И жар наполнил ее жилы и заструился по телу. Язык не повиновался ей, и все, что она могла, это ответить:

— Я хочу тебя…

Она выговорила это с трудом, но Кейл ее понял.

В его глазах вспыхнуло удовлетворение, и он начал опускать ее на землю.

— Платье…

— Да плевать я хотел на это платье! — проворчал он, уложив ее в высокую траву и опустившись рядом с ней. — А ты?

— Я тоже…

Глядя в его жесткие темные глаза, она ощущала одновременно и восторг, и тревогу. Она не могла бороться с этой яростной, неумолимой силой. Она и подумать не могла, что будет заниматься любовью на траве, у ручья, в своем свадебном платье — том самом платье, которое будет на ней, когда она обменяется обетами с другим… Но она не могла — и не хотела — предотвратить того, что должно было случиться.

— Я приду в дом для гостей сегодня ночью…

Кейл понял, что она таким образом утвердила то, что с ней происходит.

— Да, — ответил он просто. — Ты придешь.

Он наклонился к ее губам. Как ни странно, после всего этого напряженного ожидания Кейл не набросился на нее, чтобы скорее утолить ненасытное желание. Он целовал ее не спеша, со вкусом — нежно заставил ее раскрыть губы, и его язык завел любовную игру с ее языком. А его руки в это время скользили по ее грудям, ощупывая их сквозь щелк платья, исследуя и поглаживая податливую выпуклость, разрушая остатки сопротивления.

Джо таяла. Она просто физически ощущала, как смягчается, как напряжение, не отпускавшее ее последние две недели, тает — и сменяется другим, новым напряжением. И вот она начала отвечать ему, медленно — но верно.

Ее рот раскрылся шире, принимая его язык глубже в себя, а между ног у нее начал разгораться огонь. Да, эта связь ни к чему не приведет, но сейчас это было не важно. Да, время и брачный контракт позаботятся о том, чтобы она оборвалась, едва успев начаться, но это тоже было не важно. Да, Джо еще никогда не вступала в связи, которые были так открыто и явно устремлены к одному лишь сексу, но и это было не важно. На самом деле, до сих пор ее сексуальный опыт был весьма ограничен из-за ее врожденной осторожности, но это было и вовсе неважно.

Сейчас, здесь, у ручья, с этим мужчиной, ничто не имело значения.

То, что она испытывала с Кейлом, было ново, пугающе и в то же время ярко и прекрасно. И это было единственным, что имело значение.

Постепенно его поцелуи изменились, сделавшись неудержимо пылкими и властными. Она не смогла сдержать стона. Его руки становились все более настойчивыми, требовательными. Соски у нее набухли и заострились.

Она вскинула руки ему на плечи. Ткань его рубашки была нагрета солнцем, а мускулы под нею двигались и переливались с каждым движением Кейла.

«И как может такое дурное дело казаться таким хорошим?» — смутно подумалось ей. Почему этот — именно этот! — мужчина может заставить ее забыть обо всем на свете — о приличиях, об ответственности, о здравом смысле? Он заставил ее забыть обо всем, кроме одного — что она его хочет.

Кейл потянул ее корсаж — теперь он сделался нетерпеливым.

— Проклятое платье! — Он завел руку ей за спину и приподнял ее с земли. — Где же тут «молния»?

Это была последняя возможность отказаться, сказать «нет». Последний шанс вернуться к благоразумию и трезвому суждению. Но шанс ускользнул, а Джо даже не попыталась воспользоваться им.

— Там нет «молнии», — прошептала она. — Там пуговицы…

Он немного отодвинулся от нее, так, чтобы заглянуть ей в лицо.

— Ну что, разорвать эту штуку к чертовой матери, или ты хочешь, чтобы я все же расстегнул их?

— Как хочешь.

Кейл приподнял и усадил ее. Ее тело было безвольным в его руках, словно у тряпичной куклы.

— Ладно, расстегну.

Глядя ей в глаза, он протянул руку ей за спину и нащупал ряд пуговиц.

— Я хочу, чтобы ты знала одну вещь, Джо. Ты можешь выйти замуж за другого, но в брачную ночь ты будешь думать обо мне.

Захваченная врасплох его голосом, охрипшим от желания, и темным пламенем, горящим в его глазах, она не могла не признать, что Кейл прав. Она внезапно осознала, что, что бы ни случилось в будущем, она всегда будет думать о нем.

Пуговицы доходили до бедер, но он уже расстегнул платье до пояса. Джо ощущала тепло солнца на своей обнаженной коже. Лиф сам по себе начал опускаться вниз под собственной тяжестью. Она даже не попыталась подхватить его.

— Пусть другой будет обнимать тебя, — говорил Кейл, — но ты всю жизнь будешь помнить мои объятия. С этого дня твое тело будет отмечено. Ни один мужчина не будет обладать тобой так, как я.

И решительно опустил ее на траву.

Он оттянул лиф ее платья до пояса, наклонился и взял губами ее сосок. Отчаянно цепляясь за его плечи, Джо приподняла бедра ему навстречу, извиваясь от страсти. Никогда прежде она не испытывала такого страстного желания. Тело будто пылало в огне.

Возбуждение Кейла сделалось почти болезненным, он с трудом сдерживал себя и не знал, что ему делать. Ему хотелось разодрать на ней платье и изо всех сил вонзиться в нее. Но в то же время ему хотелось как можно дольше продлить эти ласки, чтобы удовольствие нарастало постепенно, пока оба они не начнут стонать от наслаждения.

Она снова выгнулась, прижалась к нему. Кейл со свистом втянул в себя воздух сквозь стиснутые зубы.

— Ладно, так или иначе, а содрать с тебя это платье все равно придется.

Он лег на бок, задрал длинный подол и принялся рыться в воздушных нижних юбках.

— Подожди…

На самом деле Джо было все равно, что произойдет с этим платьем, но она чувствовала, что об этом все же следует позаботиться. Она приподняла бедра и попыталась стащить с себя юбки — но тщетно.

Кейл выругался, скомкал в кулаке тонкую ткань и рванул вниз. Он услышал треск рвущейся ткани, но ему было плевать. Еще два мощных рывка и Джо освободилась от слоев кисеи и тюля. Потом он взялся за платье. Он успел расстегнуть только верхние пуговицы, и платье никак не хотело спускаться вниз.

Джо почти не замечала усилий Кейла. Она зарылась пальцами ему в волосы. Услышав, как рвется ткань и отлетают пуговицы, она притянула голову Кейла к себе и припала губами к его губам. Почти не помня себя, она ждала, когда он наконец освободит ее пылающее тело от досадной помехи. Стремясь помочь ему, она пыталась откинуть ногами сползшие книзу юбки. Джо забыла обо всем на свете и ощущала себя совершенно свободной.

В конце концов оба они остались нагими, и Кейл лег на нее сверху. Она с готовностью раскинула ноги, чтобы принять его в себя. Его твердый, набухший член уперся в ее чувствительную, влажную плоть, но Кейл не спешил входить в нее. Пока он лишь дразнил ее, приникая к ней изо всех сил горячим сильным телом, а потом вновь отстраняясь. Каждый мускул в ее теле напрягся, каждый нерв воспламенился, каждый дюйм ее кожи горел. С каждой секундой желание становилось все сильнее, все нестерпимее.

Она изо всех сил вцепилась в его плечи.

— Кейл… пожалуйста…

Он издал низкий, утробный звук, но продолжал сдерживать себя, выжидая, прикасаясь к ней, но не входя в нее.

И вот наконец это произошло. Она застыла, потом выгнулась всем телом и тихо вскрикнула, достигнув наивысшего блаженства. Кейл держал ее в объятиях, глядя на нее сверху вниз, упиваясь изумлением и экстазом, отразившимися на ее лице. Джоанна всегда казалась ему прекрасной, но теперь она просто сияла. И все это благодаря ему! Но тут он содрогнулся при мысли, что она может испытать такое же наслаждение в объятиях другого. Кейл хотел быть для нее единственным! Он просто не мог вынести мысли, что ее будет обнимать другой мужчина.

Он отбросил эту мысль, прижал ее к себе, пока она не перестала дрожать, поглаживая ее лоб, шепча ей какие-то слова, значения которых он и сам не понимал.

Сердце у него колотилось так отчаянно, что ему казалось, будто его грудь вот-вот взорвется. Он задыхался, он скрипел зубами от отчаянного, невыносимого желания.

Он приподнял бедра и вошел в ее шелковистые глубины. Она ахнула, ощутив нежданное вторжение, но тут же обвила ногами его бедра, и они сплелись в древнем любовном танце. С каждым толчком Кейл входил все глубже и глубже. Сейчас она принадлежала ему, и только ему. Она отвечала только ему, поднимая бедра навстречу его толчкам, принимая его в себя и стискивая в тесных жарких объятиях. Она была создана только для него одного.