Он было предположил, что душа его покойного деда, умершего за несколько месяцев до этого, намеревается просто-напросто предстать перед ним, но тут же отверг эту мысль, потому что старик в последнее время не узнавал своих собственных детей и за всю свою жизнь ни разу не обратил внимания на внуков. Вдобавок чутье подсказывало, что преследовавшее его существо было женского пола и обладало способностью испаряться прежде, чем попадется ему на глаза. Эта мысль вызвала у него дрожь, которая прошлась по позвоночнику сверху донизу. Надо только держать себя в руках, а то, чего доброго, грохнешься в обморок от страха.
Когда наконец он увидел крышу дома Хуаны, показавшуюся на горизонте, за последним поворотом дороги, почувствовал облегчение. Приближаясь к дому, он смог различить на его пороге лаубуру — древний баскский крест-оберег, выточенный из камня. Он тщательно обследовал окрестности. Обнаружил следы лошадей, однако ничто не указывало на то, чтобы у Хуаны имелась конюшня, или навес, или стойло, или хоть какое-то животное.
Пытаясь составить представление о расположении предметов, он решил пройти по краю тропинки, чтобы не затоптать человеческие следы, которые вели от порога дома в направлении видневшегося вдали небольшого каменного моста, перекинутого через реку. Он направился к нему. Удостоверился в том, хотя это был всего лишь приток реки. В результате недавних дождей поток воды под мостом стал достаточно бурным, чтобы накрыть человека с головой. Он задержался, чтобы внимательно все осмотреть. Проезжая часть дороги была покрыта как человеческими следами, так и отпечатками копыт козла, передвигавшегося на задних ногах. Иньиго сделал вывод, что здесь прошли двое мужчин и три женщины, и сразу же выделил следы Хуаны среди остальных. Накануне, когда Саласар дал ему поручение осмотреть дом Хуаны, он снял мерки с ее ног. Немного поодаль, на земле, он обнаружил деревянный крест на кожаном ремешке со следами запекшейся крови.
— Крест! — обрадованно воскликнул он, надевая его на шею.
Он вернулся к дому Хуаны, подошел к двери и толкнул ее. Она была всего лишь плотно закрыта и поэтому легко поддалась. Он ощутил, как гулко стучит сердце у него в груди.
— Есть кто-нибудь? — крикнул он с порога, вовсе не рассчитывая получить ответ, поскольку в этом случае свалился бы замертво от страха. — Я пришел с миром. Я вхожу! — опять крикнул он, осторожно сделав шаг вперед.
До него не доносилось ни звука. Он двигался осторожно, пока глаза не привыкли к слабому свету, сочившемуся через отверстие в форме креста, вырезанного на закрытых ставнях. Постепенно стали вырисовываться очертания мебели; обстановка была очень бедной: земляной пол, входная дверь вела прямо на кухню, которая, по-видимому, была главной и самой просторной комнатой в доме. Здесь имелось еще две двери, которые, предположительно, вели в комнаты. В центре кухни он увидел небольшой стол с двумя простыми неотесанными стульями. Стены, хотя чувствовалось, что хозяйка прилагала все усилия к тому, чтобы содержать их в чистоте, почернели от копоти, и от них исходил запах копченой рыбы. На одной из стен висела наполовину проржавевшая железная сковорода, а в очаге он обнаружил кастрюлю с остатками похлебки, успевшей покрыться толстым слоем плесени. Он поворошил в очаге кочергой и убедился, что он полон неубранной золы. Значит, дочь покойной еще не приходила сюда, чтобы прибраться, и у него возникло чувство неловкости оттого, что он вторгается в чужую жизнь.
Мысль о том, что он оказался первым, кто ступил на порог этого дома после трагического бегства хозяйки, вызвало у него недоброе предчувствие. Он вошел в одну из комнат, и сильный звериный запах ударил ему в ноздри. Это был неистребимый, примитивный запах козлиной шерсти, и он тут же обнаружил ногу животного, валявшуюся в углу комнаты. С брезгливым выражением взял ее двумя пальцами и сунул в котомку. Но уже было направившись в другую комнату, он ощутил спиной чье-то присутствие и испугался, зная наверняка, что на этот раз кто-то и в самом деле подобрался к нему слишком близко. Не успев оглянуться, он услышал глухой удар, сопровождаемый сильной болью в области затылка, а потом словно провалился в темный колодец, и наступила полная тишина.
Возвращаясь к реальности, он почувствовал, как его тело уменьшается, но это относилось только к его содержимому. Ощущение было такое, будто кожный покров становится ему велик, как слишком большое по размеру платье, в то время как все внутри удивительным образом сжимается и сжимается. Он выбрался из своей плотской оболочки через открытый рот. Опустил глаза, скользнул взглядом к животу и различил решетку ребер, а за ними — розоватые очертания легких, темное пятно печени, ритмично бьющееся сердца, переплетение внутренностей.
Все было точь-в-точь как на рисунках Леонардо да Винчи, которые накануне ему показывал Саласар. Он увидел свою кожу внизу, на полу, безжизненную, сморщенную и дряблую, как пустой бурдюк, валявшийся на земле. Он испугался, что она испортится, что кто-то может на нее наступить или она порвется, и поэтому попытался ее свернуть и аккуратно спрятать в котомку, но не смог. Он оказался слишком маленьким и вдобавок тут же почувствовал, что зад, став легче остального тела, тянет его кверху, приподнимая с пола, поднимает, раскачивая, вверх и вышвыривает из дома, по дороге безжалостно шмякнув о дверной косяк.
Дневной свет ослепил его, и он окончательно утратил представление о времени и пространстве. Он взмывал в небо с невообразимой быстротой, испытывая при этом сильную тошноту. В какой-то момент увидел под собой домишко, который только что покинул, вскоре превратившийся в черную точку на земле. У него возникло ощущение, что он поднялся слишком высоко и в любой момент может обжечься, натолкнувшись на солнце, которое уже сушило ему глаза. Он попытался закрыться руками, но не смог, оно слепило его, он с силой сжимал веки, ему было страшно, он взлетал все выше и выше…
Ритмичный цокот копыт вернул его на землю. Приоткрыв глаза, он увидел лес, окутанный легким синеватым туманом. И ясно различил бархатистую морду стройного скакуна, который коснулся его лба, взъерошив челку. Когда ему удалось рассмотреть получше, он понял, что животное ниже ростом, чем конь, его серебристая грива спускалась почти до уровня суставов ног, а посередине лба находился один-единственный рог.
Однажды он видел изображение этих мифологических животных в «Книге сновидений», хотя у этого экземпляра по обе стороны хребта имелась еще пара покрытых перьями крыльев, как у ангелов. Это было самое красивое и волнующее зрелище из тех, которые он когда-либо видел, включая монастырь Святого Сильвестра с алтарем, покрытым разноцветной золотой фольгой, или запрещенную книгу «Praestigiis Daemonum et Icantationibus», [6]которую Саласар прятал на дне сундука из черного дерева и в которой врач Жан Виер утверждал, что колдуны — всего лишь люди, страдающие умственным расстройством.
Инквизитор как-то раз позволил ему ее посмотреть, взяв с него обещание никогда никому об этом не рассказывать, потому что в противном случае им обоим грозит серьезная опасность.
Мгновение спустя он обнаружил, что на единороге восседает прекрасная девушка, вся из голубого прозрачного вещества, окутанная воздушной тканью, изящно прикрывающей срамные части ее обнаженного тела. Она была в точности такой, какими иногда ему являлись женщины в ночных, страшно греховных сновидениях, после которых он чувствовал себя истощенным, покинутым на берегу своей постели, словно медуза, выброшенная на прибрежный песок. Он никогда не упоминал на исповеди об этих снах, потому что стыд оказывался сильнее желания получить Господнее прощение. Очертания женской фигуры казались неопределенными, размытыми, словно силуэт был окутан голубым пламенем. Ее длинные волосы шевелились в воздухе и то закручивались в спирали, образуя завитки, то снова распрямлялись, обрамляя спокойное лицо, на котором посверкивали блестящие, черные, почти лишенные оторочки белка глаза.
