Еле живая от усталости, я поднялась по спиральной лестнице и бросилась к тому концу туннеля, чтобы отрезать ей путь к бегству. Рассвет уже близился, ночь посерела, восток потихоньку начал розоветь. Кратчайший путь к люку вел через algorrobal, и я врезалась в чащу, даже не думая об опасности.

В лесу было еще совсем темно, слабые лучи рассвета не проникали сквозь кроны деревьев. Не отводя взгляда от светлой полосы, означавшей опушку, я бежала вперед, заботясь лишь о том, чтобы не оступиться и не налететь на колючие ветки. Стояла смертельная тишина, лишь слышался шелест дождя, да в ушах у меня громом отзывалось собственное надрывное дыхание.

Вообще-то я могла бы и сообразить, что в лесу прячется кто-то еще. Крик Трейси, увидевшей Карлоса Монтеро, должен был навести меня на мысль, что не она убрала его тело туда. Однако я слишком устала, чтобы думать, и до последней секунды не слышала быстрых шагов за спиной. Над головой у меня взметнулись чьи-то руки, шею стиснул ремень. Задыхаясь, я обеими руками вцепилась в него, стараясь оторвать от горла. В глазах потемнело, в ушах послышался противный тоненький звон. Помутненный разум содрогнулся от резкого треска, но раздавался ли треск этот у меня в голове или же донесся из окружающего мира, я уже понять не могла.

Внезапно смертоносная удавка ослабла и человек, которого я знала только как Паука, рухнул на усыпанную колючками землю.

Жорж Сервантес, брат Ящера, ангел отмщения, стоял среди деревьев — грозный темный силуэт на фоне занимающейся зари. Он медленно опустил пистолет.

— Покойся с миром, Рамон, — прошептал он. — Теперь ты обретешь успокоение. Покойся с Господом.

Я безоговорочно верю в право каждого гражданина на справедливый суд и в презумпцию невиновности, покуда вина преступника не будет доказана. Хотя я отдаю себе отчет, что поступки мои изрядно расходятся со словами, но все равно, по-моему, простым гражданам не стоит брать правосудие в свои руки. Это все равно, что запускать лавину, которая приведет к самой что ни на есть первобытной анархии. Начав с этого заявления, теперь могу смело признаться в двух вещах. Во-первых, я твердо уверена, что Этьен Лафорет и этот наемный психопат Паук — настоящее имя которого, по иронии судьбы (вот уж поистине ирония космического масштаба!), оказалось Ангел, Анхель Фуентес, — получили по заслугам. А во-вторых, вынуждена добавить, что реальное воплощение нашей системы правосудия таково, что время от времени я начинаю очень и очень сомневаться в правоте своих взглядов.

«Мерседес» нашли только на следующий день. Течение отволокло его почти до самой гасиенды. За рулем сидел мертвый Лафорет. Преступник, неизменно умудрявшийся в последний миг сбежать от расплаты, на сей раз уйти не успел.

А через несколько дней в нескольких странах одновременно прошли полицейские рейды — в «Дорогах древности» и всех до единого филиалах Эдмунда Эдвардса, включая и галерею Лафорета, были проведены обыски. Полиция обнаружила более пятисот всевозможных нелегальных древних редкостей. Одной из них оказался floreroсо змеями на ободке. Владельцы галерей по большей части клялись и божились, что знать не знали и ведать не ведали о происхождении своих товаров. Выяснение происхождения и законных хозяев всего этого добра, надо полагать, займет еще не один год. Но Перу, надо надеяться, все же когда-нибудь обретет хотя бы часть утраченных сокровищ.

Говорят, что в Китае мародеров подчас приговаривают к смертной казни. Не то чтобы я выступала в защиту столь радикальных мер, однако же, отслеживая путешествие Эдмунда Эдвардса по судам, я волей-неволей вспоминаю китайцев.

Эдвардса и его падчерицу защищает один из этих шикарных лощеных и необыкновенно дорогих адвокатов, услуги которых простым смертным недоступны. Самому Эдвардсу полиция сумела вменить в вину всего-навсего одно-единственное преступление: сокрытие от таможни истинной стоимости перевозимых товаров. Ну просто слов нет, какая несправедливость!

И эти-то законы должны пресечь нелегальную торговлю сокровищами древних цивилизаций! Как мне объяснили, вся сложность в том, что преступление совершено на территории другой страны, а не в США, а по американским законам судить Эдвардса можно лишь за то, что он натворил у себя на родине. Если его и осудят, он все равно, скорее всего, отделается штрафом и совсем непродолжительным сроком, — на мой взгляд, это уж совсем никуда не годится! Его преступления заслуживают куда более сурового наказания. Я утешаю себя лишь тем, что в социальных кругах, где вращается этот мошенник, репутация его серьезно пострадала — а этого-то, очень может быть, он более всего и страшится.

Трейси продолжает утверждать, что всего-навсего пыталась спасти сокровища, а вовсе не крала их. Не слишком-то убедительная версия в устах особы, чей отчим предстал перед судом в процессе о скупке краденного. Что ж, посмотрим, удастся ли ей и впредь продолжать свою беззаботную жизнь.

До сих пор полиции так и не удалось доказать прямой связи Эдвардса с убийством его работника в «Дорогах древности» — того самого старичка по имени Станислав Возжик. Не сомневаюсь, что непосредственным убийцей был Паук, но в моем понимании справедливости настоящими виновниками смерти Возжика являются именно Эдвардсы. В свете всех новых фактов сейчас расследуется заново дело гибели А. Дж. Смиттсона.

Лучо, который оказался вовсе не таким простачком, как прикидывался, сейчас обвиняется в убийстве своего дяди. По-видимому, Карлос Монтеро обнаружил электрический провод, проследил его до лаза в пещеру и обнаружил там своего племянника. Это открытие стоило ему жизни.

Думаю, я не первая обнаружила связь между контрабандой наркотиков и древних сокровищ. Для обоих этих занятий требуется одно и то же: полная тайна, безопасный способ вывоза товара и беспринципный таможенный агент на другом конце цепочки. Используя коммуну как прикрытие, Манко Капак каждое новолуние вывозил наркотики из Перу. Чтобы застраховаться от временных затиший на наркорынке после удачных полицейских операций, он начал скупать реликвии древних индейцев. Именно так он и познакомился с Лафоретом — у того как раз выдался застой в бизнесе: три предмета доколумбова периода застряли на таможне, да еще и один из агентов, Рамон Сервантес, раскаялся в пособничестве ворам и переметнулся на сторону закона. Так зародился этот нечестивый союз.

Настоящее имя Манко Капака — право слово, странно думать, сколько из нас, участников этой истории, скрывались под чужими именами, — Джеймс Харрингтон. Вся его бурная и разнообразная деятельность окончилась в перуанской тюрьме, где, надо полагать, ему предстоит провести еще очень и очень долгий срок.

Жорж Сервантес оказался просто кладезем информации. Он рассказал властям, что Карла, ссылаясь на необходимость обеспечить детям будущее, подбила Рамона продать Лафорету стопку таможенных бланков — не заполненных, зато уже с подписями и печатями. Лучо использовал эти бланки, чтобы фальсифицировать документы, когда ему случалось добавить ящик-другой к вполне легальным партиям товаров с фабрики «Параисо».

Жорж говорит, что Рамон, которого я никогда больше не назову Ящером, каким-то образом обнаружил, что во всем этом замешаны еще и наркотики. Примерно в то же время он застал жену с братом. В семье его ничто уже не держало, и он решил восстановить справедливость. Полиция считает, что Станислав Возжик, старик из «Дорог древности», рассказал ему, что три изделия индейцев мочика будут выставлены на аукционе в Торонто. Рамон собрал все деньги, что у него имелись, и отправился туда, чтобы перекупить сокровища и вернуть их на родину. Не сумев сделать этого, несчастный с отчаяния попытался выкрасть их из моего магазина. За предательство интересов шайки Паук и убил его, выследив и поймав прямо там, в магазине.

Жорж, обуреваемый чувством вины, нашел в себе силы вырваться из алкогольного дурмана и начал следить сперва за Карлой, а потом и за ее спутником, сперва в Трухильо, где ненадолго потерял их из виду, а потом и в Кампина-Вьеха. Именно его я и заметила мельком близ дома Лафорета и на рынке. Он видел, как Паук навещал el Hombre, и проследил его до «Параисо», где и стал свидетелем того, как Паук убивал полицейского у входа в пещеру. Тогда-то Жорж окончательно и понял, что случилось с его братом. На мой взгляд, младший Сервантес появился на сцене в самый подходящий момент.