— Но вдумайтесь! — воскликнул Майкл, начиная раздражаться, несмотря на самые лучшие намерения. — Если вы заявляете, что Святой Крови не должно поклоняться, то что вы скажете про мессу? Вы поклоняетесь крови Христовой каждый день, значит, какая-то ее часть должна быть священной!

— О, — сказал сбитый с толку Морден. — Ну, если вы преподносите это таким образом, я полагаю, что чтить реликвии крови — правильно. Однако, как вы сами только что указали, их существует совсем мало. В большинстве своем их подлинность не установлена, и только в Хейлзе и в Эшбридже находятся настоящие реликвии.

— Это не так, — возразил Бартоломью. Даже он, незаинтересованный слушатель, не хотел, чтобы подобное совершенно ошибочное утверждение осталось без возражения. — Склянки со Святой Кровью имеются в усыпальницах по всей стране. Я слышал, что некоторые из них наполнились кровью при особых обстоятельствах, а другие ассоциируются с чудом.

Майкл обратил все свое внимание на злополучного приора.

— Если вы согласны, что реликвии крови следует чтить, вы согласны и с тем, что францисканцы правы, а ваш орден ошибается.

— Ничего подобного, — оскорбился Морден. — Я никогда не соглашусь с тем, что францисканцы правы! Вы перекручиваете мои слова своей запутанной теологией!

— Она действительно запутанная, — согласился сидевший за гостевым столом монах, очевидно, не выдержав ссоры. Он тоже адресовался к плечу Майкла, и тот быстро оглянулся, предполагая, что сзади кто-то стоит. — И теологи из обоих орденов предлагают захватывающие доводы.

Морден опомнился и представил гостя, взмахнув крошечной ручкой.

— Это брат Томас из университета в Пэксе. Он говорит, Пэкс находится где-то на Средиземном море, хотя я о нем никогда не слыхал. Он прибыл к нам недавно, чтобы почитать про ангелов.

Южным происхождением Томаса объяснялась его смуглая кожа, несколько чуждая внешность и напевная мелодика латыни. Бартоломью улыбнулся ему: интересно познакомиться с ученым, так далеко уехавшим из дома.

— Насколько я понимаю, в Пэксе имеется не имеющее равных собрание арабских трудов по естественной философии? — полюбопытствовал он.

Томас улыбнулся в ответ.

— О да, и мы…

— Что ж, я рад, что вы приехали сюда, — прервал их Майкл, потирая руки. — Оксфорд создал себе имя блестящими доводами во время полемики о Святой Крови, а нашим францисканцам чрезвычайно мешает то, что доминиканцы редко бросают вызов их интеллекту. Теперь, когда здесь вы, мы можем выйти на поле боя и показать миру качество наших мыслителей. Во всяком случае, некоторых из них, — поправился он, бросив уничижительный взгляд на Мордена.

— Я прискорбно не отвечаю вашим требованиям, — скромно сказал Томас. — Особенно потому, что магистр Уитни из Грэй-Холла в Оксфорде занимается в этом семестре в Кембридже, а он один из признанных экспертов-францисканцев в вопросе о реликвиях крови, и мне с ним не сравниться. Он поселился в общежитии Бернарда, где, как мне говорили, университет размещает самых выдающихся приезжих ученых.

Пока Майкл превращал своего цыпленка в груду костей, Томас начал осторожно опровергать его тезисы, то и дело вставляя совершенно ненужные извинения за недостаточное понимание — он был искушенным полемистом, а материалом владел досконально и полно. Несмотря на то, что он возвращал доминиканцам интеллектуальную честь, братья забеспокоились, стали бросать многозначительные взгляды, намекая, что день пропадает напрасно, Морден так размахивал ногами, что становилось ясно — он тоже утомился. И тут его взгляд в последний раз упал на правое плечо Майкла. Он не выдержал.

— Вы знаете, что у вас на плече лежит рыбья голова, брат? — спросил он. — Очень трудно говорить о теологии, когда нечто подобное так злобно на тебя смотрит.

Майкл повернул голову и вскочил на ноги — на него уставились тусклые рыбьи глаза. Он яростно смахнул оскорбительный объект, полетевший через весь стол и приземлившийся на колени Мордена.

Приор с неменьшим отвращением скинул голову на пол, но случайно лягнул ее ногой, и она кувырком полетела к Томасу. Гость со впечатляюще быстрой реакцией пригнулся, снаряд, не причинив вреда, проплыл у него над головой, впечатался в стену и упал на землю. Майкл сердито уставился на слуг, которые изо всех сил пытались остаться невозмутимыми. Один из них не сумел так же хорошо скрыть смех, как остальные, и монах обрушился на него.

— А я недоумевал, отчего только мне подали форель без головы! Теперь-то я понял. Ты специально сделал это, что смутить меня!

— Не специально, — возразил тот, безуспешно пытаясь изобразить раскаяние. Бартоломью не сомневался, что он со смаком преподнесет эту историю сегодня вечером в своей любимой таверне.

— Я уверен, что Рауф не хотел ничего плохого, — успокаивающе произнес Томас. — Эти подносы очень тяжелые, и нелегко удерживать их одной рукой, а накладывать еду другой.

— Рауф? — сказал Майкл, продолжая злиться. — Где я слышал эту фамилию?

— Человек по фамилии Рауф затеял драку с Балмером, тем самым послушником, которому я лечил распухшую челюсть, — напомнил Бартоломью.

— Это мой брат, — быстро вставил Рауф. — Я Джон, а его зовут Кип, и это он ударил Балмера. Ко мне эта стычка отношения не имеет.

— Возможно, — холодно ответил Майкл. — Но я…

Он замолчал, потому что за дверью начался какой-то переполох. Сначала раздались крики, потом послышался топот бегущих ног. Дверь распахнулась, и в нее влетел монах. Он был поразительно уродлив: глаза смотрели в разные стороны, все лицо в рябинах оспы, а сальные волосы лохмами торчали на покрытом какими-то чешуйками черепе.

— Отец приор! — заорал он. — Новости!

Морден нахмурился.

— Я уже просил раньше тебя не входить таким образом, Большой Томас. Предполагается, что ты должен войти спокойно и прошептать мне свое сообщение на ухо, чтобы услышал его только я. Нельзя кричать во все горло. Ты теперь монах, и дни, когда ты был учителем и должен был разговаривать громко, прошли.

— Большой Томас? — удивился Бартоломью. — Этот человек не так уж велик.

— Он выше ростом, чем наш гость из Пэкса. — Морден понизил голос. — Это вежливее, чем говорить Красивый Томас и Уродливый Томас, как тут же начали называть их братья.

— Новости из общежития святого Бернарда! — продолжал орать Большой Томас. — Там человек задохнулся сажей!

Поскольку общежитие святого Бернарда являлось университетской собственностью, смерть в его стенах подпадала под юрисдикцию старшего проктора. Вытирая засаленные губы льняной салфеткой, Майкл покинул доминиканцев и поспешил на Хай-стрит. Бартоломью шел рядом, гадая, какое мрачное зрелище предстанет его взору на этот раз. Майкл часто пользовался его помощью, когда расследовал смертельные случаи, и высоко ценил его проницательность, когда обследовал труп. Однако Бартоломью не получал от этих занятий никакого удовольствия, предпочитая живых пациентов мертвым.

— Странные люди эти доминиканцы, — рассуждал монах. — Я пытался увлечь их своими колкими комментариями, имеющими отношение к святости — или наоборот — реликвий крови, и все, на что они оказались способны, это указать, что некоторые из моих мыслей принадлежат францисканцам. А вот Томас из Пэкса показался мне на голову выше их всех.

Бартоломью согласился.

— Судя по его выражению, он следил за твоими доводами, и скорость его реакции, когда рыбная голова полетела в его сторону, тоже впечатляет. Подозреваю, что он не просто изучает ангелов, что бы он нам ни пытался доказать.

— Возможно, он здесь, чтобы шпионить за своими товарищами во время полемики о Святой Крови, — предположи Майкл. — В местах вроде Испании она сейчас очень жаркая, и отовсюду летят обвинения в ереси. В конце концов, он точно знал про францисканца из Оксфорда и о том, что тот изучает.

Бартоломью задумался.

— Кто-то показывал мне позавчера этого оксфордского монаха, Уитни. Он здесь с компаньоном, тоже из Грэй-Холла.