Ратха поерзала на животе и показала ему язык.

— Мне тут очень нравится! Я бы ни за что не выкопала логово лучше этого!

— Здорово! — Усы Костегрыза снова вспорхнули вверх и весело растопорщились. — Я выкопал тебе логово вдали от других, чтобы никто не попытался его занять. Но если кто-то окажется настолько глуп, чтобы посметь сунуть сюда нос, я преподам ему хороший урок.

— Ты сказал, что наши котята родятся на твой территории, — прошептала Ратха, вновь становясь серьезной. — Это правда?

— Да. Как только погода позволит пуститься в путь, мы уйдем отсюда. Я достаточно насмотрелся на Безымянных и сыт по горло их глупостью. Я им больше не нужен, а они мне и раньше были ни к чему. Я не хочу жить с ними. Мы с тобой будем жить вдвоем, ты и я.

Они вместе пошли обратно к тому месту, где Ратха должна была нести стражу. Подойдя ближе, они увидели, что старуха спит в снегу, уронив голову на лапы.

— Она скоро проснется. Мне пора идти, Ратха, — сказал Костегрыз, глядя ей в глаза. — Тебе приходится нелегко, хотя ты очень сильная. Я сожалею о том, что причастен ко всему этому. Легче не будет, по крайней мере, в скором времени. Но я обещаю тебе, что когда зима останется позади, мы уйдем отсюда и больше никогда не вернемся.

Ратха молча обвела глазами заснеженные дали.

— Снегопад только-только начался, — тихо вздохнула она. — Зима будет долгой. Но теперь мне хотя бы не придется спать на дереве!

— Я понимаю. Порой кажется, что это никогда не кончится. Но когда станет совсем трудно, думай о весне. И обо мне, — добавил он с луковым огоньком в глазах.

Ратха смотрела, как он убегает от нее по снегу. Серая старуха завозилась, просыпаясь, но Ратхе было все равно. Она была счастлива.

11

На возвышенности весна добиралась медленнее, чем на равнины. Когда Ратха и Костегрыз спустились с гор, редкая трава и голые кусты сменились юной зеленью, упруго стелющейся под лапами. Они решили не идти старым путем, до сих пор еще растоптанным лапами Безымянных. По молчаливому уговору они даже не повернули в ту сторону, а побрели в обход, по бескрайним лугам, покрывавшим склоны горы.

Костегрыз медленно шагал впереди Ратхи. Длинный шрам на его боку только теперь начал исчезать. Чужие клыки глубоко пропороли ему шкуру, навсегда оставив хромым.

Ратха брела через траву по его петляющему следу, чувствуя, как новая жизнь шевелится у нее внутри. Она стала такой огромной, что даже невысокая травка щекотала ей живот; ее некогда грациозная походка превратилась в неуклюжую поступь, и огромный живот раскачивался из стороны в сторону при каждом шаге.

Когда Ратха и Костегрыз спустились с гор в долину, среди травы стали появляться цветы, наполнявшие нежным ароматом теплый весенний ветерок.

Ратха подняла голову и посмотрела на птицу, лениво кружившую у нее над головой. Печаль никуда не ушла, она по-прежнему жила у нее в горле, как и воспоминания, прочно поселившиеся в сознании.

Племени больше не было, оно было уничтожено и рассеяно нападением Безымянных. Она, Ратха, и жалкая кучка выживших — это все, что осталось от тех, кто некогда избрал путь пастухов и скотоводов. Остальные пролили свою кровь там, где когда-то паслись стада трехрогих и пестроспинок.

Но и Безымянным победа досталась дорогой ценой. Ратха помнила, как стервятники кружили над лугом, а обглоданные кости постепенно становились серыми и покрывались плесенью.

Солнце припекало ей спину, напоминая о том, что страшные времена остались позади. Нерожденные котята вновь зашевелились и принялись легонько толкать ее изнутри, словно им не терпелось поскорее выбраться на свет.

Когтегрыз остановился и обернулся.

— Ты устала? — спросил он.

— Нет, просто проголодалась.

Он довольно хмыкнул.

— Эти котята едят больше, чем ты! Они будут сильными и здоровыми.

— Я еще несколько дней смогу охотиться, — сказала Ратха, глядя, как Костегрыз привычно переступает лапами, перенося вес тела с раненой ноги.

— Охотиться? Да ты даже ползти не можешь! — хмыкнул он, но вместо привычной насмешки в его голосе слышалась нежность. — Нет, хоть я теперь хромой, но землеройки скоро меня узнают! Клянусь, что натаскаю их тебе столько, что тебя будет тошнить от обжорства!

— Я обожаю землероек, — промурлыкала Ратха, а Костегрыз потерся мордой о ее раздувшийся бок.

—

Яаррр

!

— Он потряс головой и поморщился. — Он меня лягнул! Да так сильно, что в носу защипало! Так-то ты обращаешься с отцом, маленький разбойник? — Костегрыз с напускным гневом посмотрел на живот Ратхи.

— Это онатебя лягнула, — захихикала Ратха. — Это самка!

— Какое счастье, что они резвятся не у меня в животе, — негодующе прошипел Костегрыз.

— Они скоро родятся, — сказала Ратха, вновь пускаясь в путь.

— Когда? — испуганно спросил Костегрыз.

— Не знаю. Они мне сами скажут. Идем, Трехлапый! — засмеялась она устремляясь вперед. — Впереди еще долгий путь!

Солнце заходило еще несколько раз, прежде чем они добрались до болот, где лежала территория Костегрыза. Он был счастлив вернуться домой и без устали обегал всю свою землю от берега озера к лугу на склоне горы, где вовсю бушевала весна. Ратха переваливалась следом, с наслаждением вдыхая терпкую горечь заболоченной низины и любуясь блеском утреннего солнца на глади озера. Она даже решилась войти в воду, когда Костегрыз бросился в озеро, чтобы смыть с себя дорожную грязь.

Как тяжелое налитое соками бревно Ратха плескалась и каталась на мелководье, пока Костегрыз гонялся за рыбой. Самое удивительное, что ему даже удалось поймать одну рыбку — правда, не благодаря особой ловкости, а лишь на голом энтузиазме. Гордый собой, Костегрыз поплыл к Ратхе, сжимая в зубах свой блестящий улов. Они выбрались на берег и поделили добычу.

Теперь им предстояло выкопать новое логово для будущих котят.

Ратха облюбовала место на склоне холма, возле ручья, где земля была особенно мягкой и легко поддавалась когтям. Они охотились и копали по очереди, и скоро логово было готово. Ратха придирчиво осмотрела его и начала выстилать сухой травой, хвоей и клочками собственной шерсти, которую вырывала из живота. Костегрыз помогал ей, выбирая самые мягкие листья и самые душистые травы для будущей подстилки.

Они возвращались с последнего похода за травой, когда Ратха вдруг почувствовала резкую судорогу, начавшуюся вверху живота и прокатившуюся вниз по обоим ее бокам. Она уже и раньше испытывала такие спазмы, но до сих пор они были гораздо слабее и быстро проходили. На этот раз схватка все время усиливалась, пока не стала болезненной. Ратха застонала и выронила из пасти траву.

Костегрыз оставался с ней до окончания схватки. Когда все закончилось, Ратха привалилась к нему, жадно впитывая его силу и тепло. Боль напугала ее, и она была благодарна Костегрызу за то, что тот ее не оставил. Когда схватка прошла, она снова смогла идти. Но не успели они добраться до логова, как все повторилось, и на этот раз еще сильнее. Ратха почувствовала, как что-то оторвалось у нее внутри, и из нее хлынула какая-то жидкость, намочив шерсть под хвостом.

— Они говорят, что готовы, — простонала она, уронив голову.

Ратха почувствовала, как Костегрыз схватил ее зубами за загривок и рывком поставил на ноги. С его помощью она кое-как доковыляла до логова. Костегрыз втолкнул ее внутрь, уложил на подстилку и встал рядом, с тревогой глядя на нее.

Ратха стиснула зубы, когда новая схватка сотрясла ее тело. Она забила задними лапами о стену логова, отталкиваясь от нее всем телом. Боль снова отступила, оставив ее обессиленной и задыхающейся от слабости. Ратха подняла глаза на Костегрыза, но тот уже ушел.

Охваченная паникой, она в смятении заворочалась с боку на бок. Уютное логово, так старательно выкопанное и выстланное изнутри, вдруг показалась ей ужасно неудобным, а тьма, вместо того, чтобы успокаивать, теперь пугала, грозя задушить в тесноте.