— Коллеги сенаторы, — вновь заговорил он. Теперь его голос звучал властно, а не примирительно, как раньше. — Коллеги сенаторы, Рим обязан ответить на угрозу. Мы должны разбить карфагенян и изгнать их из наших морей.

— Как? — послышался чей-то голос, и вопрос повторили еще несколько голосов.

— Построить собственный флот! — выкрикнул Сципион, повышая голос. — Направить всю мощь Республики на создание флота, который прорвет блокаду и уничтожит вражеские галеры. Разбить карфагенян, как мы разбивали всех, кто осмелился бросить вызов могуществу Рима. Поручить мне, вашему лидеру, Гнею Корнелию Сципиону, возглавить флот и повести его в бой во славу Республики!

Зал огласился радостными возгласами — сенаторы ухватились за надежду, поданную Сципионом. Толпа, которой руководили эмоции. Старший консул сначала напугал толпу сообщением о якобы непреодолимой угрозе со стороны карфагенян, а затем внезапно обрадовал, дав надежду на победу. Ликование длилось целых пять минут, и все это время Сципион неподвижно стоял за кафедрой. Лицо его было надменным, поза властной, излучающей силу и уверенность. Когда шум начал стихать, Сципион приготовился перейти к главному — заставить сенат единодушно проголосовать за предложенный план и назначить его командующим новым флотом. Он уже поднял молоток, чтобы окончательно успокоить толпу, но тут раздался голос, привлекший внимание всех присутствующих в зале.

— Коллеги сенаторы. — Голос Лонгуса слегка дрожал, но в зале тотчас воцарилась тишина. — Хвала мудрейшей богине Минерве, благословившей нас таким лидером, как Гней Корнелий Сципион.

Со всех концов зала послышались одобрительные возгласы, и Сципион благодарно кивнул, хотя на самом деле не испытывал никакой благодарности, а лихорадочно пытался понять, что кроется за речью Лонгуса, известного сторонника Дуилия. Молодой сенатор повысил голос, стараясь перекричать шум.

— Старший консул указал нам путь к победе над карфагенянами. Его ум, направляемый богиней, нашел решение, которое позволит спасти наши легионы и сам Рим. Он наш лидер и наша опора.

Лонгус вновь умолк, ожидая, пока смолкнут голоса одобрения. Молодой сенатор готовился произнести заученную речь, которую вручил ему Дуилий перед приходом Сципиона.

— Именно потому, что Гней Корнелий Сципион является нашим лидером, нашим величайшим сенатором, меня страшит опасность, которой он подвергнет себя, когда поведет флот в бой против неизвестных сил карфагенян. Без его руководства в сенате мы будем побеждены этим новым, сильным врагом. Поэтому, коллеги сенаторы, я предлагаю, чтобы старший консул руководил морской кампанией против пунийцев, но отсюда, из сената, средоточия власти Рима. Командование же флотом следует поручить младшему консулу Гаю Дуилию.

Финал выступления Лонгуса оказался неожиданным, и в зале курии воцарилась тишина. Затем сенаторы разом заговорили, обсуждая предложение Лонгуса. Сципион оторвал полный ярости взгляд от молодого сенатора и посмотрел на Дуилия, который так же невозмутимо сидел в центре нижнего яруса прямо напротив кафедры. Дуилий едва заметно кивнул Лонгусу и повернулся к Сципиону. Легкая улыбка тронула его губы — его просили выступить. Он медленно встал и обратился к взбудораженному залу.

— Я согласен с мнением сенатора и смиренно принимаю его предложение возглавить флот.

Дуилий снова сел, а от его краткого заявления дебаты вспыхнули с новой силой. Сципион постучал молотком по кафедре, пытаясь восстановить контроль над сенатом, но он уже понял, что неожиданное выступление Лонгуса украло у него победу. Старший консул вспомнил многозначительный взгляд Дуилия при известии о блокаде карфагенян и понял смысл того взгляда: дерзкое торжество. Его перехитрили, и осознание этого привело Сципиона ярость — он продолжал что есть сил стучать молотком по кафедре даже после того, как агрессивные удары заставили всех умолкнуть.

— Коллеги сенаторы!

В наступившей тишине голос Сципиона звучал слишком громко. Он почувствовал это и тут же постарался взять себя в руки. Сделал паузу и набрал полную грудь воздуха, прежде чем продолжить речь.

— Коллеги сенаторы. Я тронут заботой о моей безопасности — личной и как вашего лидера. Но я хочу напомнить, что истинная сила сената воплощается в каждом из его членов. Будучи старшим консулом, я возглавлю флот, без колебаний оставляя Рим в ваших надежных руках.

Сципион видел, как многие сенаторы покачали головой, выражая несогласие. Тогда он предпринял последнюю попытку, надеясь, что остатки уверенности позволят ему одержать победу.

— Поэтому я призываю вас проголосовать за мое предложение и не сомневаюсь, что вы примете разумное решение. — Сципион вложил эти слова всю силу убеждения. — Ставлю на голосование вопрос о необходимости постройки флота и о том, чтобы я повел его в бой.

Если раньше в ответ на предложение принять командование флотом Сципион слышал лишь одобрительные возгласы, то теперь в зале разгорелся ожесточенный спор. Через минуту шум усилился, и голоса в сенате разделились. Сторонники Сципиона поддерживали своего лидера, фракция Дуилия — своего. Большинство сенаторов пребывали в нерешительности; некоторые призывали к продолжению дебатов, не зная, к кому присоединиться. Наконец большинство победило, и голосование отложили. Момент был упущен. Вместо триумфа Сципион получил долгие и нудные споры. Старший консул уступил свое место за кафедрой принцепсу сената, в чьи обязанности входило руководить дискуссией. Сципиону потребовалось собрать всю свою волю в кулак, чтобы сдержать ярость и твердой походкой вернуться на свое место в рядах сенаторов.

Задремавшего Септимия разбудили шаги приближавшихся часовых. Знакомый звук и незнакомая обстановка сделали свое дело — центурион мгновенно проснулся и насторожился. Аттик уже стоял в центре комнаты, не отрывая взгляда от двери. Он так и не прилег. Дверь распахнулась, в проеме появился начальник охраны Сципиона и окинул взглядом офицеров «Аквилы».

— Вы свободны, но я должен знать, где вас найти, если вы понадобитесь консулу.

Это неожиданное заявление застало молодых людей врасплох, и Септимий ответил не сразу.

— Мы будем в доме Капито, где живет моя семья, — в Делийском квартале.

— Или в каструме Остии на своем судне, — добавил Аттик.

Начальник охраны кивнул, попятился и увел за собой караул.

— Значит, мы идем к тебе домой?

Аттик повернулся к Септимию, радуясь неожиданной свободе.

— Да, — с улыбкой ответил центурион, — но не раньше чем я покажу тебе кое-какие достопримечательности Рима.

Он встал и вышел на залитый вечерним светом двор.

— А что, если консул станет нас искать, пока мы будем осматривать достопримечательности? — поинтересовался капитан «Аквилы».

— Вряд ли мы ему понадобимся сегодня; ведь он только что нас отпустил.

— Значит, к тебе домой мы попадем завтра. А нам хватит времени, чтобы все увидеть?

— Можешь мне поверить, Аттик; что касается тех достопримечательностей, с которыми я хочу тебя познакомить, одной ночи никогда не хватает. Но большинству мужчин больше и не под силу.

Сципион вихрем влетел в таблиний, главную спальню дома, на ходу срывая с себя тогу. Громким голосом он приказал принести вина, и через секунду в комнату вошел слуга, протягивая сенатору позолоченный кубок. Сципион выхватил кубок из рук раба, залпом выпил — терпкое кисловатое вино лишь усилило жжение в клокотавшей яростью груди. Слуга поднял амфору, чтобы вновь наполнить кубок, но Сципион отобрал у него сосуд и приказал уйти. Когда раб исчез за дверью, в комнату вошла Фабиола. При виде взбешенного мужа она нахмурилась. Сципион резко обернулся и увидел жену, уже закрывшую за собой дверь.

— Глупцы! — выпалил он. — Слабоумные, некомпетентные идиоты.

Фабиоле не нужно было объяснять причину его гнева. Ей уже приходилось сталкиваться с подобной яростью мужа, хотя и не такой сильной. Все, кто разбирался в механизме работы сената, знали: это неповоротливое и крайне консервативное животное. В одном зале собирались триста самых больших эгоистов города, и зачастую разумные и хорошо аргументированные предложения отдельных людей или даже целых групп отвергались сенатом из-за неуместного многословия и склонности к склокам. Совершенно очевидно, что план, который Фабиола обсуждала с мужем, не прошел. Спрашивать о причине — значит переключить на себя ярость Сципиона, и, хотя муж ни разу не поднял на нее руку, Фабиола давно поняла, что в нем живет с трудом контролируемая склонность к насилию.