— Паша! — крикнула она. — Ты что, меня запер?

— Да. Чтобы ты, неверная, подумала над своим поведением. Развела от меня секреты! — шутливо отозвался Паша.

— Открой немедленно!

Паша щелкнул задвижкой. Из ванной вышла Надин с обмотанным вокруг бедер полотенцем. Со злыми глазами. И отвесила ему оплеуху.

— Мне такие шутки не нравятся! Что ты себе позволяешь?

— Ничего, — пробормотал Паша, потирая щеку.

— Чтобы этого больше никогда не было! Понял?

— Понял, понял. — Щека горела. Рука у Надин оказалась тяжелой.

Надин рассердилась не на шутку. И была не расположена менять гнев на милость. Она прошла в комнату и стала одеваться. Не глядя на Пашу, словно он был неодушевленным предметом. Одевшись, она села на диван и взяла в руки пульт телевизора. Молча. Паша вздохнул. Настроение у него упало ниже нулевой отметки.

— Ну… я… пошел.

Надин сухо кивнула головой.

— Не сердись, — произнес он.

В ответ — ни слова.

В коридоре Паша крикнул:

— Пока! Молчание.

Паша был таким расстроенным и подавленным, что, придя домой, даже не посмотрел дискету с записанным файлом. Это была их первая серьезная ссора с Надин. А вдруг она теперь не захочет его знать? И между ними все кончено. Навсегда и бесповоротно. И он никогда больше не увидит Надин, не ощутит гладкость ее кожи… От досады Паше хотелось завыть волком. Как он не подумал о том, что Надин — девушка с характером! То, что можно позволить себе с другой, не пройдет с Надин. Дурак, растяпа, идиот, ругал себя Паша последними словами. Пузатый китайский божок издевательски улыбался и ехидно смотрел на Пашу. «Болван китайский! — Наподдал он ему ногой. Божок упал и покатился к стенке. — Ну и пусть лежит так, поднимать не буду», — разозлился Паша.

Уснул он с трудом. Ворочался с боку на бок. Несколько раз порывался позвонить Надин. Но, подумав, решил этого не делать. «Пусть она немного поостынет. А то попаду ей под горячую руку! А если она уже уедет?» — терзался сомнениями Паша. Он чувствовал себя глубоко несчастным.

На другой день настроение было не лучше. Паша не удержался и позвонил вечером Надин. К телефону никто не подошел. Мобильник ее тоже не отвечал. Паша звонил до двенадцати ночи. Уехала, обреченно подумал он. И ощутил себя жалким псом, которого с размаху ткнули носом в лужу. В качестве наказания и воспитательной меры. Утром он побрел на работу, думая, что, как только Надин вернется, он будет вымаливать у нее прощение, пока она не сжалится над ним. И вот теперь ему звонит бабушка и сообщает, что Надин убили…

Паша шел к своему рабочему месту, как сомнамбула. Ничего не видя и не слыша вокруг. Он сел на стул и уставился взглядом на папку с надписью «Одежда для беременных». «Какие беременные? Мою девушку убили… Надо отпроситься с работы. Разве я могу работать в таком состоянии?» — Паша пошел к Константину Борисовичу и сказал, что ему нужно домой. По семейным обстоятельствам.

— В чем дело? — спросил шеф. — Пожар или наводнение?

— Убили…

— Кого?! — вылупился на него Константин Борисович.

— Мою… невесту.

Шеф замолчал. А потом махнул рукой и сказал:

— Выражаю соболезнования. Иди домой. Но завтра…

— Завтра я уже буду на работе, — выдавил Паша.

Дома Пашу встретила Вера Константиновна с заплаканными глазами:

— Жалко Надин!

— Да… жалко…

Паша прошел в кухню и сел на табуретку.

— Есть будешь?

Он мотнул головой.

— Звонили из милиции…

— Ты уже говорила об этом.

— Они просили: как только ты придешь, свяжись с ними. Телефон я записала. Вот. — И Вера Константиновна протянула ему клочок бумаги с записанным номером.

— Сейчас позвоню. Только чаю попью.

Через полчаса Паша позвонил Губареву Владимиру Анатольевичу, и тот попросил его подъехать к нему на работу.

— Хорошо. Через час я подъеду, — убитым голосом сказал Паша.

Губарев внимательно смотрел на молодого человека, сидевшего перед ним. Чем-то он напоминал ему Шурика из кинофильмов Гайдая. Сразу видно, что добрый и мягкий. По теперешним меркам — рохля. Светлые волосы, очки, потухший рассеянный взгляд. Одет почему-то в парадный костюм. Как будто собрался в театр или на выставку.

— Павел Александрович Ворсилов? — спросил Губарев, смотря в свою записную книжку.

— Да.

— Вы были знакомы с убитой Анисиной Надеждой Алексеевной?

— Да.

— Какие вас связывали отношения?

Губарев увидел, что молодой человек слегка по краснел.

— Мы были… близкими друзьями.

— Любовниками?

— Любовниками, — кивнул Павел.

Губарев посмотрел на него с некоторым интересом. Дело в том, что Анисина произвела на него впечатление Снежной королевы. Он еще тогда подумал: есть ли у Анисиной любовник и что он чувствует, когда обнимает такую ледышку? Но оказалось, что майор немного ошибся. Любовник у Анисиной ;был. И сидел сейчас перед ним. Его телефон был записан у Анисиной на отрывном листе крупными цифрами и приколот к обоям в коридоре. Справа от зеркала. Из чего Губарев сделал вывод, что обладатель этого номера находился с убитой в весьма тесных отношениях.

— Сколько времени вы знакомы с Анисиной?

— Год.

— Как часто встречались?

— Два-три раза в неделю.

— Вы ссорились с Анисиной?

— Нет. Только в последний раз… — и молодой человек замолчал.

— Что — в последний раз? — подался вперед майор.

— Поссорились, — сказал Ворсилов тихим голосом.

— Когда это произошло и почему?

— Почему? Я виноват. Я стал ее спрашивать с поездке. Настаивать, чтобы она сказала мне, куда едет.

— Какая поездка?

— Не знаю.

— Расскажите, пожалуйста, по порядку, почему вы поссорились? При каких обстоятельствах?

Ворсилов повертел головой, словно воротник рубашки жал ему шею.

— Я пришел к ней домой… — начал он.

— Когда это было?

— Два дня назад.

— В среду?

— Нет. Во вторник. Мы поужинали. Надин… Надя сказала, что ей скоро надо уехать по делам. Я спросил: каким? Она… не ответила. Я обиделся. Потом…

Наступила пауза.

— Что потом?

— Все было так по-дурацки! — Он наклонил голову и потер лоб. — Я запер ее в ванной!

— Анисину?

— Да. Я хотел пошутить. Но Надя рассердилась и… дала мне пощечину. Я ушел. Все.

— Больше вы не виделись?

— Не виделись. Я звонил ей. Но никто не подходил к телефону.

Губарев пристально посмотрел на Ворсилова. Похоже, что молодой человек говорил правду. Но можно ли доверять первому впечатлению? Сколько уже раз он одергивал себя и призывал опираться исключительно на факты и улики.

— У Анисиной были враги?

— Враги? Не знаю. Наверное, нет.

— Почему вы так считаете?

— Надя была всегда спокойной, ровной. Губарев понял, что хотел сказать Ворсилов. Что Анисина была до такой степени бесстрастной, что у нее не могло быть даже врагов. Все-таки враги подразумевают хотя бы каплю эмоций. Определенного накала. А Снежная королева всегда оставалась на своем пьедестале, не снисходила до каких-то недоброжелателей или завистников.

Губарев вспомнил квартиру Анисиной. Стильная, дорого обставленная. В светлых тонах. Настоящий чертог Снежной королевы.

— Вы знали знакомых Анисиной?

— Н-нет.

Губарев поднял брови.

— Совсем?

— Совсем.

— Но вы целый год были с ней знакомы. Она вам говорила что-то о своей семье, подругах, знакомых?

— Не говорила, — с отчаянием выпалил Ворсилов. Он снял очки и протер их носовым платком. — Не говорила.

— Странно.

— Да, странно.

Губарев подумал, что Снежная королева не изменила себе — холодная, загадочная, манящая своей таинственностью. То ускользающая, то возникающая вновь. Вечное напряжение, недоступность. Игры с партнером, с собственным воображением. Губарев неожиданно вспомнил, как он любил в детстве рассматривать иллюстрации к сказкам Андерсена. Особенно ему нравилась Снежная королева. Красивая, надменная. Мечта, до которой не дотянуться. Сидящий напротив молодой человек был любовником Анисиной. Они о чем-то говорили, беседовали. Но она не позволила ему проникнуть в свою тайну. Она была с ним — и не с ним. Где-то в своем мире. Куда никому не было доступа.