— И церковь не облагает нас десятиной, не желая зарабатывать на грехе. В чем есть особая ирония, если вспомнить, какие клиенты чаще всего у нас бывают.
Жанетта и Эрик посмотрели на Линор, взгляд которой был устремлен в неведомую даль.
— Это интересно, — тем же тоном произнесла она. Жанетта прикусила нижнюю губу, стараясь придумать что-нибудь позажигательней.
— Святой Августин, да благословит его Господь, считал, что проституция полезна для общества и ее искоренение приведет к полному хаосу.
— Это интересно, — нараспев сказала Линор.
— Жуглет трахал меня почти каждый день, — пустила пробный шар Жанетта.
— Это интересно.
Эрик протянул руку и взял у Линор поводья.
— Кузина, вы не в себе, — с беспокойством заметил он.
Виллем под действием лекарств забылся тяжелым полуденным сном, а когда пришел в себя, то обнаружил, что лежит под ивой, рядом с императором, который трясет его за плечо.
— Виллем, — повторял Конрад негромко.
Где-то рядом оглушительно жужжала муха.
— Виллем, проснись. Это сделал Павел. Павел отравил тебя. Нужно выяснить, зачем это ему понадобилось. Что между вами произошло?
На Виллема волнами накатывала тошнота. Из-за плеча Конрада на него смотрела Жуглет с чисто женским беспокойством на лице.
— Правда? — пробормотал Виллем, как бы обращаясь к Конраду, но на самом деле ожидая ответа от Жуглет.
— Конечно, — ответила она сердитым тоном, пытаясь таким образом скрыть свое беспокойство.
Виллем перевел взгляд на императора.
— Он знает, что я знаю, — сказал он еле слышно и перекатился на бок, сотрясаемый приступом судорожной рвоты.
Конрад услышал за спиной тяжелое дыхание. Не оборачиваясь, он протянул руку, схватил Жуглет и рывком поставил перед собой.
— Ты, похоже, знаешь, о чем он говорит. Объясни.
Жуглет открыла рот, но он не дал ей начать.
— И не морочь мне голову, что, дескать, это пустые слова или что он все еще не в себе. Хватит прикидываться. Ты точно знаешь, о чем он. Объясни.
Она сделала вдох, прикидывая, как лучше вывернуться, не сказав ничего лишнего.
— Поместья семьи Виллема украл граф…
— Ты же говорил, что это всего лишь слухи, — нетерпеливо прервал ее Конрад. — Я предлагал Виллему рассказать мне все начистоту, но он никому не предъявил обвинение. Кроме того, при чем тут Павел?
Она заколебалась, бросила взгляд на Виллема, но того сейчас занимали только проблемы с желудком.
— Да, это слухи. Есть и другие слухи — что Павел помог графу Альфонсу замести следы.
— Все, что могло бросить тень на репутацию его брата, немедленно завладевало вниманием Конрада.
— Черт! Доказательства существуют?
— Нет, — промямлила Жуглет. — Виллем блефовал. Очевидно, у него очень убедительно получилось.
Конрад бросил на нее понимающий взгляд.
— Виллем не стал бы блефовать, даже если бы от этого зависела его жизнь. Это поступок, недостойный рыцаря. Если отравление — реакция Павла на угрозу Виллема, значит, эта угроза имела реальный вес и не была простым повторением слухов.
Жуглет неопределенно пожала плечами и с деятельным видом придвинула поближе к Виллему бадью с водой.
Некоторое время Конрад пристально вглядывался в хрупкую фигуру, а потом молниеносно сжал пальцами горло Жуглет и повалил ее лицом вниз. Она отчаянно скребла пальцами, пытаясь оторвать от себя его руки, и пролепетала, задыхаясь:
— Сир, пожалуйста…
Он ослабил хватку, но не отпустил Жуглет, просто слегка отодвинул от себя.
— У тебя есть что рассказать мне? — спросил он.
Стоя на четвереньках, она хрипло раскашлялась.
— Ничего… сир… кха-а-а…
Он сильнее сжал ей горло, и она снова вцепилась в него руками. Конрад ослабил хватку, выжидательно глядя на нее. Жуглет откашлялась и повторила:
— Ничего, сир.
— Что же, оставим это пока. — Конрад отпустил ее. — Когда Виллем придет в себя, я расспрошу его. Думаю, с ним будет проще, чем с тобой. И потом я задам ему вопрос, почему ты сам не рассказал мне все.
Окончательно откашлявшись, она сказала:
— Думаю, ответ вас разочарует, сир.
Она взяла у пажа влажную тряпку, прополоскала ее в бадье и принялась старательно выжимать.
Конрад не спускал с нее изучающего взгляда.
— Теперь я все понял, — заявил он. — Со всех позиций. Ты хотел, чтобы он женился на Имоджин и получил обратно свои поместья в качестве приданого.
Щеки Жуглет порозовели. Она перестала изображать бурную деятельность и вернула тряпку пажу.
— Вы быстро схватываете, сир. Сам Виллем не понимал этого, пока я не растолковал ему.
— За это мы его и любим, Жуглет. Приятно сознавать, что в мире есть человек добрый и толковый, у которого голова устроена иначе, чем у нас.
Менестрель кивнула в знак согласия, и Конрад похлопал ее по колену.
— Неплохо придумано. Он не должен пострадать из-за поведения сестры. Я выражу Альфонсу свое желание, чтобы они поженились, и как можно быстрее. Прежде чем Виллема снова отравят.
Жуглет внутренне расслабилась, даже воспряла, но…
— Ваше величество не хочет предъявить обвинения Павлу?
— Пока отсутствуют твердые доказательства, об этом не может быть и речи, — ответил Конрад. — Обвинить представителя Папы? Эдак меня снова отлучат от церкви.
— А что, если Павел опять попытается? Или Альфонс? Если слухи верны, заявления Виллема компрометируют Альфонса даже больше…
— Этого не произойдет, — махнул рукой король. — Павел пытается замести следы преступления, но, если Виллем через брак получит свои земли назад, преступления вроде как и не было. — Он бросил на Жуглет многозначительный взгляд. — Вот если бы существовало материальное доказательство вины Павла… ну, тогда другое дело. Тогда можно было бы раздавить его, обвинить в глазах Папы. Понимаешь, как важно иметь такое доказательство?
— Доказательства не существует.
— Тот, кто найдет такое доказательство, может рассчитывать на очень внушительное вознаграждение, — тем же многозначительным тоном сказал король.
— Доказательства не существует, — повторила она еще решительнее.
— В таком случае брак Виллема и Имоджин спасает всех — кроме Маркуса, конечно, но он получит герцогство, так что и ему жаловаться не на что.
Конрад склонился над Виллемом. Тот скрючился на боку, а паж вытирал с его лица остатки слюны и рвоты.
— Виллем, слышал? Ты женишься на Имоджин, моей кузине! Станешь моим кузеном!
В двадцати шагах от них Маркус услышал эти слова и едва не бросился в грязно-зеленые воды Рейна.
30 июля
Виллем настоял на том, что останется в седле и продолжит путь вместе со всеми. Правда, пришлось привязать себя к седлу кожаными ремнями, и пажи, скачущие на одной лошади, постоянно смачивали его лицо водой; но все лучше, чем если бы его, как какого-нибудь инвалида, несли на носилках или везли по реке на баркасе. Конрад тайком назначил двух рыцарей приглядывать за ним и велел Жуглет не спускать глаз с Альфонса и Павла. Выполняя этот приказ и беспокоясь за Виллема, Жуглет одновременно ломала голову, как разобраться с махинациями Маркуса. Однако на протяжении всей оставшейся части путешествия наблюдение за ним ничего не дало. Выражение его лица, настроение, язык тела были таковы, как если бы он окаменел. В глубине души сенешаль желал, чтобы именно это с ним и произошло.
Процессия прибыла в Майнц на следующий вечер, закончив свое путешествие у западной стены города, подступающей к берегам Рейна. Те, кто работал на реке, первыми приветствовали их, когда они, под звуки фанфар, растянувшейся колонной шествовали через главные ворота. На другом берегу Рейна раскинулся огромный, богато украшенный лагерь — туда на Ассамблею съехалась знать со всей империи. Всеми возможными способами — с помощью знамен, флагов, ливрей — до сведения окружающих доводилось, кто какую землю представляет и где находится соответствующий бивак. Спустя два дня Конрад присоединится к ним, официально объявит имя своей невесты и предложит Маркусу то, от чего тот отчаянно желал уклониться. На протяжении всего пути сенешаль обдумывал ситуацию, пытаясь найти выход — предпочтительно такой, который оправдал бы его, — но не смог ничего придумать.