— Кстати, это не всегда так, — высказался Ник. — В Америке человек получает право участвовать в выборах, когда ему исполняется восемнадцать, но продавать напитки в баре ему начинают после двадцати одного. Но, к примеру, у евреев принято считать, что возраст совершеннолетия — тринадцать лет, а мне точно известно, что здесь есть еврейские мальчики и девочки, которым больше четырнадцати.

— Все правильно, но это никак не объясняет того, что детей старше нас в Страну не допускают.

Не допускают, подумал Ник. Быть привилегированным ребенком, живущим в Стране затерянных душ, все же приятней, чем чувствовать себя несчастным мальчиком, заблудившимся по дороге на Небеса. Мэри трактовала случившееся с ними совсем не так, как склонный к пессимизму Ник, и ее взгляд на вещи стал для мальчика утешением.

— А что, — предположил Ник, — если это связано с личными переживаниями? Может быть, именно в этом возрасте перестаешь ощущать себя ребенком?

Вари, все время околачивавшийся возле двери, хихикнул. Он делал это каждый раз, когда Ник что-нибудь говорил.

— Вари, перестань, — попросила его Мэри. — Мы здесь просто выдвигаем гипотезы.

— В том числе глупые? — ехидно осведомился Вари.

Ник не мог понять, почему Мэри всюду водит его с собой. Да, он был музыкально одаренным мальчиком, но этого недостаточно, чтобы занять высокое положение.

Мэри повела Ника в свое импровизированное издательство, чтобы показать, как делаются ее книги. Оно располагалось на шестьдесят седьмом этаже. В помещении сидело тридцать детей, за партами, как в школе. Издательство было похоже на класс для занятий чистописанием.

— Мы пока не нашли печатную машину, перешедшую к нам из мира живых, — пояснила Мэри. — Но ничего. Детям нравится переписывать книги от руки.

И правда, дети, работавшие в издательстве, увлеченно занимались своим делом. Они были похожи на средневековых писцов, склонившихся над свитками.

— Рутинная работа приносит облегчение, — сказала Мэри и Ник согласился с ней, не задумываясь над глубоким смыслом ее замечания.

Элли воспринимала все иначе. Она начала постепенно понимать, какого рода облегчение приносит детям «рутинная работа». Однажды, воспользовавшись подходящим моментом, когда Мэри рядом не было, Элли завладела вниманием Ника.

— Посмотри на этого мальчика, — предложила она. — Пойдем, проследим за ним вместе.

— Зачем?

— Увидишь.

Нику не слишком хотелось заниматься слежкой, но неотложных дел у него не было, и он решил сыграть в непонятную игру, предложенную Элли. Для нее, впрочем, это была совсем не игра, а вполне серьезное дело.

Мальчик, которому на момент смерти было, вероятно, лет семь, вышел на площадку, чтобы погонять мяч с десятком других ребят.

— Так что же я должен увидеть? — спросил Ник, который уже начал терять терпение.

— Смотри, — пояснила Элли. — Его команда сейчас проиграет. Семь — девять.

Вскоре игра закончилась именно с таким счетом.

— Что ты пытаешься сказать? Что умеешь предсказывать будущее?

— Вроде того, — согласилась Элли. — Научишься предсказывать будущее, когда его нет.

— Что ты имеешь в виду?

— Пошли за ним. Сейчас сам поймешь.

Ник был заинтригован. Вместе с Элли он последовал за мальчиком, стараясь держать дистанцию, чтобы он их не заметил. Вскоре они оказались в вестибюле второй башни. Мальчик присоединился к группе детей, собиравшихся играть в карты.

Элли и Ник спрятались за колонной, но, похоже, делать это было необязательно — дети не замечали, что за ними наблюдают, а если и замечали, не придавали этому значения.

— Есть тройки? — спросил мальчик, за которым они следили, у девочки, сидящей рядом с ним.

— Нет, — прошептала Элли Нику на ухо. — А у тебя есть семерки?

— Нет, — сказала девочка. — А у тебя есть семерки?

Ник был поражен.

— Откуда ты это знаешь?

— Они делают одно и то же. День за днем. Игра в мяч раз за разом заканчивается с одним и тем же счетом. Затем он идет играть в карты.

— Не может быть!

— Смотри, — сказала Элли. — Через секунду наш мальчишка бросит карты и обвинит соседку в шулерстве. После этого встанет из-за стола и побежит на площадку. Выскочит он через вращающуюся дверь, третью слева.

Все произошло в точности, как предсказывала Элли.

Ник понял, что снова, уже в третий раз, чувствует себя неуверенно в мире, созданном Мэри.

— Как будто… Как будто…

— Привидения, — Элли закончила фразу за него. Это была чистая правда. Все эти дети, как, впрочем, и Элли с Ником, были призраками. — Слышал рассказы о привидениях? В них часто говорится о том, что призраки день за днем появляются в одном и том же месте.

Ник все никак не мог поверить. Он побежал наперерез мальчику, не давая ему проскользнуть сквозь вращающуюся дверь.

— Почему ты перестал играть в карты?

— Потому что они жульничают! — пожаловался тот.

— Немедленно иди назад.

Мальчик взглянул на Ника с оттенком страха в глазах.

— Нет, я не хочу.

— Разве ты не играл с ними вчера? — спросил Ник. — Вчера ведь было то же самое. Они тоже жульничали?

— Да, — охотно согласился мальчик. — И что?

Закончив разговор, он развернулся и выбежал через третью дверь на улицу. Элли подошла к Нику.

— Несколько дней назад я присоединилась к ним, когда они играли в карты. Пока я была с ними, обычный порядок нарушился, но на следующий день все пошло по-старому.

— Но в этом же нет никакого смысла…

— Ты ошибаешься, — сказала Элли. — Я долго думала на эту тему. Знаешь, бывает, когда слушаешь музыку, диск иногда начинает заедать. Было у тебя такое? Так вот, наша жизнь похожа на такой вот диск, который заело на последней ноте. Мы никак не можем добраться до конца, застряли здесь. И если вовремя не поймаем себя за руку, наше существование тоже превратится в такую вот рутину. Так и будем делать одно и то же — день за днем, день за днем.

— Потому что «рутина приносит облегчение»… — подхватил Ник, повторяя слова Мэри. — Ты думаешь, с нами случится то же самое?

— Нет, если я придумаю, как этого избежать.

Следующие несколько дней Ник провел, следя за детьми, находящимися на попечении Мэри, и убедился, что поведение мальчика, за которым они с Элли шли в первый раз, не было исключением. Каждый их день напоминал репетицию следующего и хотя Нику ужасно хотелось спросить о причинах этого у Мэри, он воздержался, понимая, что она найдет способ подвести под это какую-нибудь жизнеутверждающую теорию. Нику хотелось пока сохранить в тайне результаты своих наблюдений и как следует все обдумать без вмешательства Мэри.

Тем не менее Ник по-прежнему проводил с ней все свободное время. Общение с Мэри не было для него рутиной, да и сама Мэри каждый день делала что-то новое — то проводила время с детьми, то принималась за какое-нибудь дело.

Глядя на нее, Ник испытывал облегчение, так как понял, что впадать в бесконечное повторение не обязательно. Если человек обладал достаточной силой воли, он мог сопротивляться рутине.

Ника постоянно раздражало, что они с Мэри никогда не имели возможности остаться наедине. Куда бы ни пошла Мэри, за ней шел Вари, который, похоже, считал себя кем-то вроде ее личного пажа или ручной собачки. Он цеплялся за нее, и это позволяло мальчику избежать повторений в своей собственной жизни, хотя Нику ужасно хотелось, чтобы он закрылся в своей комнате и играл Бетховена в течение нескольких сотен лет.