«Я не знала, что это будет так, — думала Ратха, прижимаясь головой к земляному полу и ощущая лихорадочное биение пульса в горле. — Я думала, матери просто засыпают, потом просыпаются, а котята уже тут как тут!»

У нее вдруг зачесались соски, и Ратха перекатилась набок, чтобы вылизать их. Почти сразу же она почувствовала взбухающую под языком волну, и новая схватка скрутила ее изнутри, разгоняя боль к бокам. Ратха сдавленно закричала и напряглась, отталкиваясь задними лапами от стены. Это помогало.

Она так часто дышала, что у нее пересохла глотка. Ратха подумала было сходить к ручью и попить, но как только она приподнялась на передние лапы, что-то с силой прокатилось в ней изнутри, давя внутренности. Крепко зажмурившись, она повалилась на бок и вновь забила лапами по земляной стене.

И снова ее охватил ужас. Как долго это будет продолжаться? И, самое главное, так все и должно быть? Ратха не знала. Она была одна наедине со своим телом и тем таинственным и величественным превращением, которое свершалось с ней.

Ратха поддалась страху. Он охватил ее, как холодный туман, леденивший ей кровь, как бы глубоко она ни зарывалась в листья, и как бы сильно ни дрожала. Страх овладел всем ее телом, он заставлял ее мышцы работать вразнобой, он разгонял ее сердце до тех пор, пока она не начинала задыхаться от изнеможения, он превращал каждую схватку в ослепляющую муку.

Ратха выла и терлась щекой о землю. Она понимала, что так больше не выдержит. Если она позволит страху взять над собой верх, то умрет от ужаса, и ее котята никогда не появятся на свет.

«Каждая самка, начиная от самой первой, проходила через это, — с яростью подумала Ратха. — Если они смогли, то и я смогу! Племя не смогло меня убить, Безымянным это тоже не удалось! Я — пастушка трехрогих, хозяйка Красного Языка, и я рожу этих котят!»

— Вы меня слышите, котята? — зарычала она на свой живот. — Если вы не перестанете меня мучить, я отгрызу вам ваши гадкие хвостики, когда вы вылезете!

Вскоре она почувствовала ответные толчки изнутри. Ратха усмехнулась. Это, наверное, маленькая самка, та, что пнула Костегрыза. Началась новая схватка, а вместе с ней снова пришел страх, но на этот раз Ратха прогнала его.

— Все хорошо, маленькая землеройка, — прохрипела она, упираясь лапами в стену. — Ты... вылезаешь...

Ратха зарычала, напрягаясь всем телом до тех пор, пока ей не показалось, что она сейчас лопнет, и вдруг почувствовала, как котенок скользит обратно. Судорожно втянув в себя воздух, Ратха с такой силой оттолкнулась от стены, словно хотела выдавить в ней пещеру. Боль уступила место ликующей радости, когда она почувствовала, что котенок начал продвигаться вперед. Страшная сила сжала ее тело между бедер и под хвостом.

«Еще один толчок!» — велела себе Ратха, ощущая, как кожа набухает и растягивается у нее под хвостом. Котенок шел головкой вперед, выдавливая себя в этот мир. Сердце у Ратхи пустилось вскачь и, не выдержав, она изогнулась, чтобы посмотреть. В тот же миг в ней что-то лопнуло, потом выпало, и мокрый извивающийся комок плюхнулся на листья рядом с Ратхой.

Она наклонила голову и принялась быстро и с силой вылизывать котенка. Крошечное существо отчаянно пищало, переворачиваясь под ее языком.

Маленькие коготки оцарапали Ратхе подбородок, маленький хвостик хлестнул ее по носу. От малыша исходил запах родов — теплый, густой и темный; это был запах самой Ратхи, запах сокровенной глубины ее тела. Но у котенка был и собственный запах, который подсказал Ратхе, что она не ошиблась — ее первенец был самкой. Она вылизывала дочку до тех пор, пока та не стала сухой и пушистой, а затем приложила ее к своим сосцам.

Несколько мгновений малышка обнюхивала материнский живот, а потом крошечный ротик приник к соску и принялся сосать.

Ратха съела послед и легла, спеша передохнуть перед новой схваткой, возвещающей о подходе следующего котенка. Ждать пришлось довольно долго, и Ратха задремала, благодарная своему телу за эту передышку.

Ее разбудила схватка. На этот раз Ратха была готова, и вскоре второй котенок уже лежал рядом с первым. Третий выскользнул наружу почти без всякого усилия. Зато последний как будто вовсе не хотел приходить в этот мир, и после долгой борьбы выбрался хвостом вперед.

Ратха вылизала и растерла его, как и предыдущих, и вот уже дочка и три ее братца лежали рядком, сося молоко и пихая лапками материнский живот.

Усталая, измученная, но довольная, Ратха с наслаждением потянулась, лежа на боку.

Тень закрыла солнечный свет, падавший в отверстие логова. Ратха подняла голову. Запах Костегрыза хлынул внутрь. Но это больше не был запах ее супруга и товарища, нет, это был резкий и угрожающий аромат самца. Врага.

Ратха вздыбила загривок.

— Ратха? — окликнул ее Костегрыз. Она увидела его глаза, светящиеся перед входом в логово.

Но эти знакомые глаза теперь казались Ратхе голодными и жадными.

«Мои котята!» — подумала она, начиная шипеть. Он пришел убить и съесть ее котят!

Ратха вскочила, стряхнув с себя прильнувшие к ней рты и коготки. Она поднялась, чтобы защитить своих детей, но в то же время была потрясена своей неожиданной злобой. Умом Ратха понимала, что Костегрыз пришел увидеть своих детей, а не есть их. Но Ратха больше не была властна над своими чувствами, отныне они принадлежали не ей, а поколениям матерей, живших до ее рождения. Она задрожала всем телом, когда ужасная картина встала перед ее внутренним взором, затмевая все доводы рассудка — мертвый котенок, свисающий из окровавленной пасти.

— Ратха? — голос стал громче, глаза ближе.

— Не подходи! — зашипела она.

— Я хочу их увидеть, — сказал Костегрыз, протискиваясь внутрь. — Что с тобой такое?

Ратха оскалила зубы.

— Убирайся! — Она полоснула его когтями. Костегрыз вздрогнул и попятился. Вид у него сделался такой растерянный и несчастный, что Ратхе захотелось подбежать и утешить его. Но она не могла оставить своих котят и знала, что если Костегрыз сделает хоть шаг вперед, древняя ярость заставит ее броситься на него.

— Я еще не готова, — выдавила она, стараясь спрятать сжигающее ее бешенство.

— Я хочу посмотреть на них, — повторил Костегрыз.

Ратха шумно сглотнула.

— Костегрыз... — начала она, стараясь увидеть в нем своего супруга, а не кровожадного самца. У нее за спиной нетерпеливо запищали котята. Ратха суетливо обвила их хвостом и снова легла.

Костегрыз вышел, но продолжал смотреть на нее из отверстия входа.

— Ты проголодалась, Ратха? — ласково спросил он. — Сходить тебе за едой?

— Да, — с благодарностью отозвалась Ратха. — А когда вернешься, то, может быть, сможешь их увидеть.

Услышав его удаляющиеся шаги, Ратха опустила подбородок на листья и зажмурилась, вспоминая обиду и горечь в глазах Костегрыза. Она не могла объяснить ему, что случилось. Это был просто беспричинный страх... и все-таки, у него должна быть какая-то причина!

В племени самцы никогда не нападали на матерей и не поедали молодняк. Может, такое случается среди Безымянных? Котята завозились под животом у Ратхи, ища молоко. Они бодали ее своими головенками, их писк становился резким и требовательным. Ратха со вздохом сгребла их передними лапами в кучу и подтащила к сосцам.

«Какие они сильные! — с нежностью думала она. — Какие свирепые охотники вырастут из них!»

Она снова легла и уже погрузилась в сон, когда вдруг ее пронзила неожиданная мысль. Охота — не единственное, чему она сможет научить своих детей.

«Племени больше нет, — думала Ратха, подняв голову и глядя в темноту широко открытыми глазами. — Но искусство пастухов не утрачено, ибо я помню все, чему меня учили и смогу научить других. Разве Такур не говорил, что она могла бы стать лучшей пастушкой племени?»

Воспоминание об этом несло с собой не только боль, но и гордость. Ратха обнюхала котят. Она и ее детки смогут наловить животных в лесу, как когда-то делали их предки, а потом пасти их на лугах в долине! А когда котята подрастут, они создадут новое племя, вместо старого... Ратха могла бы научить и Безымынных, ведь держать свои стада гораздо выгоднее, чем жить набегами.