— Жуглет? — Маркус нервно затряс головой. — Господи боже, сир, он же ужасный сплетник! Ему ничего не известно. Я сам все устроил. Но обещаю вам, Имоджин не будет скомпрометирована.

— Хорошо, — все так же резко продолжил Конрад. — Потому что мне ни к чему проблемы с ее отцом. Он и без того досаждает мне. А ты, прекраснодушный влюбленный, играешь ему на руку. — Он застонал. — А что из этого может сделать кардинал Павел!

— Ее отец думает, что она отправилась в женский монастырь, — торопливо пробормотал Маркус.

Конрад встал.

— Учти, Маркус, если ему станет известно об этом, я не в курсе. Меня до глубины души потрясет эта история, я буду в ярости и покараю тебя очень сурово и публично. Ты знаешь, что именно так я и сделаю.

— Только пощадите ее, Конрад.

В личной беседе Маркус позволял себе фамильярность такого рода, апеллируя к десятилетиям близких отношений с королем.

— Я накажу того, на кого укажет оскорбленный отец, — хмуро ответил Конрад. — Меньше всего мне нужны проблемы с Бургундией сейчас, когда я пытаюсь найти себе невесту среди его вассалов. Славен Христос на небесах, — уже у самого выхода из палатки бросил он. — Не снимай панталон, Маркус.

Оставшись наедине, влюбленные посмотрели друг на друга с облегчением и болью.

16 июня

Менестрель Жуглет и Линор снова флиртовали, дожидаясь Виллема на ступенях у выхода в маленький внутренний двор. Зеленая льняная туника девушки была зашнурована плотнее, чем одобрила бы мать, но молодых людей результат вполне устраивал. Линор была, возможно, самой прекрасной женщиной графства Бургундия, но, похоже, сознание собственной исключительности мало ее волновало.

— Я изумилась, когда Виллем ответил мне «да». — Юная красавица благодарно улыбнулась. — Это только ради тебя, Жуглет. Брат не позволяет мне вообще ничего.

— Он заботится о вашей безопасности, моя госпожа, — постарался сохранить беспристрастность менестрель. — Его терзает мысль обо всех этих тощих странствующих музыкантах, готовых похитить вашу честь, дай им такую возможность.

Линор беспокойно теребила свой венок из бутонов роз.

— Слишком уж сильно терзает. Я свободнее чувствовала бы себя в подвале аббатства.

— Будет вам, сударыня, — проворковал Жуглет. — Ваш брат — человек на редкость снисходительный. Моя дружба с ним — лучшее тому доказательство.

Линор закатила глаза и вздохнула.

— Для тебя все иначе, ты ведь мужчина. — Обежав взглядом его невысокое, худощавое молодое тело, она усмехнулась. — Ну… почти.

Жуглет, на вид очень юный, привык к таким уколам и тем не менее напустил на себя оскорбленный вид.

— Что госпожа имеет в виду, говоря «почти»? Мне снова необходимо доказывать свою мужественность? Умоляю вас, дайте мне задачу, которая под силу лишь великому герою, и я продемонстрирую, что заслуживаю вашего уважения.

Они улыбнулись друг другу: это была их старая игра.

— Очень хорошо, непритязательный странствующий рыцарь, — с притворным высокомерием ответила Линор и указала в сторону ворот. — Отправляйся в путешествие и через десять лет принеси мне… — Она перевела взгляд на свои белоснежные руки. — Принеси магическое кольцо, которое сделает меня королевой всего, на что упадет мой взгляд.

— Ваше счастье для меня — Святой Грааль, госпожа, — с неестественной в данной ситуации серьезностью ответил Жуглет и низко поклонился.

— Неужели? — проворчала Линор. — Я уже три года жду, и за это время ты мог бы, по крайней мере, убить для меня дракона. Но я так великодушна и нетребовательна, что готова удовольствоваться волшебным кольцом.

— Считайте, оно уже у вас. И, надеюсь, по возвращении я удостоюсь чести припасть к вашей нежной розовой груди.

— У меня грудь белая, — с притворным раздражением возразила Линор.

Жуглет ухмыльнулся.

— Она не останется такой после того, как я к ней… припаду.

Девушка захихикала. Ее мать, Мария, стоявшая в нескольких шагах от них, неодобрительно зацокала языком, но ничего не сказала. За три года, на протяжении которых Жуглет появлялся здесь время от времени, каждый раз внезапно, Мария привыкла доверять странствующему музыканту и открыла ему практически беспрепятственный доступ в свой дом. Почему-то она была уверена, что рядом с Жуглетом непорочности Линор ничто не угрожает.

Из затхлой полутьмы конюшни вышел Виллем и сощурился от яркого света. На его запястье сидел сокол с колпачком на голове. Виллем был красивый мужчина с мягкими манерами, которого не портил даже кривой нос, пострадавший в многочисленных сражениях. Увидев, что сестра и гость, как обычно, добродушно подшучивают друг над другом, он улыбнулся вопреки собственному желанию. Они вели себя скверно, но он слишком хорошо относился к обоим, чтобы сурово отчитывать их. Хотя музыкант нечасто забредал так далеко на запад, Виллем ни к одному человеку, кроме членов своей семьи, не испытывал столь теплых чувств. В мире, где горький опыт советовал никому не верить, он доверял Жуглету интуитивно и безраздельно.

Вслед за Виллемом из конюшни вышел конюх, ведя в поводу трех оседланных лошадей. Все вместе они прошли мимо деревянной кадки, в которой отмокали грецкие орехи, мимо заросшего травами, терзаемого набегами кроликов сада, мимо маленькой деревянной часовни и остановились перед ступенями.

Стоя наверху лестницы, Линор восхищенно захлопала в ладоши.

— Ох, это будет такая прогулка! И такая перемена в нашей семейной философии, — многозначительно добавила она. — Уверена, ты заметил, что Виллем предпочитает видеть меня в роли не охотника, а добычи… богатых мужчин, ищущих себе пару.

Жуглет склонился над ней и почти пропел хрипловатым тенором:

— Ты осуждаешь их? Будь я богатым мужчиной, я бы тоже остался неравнодушен к твоим прелестям.

Линор это заявление явно доставило удовольствие.

— Не забывайся, дружище, — сказал Виллем, но лишь потому, что таков был его долг.

— Конечно, тебе в жизни не выдать меня замуж, если пройдет слух, что какой-то бродячий музыкант увивался вокруг меня, — улыбнулась Линор.

Они с Жуглетом начали спускаться по ступеням, белая ручка в смуглой руке.

— Я всего лишь пытаюсь помочь, дружище, — заверил Виллема Жуглет. — Я обучался искусству обольщения при самых выдающихся дворах Европы. Как твоя сестра овладеет женскими хитростями, не имея поклонника, чтобы практиковаться в искусстве флирта?

— Вот уж чего ей можно не опасаться, так это отсутствия поклонников, — с улыбкой бесконечного терпения ответил Виллем. — Другое дело, что с некоторыми из них могут возникнуть проблемы.

— Во всяком случае, вряд ли наши беседы можно считать флиртом, пока голос у моего кавалера не начнет ломаться, — поддразнила Жуглета Линор.

Виллем помешал Жуглету запротестовать.

— Осторожнее, Линор. На прошлой неделе за шахматами я спросил его, не евнух ли он, и едва не остался с расквашенным носом.

— А ты подбил мне глаз — вон какой синяк, — с необъяснимым восхищением в голосе воскликнул Жуглет.

— А ты ударил меня коленом, и пришлось скрутить тебя.

— Ну, по крайней мере, ты-то точно не евнух.

Жуглет хлопнул Виллема по плечу.

Почувствовав близость Жуглета, сокол издал хныкающий звук. Музыкант отпрянул. Кокетливым жестом Линор взяла из рук грума украшенные кисточками поводья своего коня.

— Жуглет, ты когда-нибудь охотился прежде? Похоже, ты боишься соколов. Забавно.

— Линор, не груби, — сказал Виллем.

— Это такой изящный женский способ выказать свое расположение, поэтому ее уколы лишь доставляют мне удовольствие, — заявил Жуглет, и Линор вознаградила его улыбкой.

Грум протянул Жуглету поводья второго коня, крупного гнедого. Он взял их, бросив настороженный взгляд на пугающе большую голову животного.