Он смог лишь выдавить:

– Мне надо поговорить с Линдси.

По просьбе Джека судья Гарсия продлил перерыв до двадцати минут. Джек смотрел, как Линдси массирует виски, пытаясь унять мигрень. София сидела за столом между Джеком и Линдси. В лишенной окон комнате для совещаний, кроме них троих, больше никого не было.

Дрожащим от ярости голосом Линдси произнесла:

– Не могу поверить, что этот негодяй угрожает использовать против меня моего собственного сына, да еще таким вот образом.

– А я могу, – сказала София.

Джек выразительно взглянул на свою помощницу, словно говоря: «Я сам справлюсь».

– Линдси, как ваш адвокат, я должен знать одно: какими могут оказаться показания Брайана, если прокурор вызовет его на место свидетеля?

Она перестала тереть виски и посмотрела Джеку в лицо.

– Вы имеете в виду его показания относительно чужих мужчин, которые приходили к нам домой в отсутствие Оскара?

– Именно это я имею в виду.

– Это абсурд. Если бы я решила изменить мужу, неужели я стала бы заниматься этим в собственном доме, когда в комнате за стеной находился мой сын?

– Кстати, именно это и покажет некий, вполне, впрочем, определенный кубинский солдат, если мы вызовем его для дачи показаний в вашу пользу. Вы с Джонсоном занимались сексом, пока ваш сын спал в соседней комнате.

– Я уже говорила вам и повторяю снова, у меня не было романа с Дамонтом Джонсоном. У меня вообще ни с кем не было романа.

Джек на мгновение задумался.

– Итак, если Брайана посадят на свидетельское место и он расскажет, что по ступенькам вашего дома один за другим поднимались незнакомые мужчины, это будет неправдой?

– Прокурор блефует. Брайан никогда такого не скажет.

– Вы в этом уверены? Помните, он прожил с дедушкой и бабушкой уже почти месяц.

Линдси нервно потянула прядь своих волос.

– Я больше ничего не знаю. Ему десять лет. Полагаю, его можно заставить сказать что угодно.

– Очень легко, – согласился Джек, входя в роль обвинителя. – Брайан, в ваш дом когда-либо приходили мужчины? Они приходили вместе с твоим папой? Твой отец все время был с ними, пока они оставались в вашем доме? Ты уверен? Могло быть так, что твой папа уходил, а они оставались? Или, может быть, они возвращались позже, когда папа уже ушел? Не успеете вы опомниться, как Брайан назовет фамилии полудюжины солдат, которые являлись в гости к его матери.

– Вы не можете позволить этому подонку поступить так с моим сыном.

– Нам остается только одно, чтобы избежать этого.

Линдси проглотила комок в горле.

– Тогда давайте так и сделаем. Я не допущу, чтобы моего сына обманом вынудили дать показания против меня.

– Вы хотите, чтобы я снял свой протест против показаний Вандермеера?

– Если это поможет уберечь моего сына от выступления в суде, то да.

– Именно так я и передам Торресу. Я позволю доктору дать показания присяжным, при условии что он согласится не вызывать Брайана в качестве свидетеля.

– Займитесь этим, – попросила Линдси.

– Хорошо. Но тут возникает еще одна проблема. В этом случае нам будет очень трудно доказать, что кубинский солдат говорит неправду о вас и Джонсоне.

– Я уже говорила вам, у меня не было никакого романа.

– Я знаю. И мы согласились, что если пригласим кубинца для дачи свидетельских показаний, то попытаемся убедить присяжных в том, что он говорит правду, утверждая, будто Джонсон приходил к вам домой в то утро, когда было совершено убийство, но при этом намеренно приплетал сюда секс, чтобы опорочить семейство Пинтадо. Однако не забывайте: в уравнении появится Вандермеер, и теперь это уже не будет ваше слово против слова кубинского солдата.

– Тогда нам, наверное, не стоит его вызывать.

– Может, и не стоит, – согласился Джек. – Мне надо подумать.

Казалось, Линдси ищет и не может найти нужные слова, наконец она взглянула сначала на Софию, а потом на Джека.

– Я могу поговорить с Софией наедине одну минутку?

– Я тоже ваш адвокат. Все останется между нами, – заметил Джек.

– Я бы чувствовала себя увереннее, если бы мы с Софией остались вдвоем.

– Перерыв заканчивается через две минуты, – напомнил Джек. – Если есть что-то такое, что нужно сказать вслух, то пусть мы услышим это вдвоем.

В комнате повисла напряженная тишина.

– Ну, хорошо, – промолвила Линдси. Она глубоко вздохнула и заговорила, избегая смотреть Джеку в глаза: – Кубинский солдат…

Джек ждал, молчание становилось все тягостнее.

– Кубинский солдат что? Наконец, она выдавила:

– Он не лжет.

В общем-то, Джек ожидал чего-то подобного. Но услышать это было горько и больно, его словно ударили по лицу.

– Вы снова мне солгали, черт бы вас побрал.

– Нет, я не солгала. У меня не было романа с лейтенантом Джонсоном. Это было…

И снова она погрузилась в молчание. С ее губами происходило что-то странное, они словно объявили войну словам, которые она намеревалась произнести.

– Это было что? – настаивал Джек.

Глаза ее закрылись. Затем она открыла их и едва слышно прошептала:

– Это было намного хуже.

У Джека снова возникло ощущение, что его лягнул мул.

В дверь постучали, и София открыла ее. Судебный пристав просунул голову в комнату.

– Судья Гарсия уже сидит на своем месте. Он хочет, чтобы вы вернулись в зал суда – немедленно.

Джек разрывался на части, но федеральный судья – не тот человек, которого можно заставлять ждать.

– Мы обсудим это позже, – сказал он.

– Мне больше нечего сказать. – Линдси опустила голову. Складывалось впечатление, что она старается преодолеть стыд и, быть может, заодно не сказать чего-нибудь лишнего.

– Я уже сказал. Мы обсудим это позже. – Джек схватил свой портфель, потом взял свою клиентку под руку и повел ее в зал суда.

Тео Найта одолела покупательская лихорадка. Он отправился на поиски украденных частей – и того героя, который поджег «мустанг» Джека.

Как и ожидалось, продажей запасных частей к классическим автомобилям занималось всего несколько автомастерских, причем многие из них были узко специализированными и обслуживали исключительно «корветы» или машины иностранного производства. Не помогли и звонки по телефону. Ниточки не было. Но вот наконец после звонка в автомастерскую «Мустанг солюшн» в Хайалиа Тео предложили именно тот бампер, который он искал. Он нанес визит в заведение и убедился, что бампер действительно принадлежал машине Джека. Тео довелось мыть этот автомобиль сотни раз, и он знал на нем каждую вмятину и царапину. На заднем бампере у машины Джека, справа от номерного знака, была небольшая вмятина. У этого бампера вмятина была точно такая же и на том же самом месте.

– Сколько вы хотите за него? – поинтересовался Тео у владельца.

– Четыре сотни.

«Проклятый ворюга», – подумал Тео. Он отсчитал пять банкнот и сказал:

– Плачу сотню сверху, если вы скажете мне, откуда он у вас.

– Вы из полиции?

– Дубина, копы берут деньги. Они не раздают их направо и налево.

Владелец мастерской улыбнулся, сворачивая банкноты трубочкой и пряча их в нагрудный карман рубашки.

– Его зовут Эдуардо Гонсалес. Отзывается на Эдди. Знаю его еще со школы.

– Как мне найти этого Эдди?

Малый скорчил такую рожу, которая ясно говорила: «Знаю, но КС скажу». Тео выложил на прилавок еще полсотни, и это сработало.

– У него своя сварочная мастерская или что-то вроде студии на углу Флэглер-стрит и Пятьдесят седьмой улицы. Увидите. Там на двери еще написано «Дворец Эдди».

Двадцать минут спустя Тео ехал по улице Флэглер-стрит с привязанным к багажнику на крыше бампером от «мустанга конвертибля» 1967 года выпуска. Он припарковался в переулке и прошел квартал пешком, мимо магазина ликеро-водочных изделий, мимо неработающего театра, мимо одного из тех универмагов, которые продадут вам ненужную вещь всего за один доллар. Он остановился перед зеркальной витриной старого магазина, на которой было написано: «Дворец Эдди».