снова к нему зайти.

— Я хочу перед вами извиниться, — сказал он ему, — я ошибся. Ваша книга — шедевр, самая прекрасная из всех, написанных за несколько последних лет, потрясающая своей необычностью и гениальностью, говорящая о том, что никто не сумел бы сказать. Ваш стиль совершенно нов и естествен, такой красоты и такого уровня, что сюжет, запретный для любого другого поэта, становится у вас волнующим и ярким.

— Ты должен с ним познакомиться, — сказал Жан. — Он тобой восхищается.

Я уехал в Ниццу, так и не встретившись с Жене.

Начались съемки «Вечного возвращения». Мне платили мало, так как Польве возобновил старый контракт фильма «Жюльетта, или Сонник». Но мне так нравился этот фильм, что я сам бы заплатил, чтобы в нем сниматься. Зато работа Мулу, которого Жан окрестил в фильме Мулуком, оплачивалась хорошо.

Во время оккупации было очень трудно купить мясо. Я потребовал, чтобы Мулук его получал. Мне посоветовали заказывать для него в гостинице, где я жил, тушеное мясо и отдавать счета бухгалтеру. Когда я принес счета бухгалтеру, он сказал: «А мне вот, месье Маре, не приходится каждый день есть тушеную говядину». Я покраснел от стыда.

Жана с нами не было. Он ставил «Ринальдо и Армиду» в «Комеди Франсез». Он приехал к нам через две недели после начала съемок. Деланнуа работал добросовестно. Мы все приходили в восторг от просмотров. Юбер был очень изысканным оператором. Кроме того, я радовался тому, что снимаюсь вместе с теми, кого люблю, — с Ивонной де Бре, согласившейся только из дружбы к Кокто сыграть роль совершенно для нее не подходящую, с Роланом Тутеном, Мадлен Солонь, Мулуком.

Мулук меня поражал. Он привык держаться за камерой, и я волновался, как он поведет себя перед объективом. Мы все были изумлены, а я очень горд, когда увидели, с какой легкостью он исполнял свою роль. Он определенно выглядел более правдиво и естественно, чем я. В отличие от некоторых звезд ему было все равно, снимают его левый профиль или правый. Лично для меня это еще имело значение!

Когда Жан присоединился к нам после огромного успеха «Ринальдо и Армиды», в нашей работе ничего не изменилось. Он присутствовал на съемках, не вмешиваясь в режиссуру. Он только попросил убрать репродукцию «Молочницы» Греза и слишком кричащий, мещанского вида абажур. Больше ничего, но от него исходили какие-то особые флюиды и вся обстановка вокруг изменилась. Незаметно для себя мы играли по-другому. Жан Деланнуа оригинально вел свою режиссерскую работу, даже освещение стало каким-то иным.

Я ощущал огромное счастье и в то же время испытывал сильное беспокойство, боясь, что моего таланта не хватит для этой роли. Именно этот комплекс заставляет меня любить так называемые опасные сцены: пока восхищаются мужеством, меньше обращают внимание на талант.