– Может быть, все-таки это наша тематика, – не слишком уверенно сказала Лили.

– А я здесь при чем?

– Ты тоже занимаешься мозгом.

– Я с роду не имел дела ни с нейрохимией, ни с фармакологией, – пожал плечами Вадим, который об этом тоже уже думал, но ничего путного в идее совпадения тематик пока не нашел.

– А премию тебе за что дали? – Спросил Давид.

– Во-первых, еще не дали, – кисло усмехнулся в ответ Вадим. – Да и дадут ли теперь получить? А, во-вторых, это к болезни Крювельеникакого отношения не имеет.

– А все-таки? – Давид явно этой идеей заинтересовался не на шутку. Во всяком случае, больше, чем другие.

"Потому что дилетант", – Вадим вполне отдавал себе отчет в том, что для людей, не работающих в его области, все сложные слова, имеющие своей составной частью латинское "невро" или "нейро", представляются едва ли не синонимами. Им что неврология, что нейрофизиология, что нейрохимия, все едино. Но он-то как раз прекрасно знал, какая пропасть лежит между электрофизиологией головного мозга, которой занимался он сам, и, скажем, нейрофармакологией, которой занимались в исследовательском центре империи Холстейна.

– Общее между нами, – сказал он вслух. – Только одно. И я, и вы занимаемся мозгом. Но мозг это вселенная, а корабли не встречаются даже в море, не то, что во вселенной.

– Это ты откуда взял? – Неожиданно спросила Полина.

– Вспомнил, как аргентинские линкоры пытались поймать в Атлантике нашего "Князя Курбского".

– Ну, так он на них сам, в конце концов, напоролся, – пожала плечами Полина. – Когда искали, не поймали, а в шестьдесят первом он шел вокруг Африки и случайно столкнулся с эскадрой де Вилиерса. Тот и сам не ожидал.

– В общем, я бы эту идею отбрасывать не стал. – Давид потушил сигарету и посмотрел на Реутова. – Лады?

– Лады, – пожал плечами Вадим, которому и самому временами казалось, что что-то в этой мысли есть. Знать бы еще, что?

– А то, что я, как выяснилось, живой труп, – сказал он с кривой усмешкой. – Тоже имеет отношение к мозгу?

– Непременно, – усмехнулся в ответ Давид. – Пуля-то тебе в лоб попала, а за лбом, если я ничего не путаю, как раз мозги и находятся.

– А этот Стругатский? – Спросил вдруг Давид, когда половой, разбуженный новыми посетителями, которые неожиданно потянулись в "Сосны" в первом часу ночи, принес им кофе и пирог с брусникой. – Мне показалось, что ты его знаешь…

– Какой Стругатский? – Вадим очень любил выпечку из дрожжевого теста, особенно пироги с ягодами, и сейчас был занят выбором подходящего куска.

– Ну, тот профессор, ты еще сказал, что он жив…

– Стеймацкий, – Реутов поправил Давида автоматически, еще не уловив, к чему тот клонит.

– Допустим, – кивнул Давид. – Но дело не в фамилии. Ты его действительно знаешь?

– А кто же его не знает? – Удивилась Полина. – Стеймацкий один из корифеев нейропсихологии. Я только не знала, что он был на войне.

– Был, – Вадим сказал это, уже прожевывая приличный кусок пирога. Выпечка, судя по всему, была дневная, но ему все равно было вкусно. – Он же на своем военном опыте две книги написал. А я с ним лично знаком. Он был моим оппонентом на защите докторской. Да и потом встречаться приходилось.

– А где он живет? – Спросила Лили.

– В Риге.

– Рукой подать, – сказал Давид. – Может быть, его спросить? Или он уже в маразме?

– Не знаю, – пожал плечами Реутов, отвлекаясь, наконец, от пирога. – Я его в последний раз видел в прошлом году в Ковно. Ему лет восемьдесят, я думаю, но вроде бы держался молодцом. Только, что он может знать? Ты же читал, что пишет генерал. Николай Евграфович меня даже не осматривал.

– Ну, не скажи, – возразил Давид. – Попробуй поставить себя на его место. Что бы ты стал делать после такого случая?

– Я? – Переспросил Вадим и вдруг понял, что Давид прав.

"А что я? Я бы, пожалуй, так это дело не оставил…"

– Возможно, ты прав, – сказал он вслух. – Значит, Стеймацкий. Но, это нам придется в Ригу ехать.

– Ты знаешь его адрес? Может быть, телефон?

– Телефон не помню, – покачал головой Вадим.– А дом, пожалуй, найду. Я у него один раз был. Года три или четыре назад. Только мне бы хотелось еще и с Гречем повидаться.

– Рига не Нерчинск, – отмахнулся Давид. – Если сейчас выйдем, как раз к утру будем там. Сколько тут ехать-то? Километров 500? А из Риги до Петрова тоже не далекий край.

– Ну, не скажи, – не очень уверенно возразил Реутов. – Часов шесть, вынь да полож.

– Вполне успеваем, – Давид, видимо, уже все для себя решил и тоже взялся за пирог. – Если сейчас выйдем, утром будем в Риге. Поговоришь с профессором, пообедаем, и в путь. К девяти, всяко разно, доставим тебя в пивную.

– Есть в этом что-то, – согласился Вадим, протягивая руку за вторым куском пирога. – Но нам ведь еще Каменца искать…

– Поищем, – ответил Давид, откусывая от большого куска пирога. – Вот пока ты будешь общаться с профессором, мы этим и займемся. Адресный стол, электронные сети… Есть способы.

За лобовым стеклом мелькнул указатель на "Шимск", освещенный желтоватой подсветкой дорожной службы. Мелькнул и пропал за спиной.

"Сорок девять километров от Старой Руссы".

Давид вел машину ровно, ни разу за все это время, не снизив скорость, но и не забирая выше ста. "Экономичный ход", сказал Казареев с обычной своей усмешкой, подразумевающей свойственное ему, не смотря на всю его серьезность, ироничное отношение к действительности, какой бы она ни была дана в ощущениях.

"Сто километров", – Реутов перевел взгляд с тахометра [49]на экран спутникового "проводника", закрепленного справа от руля. Выходило, что, если переть все с той же скоростью, а радиальное шоссе, на которое они должны были выскочить километров через тридцать, вполне позволяло идти и на ста двадцати, то до Риги они доберутся часам к семи утра.

"Вполне".

– Ты бы поспал, Вадик, – спокойно, но, тем не менее, не без интонации, содержащей хорошо упрятанные приказные нотки, сказал Давид. – Тебе еще в Риге с профессором общаться, и первая треть пути до Питера тоже твоя.

– Хорошо, – не стал спорить Реутов, хотя спать ему совершенно не хотелось, и, откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза.

Сна не было и в помине. Наоборот, как ни странно, чувствовал он себя гораздо лучше, чем вечером, и даже, пожалуй, лучше, чем во все предшествовавшие нынешним событиям дни. Это было странно, так как Вадим все же достаточно хорошо разбирался в физиологии, чтобы ясно представлять себе, что, на самом деле, должно было твориться сейчас с его несчастным телом. И себя он знал тоже, и, рассматривая, свою психику объективно, ожидал совсем другой реакции. Одна история его отношений с Полиной, обязана была выбить Реутова из колеи на долгие часы, если не дни. Ведь для невротика, каким он себя привык считать, что неприятности, что удача, все едино. Любые сильные впечатления, любой сбой в размеренном существовании, были одинаково противопоказаны, с каким бы знаком – плюсом или минусом – ни случились эти гребаные изменения. Но против фактов не попрешь. Тело, конечно, все еще жаловалось на непомерные нагрузки, выпавшие на его долю вчера, но, как бы то ни было, восстановление происходило гораздо быстрее, чем можно было ожидать от плохо тренированного организма пятидесяти двух летнего мужчины.

"Плохо… Ну-ну…"

В очередной раз, Реутов споткнулся о несоответствие той объективной реальности, которую он исследовал, как ученый, с его собственным – "человеческим" – видением этой реальности, каким оно было еще несколько дней назад. Несоответствия эти были, что называется, шиты белыми нитками. Лежали на виду, и, тем не менее, он их, казалось не замечал, игнорировал, "пропускал мимо глаз". Однако теперь, внезапно обнаружив их существование, так просто отмахнуться от них Реутов уже не мог. Не мог и не желал и далее прятать, так сказать, голову в песок. И это тоже было чем-то совершенно новым, на что следовало, по идее, обратить внимание и проанализировать со всей тщательностью, на которую Вадим был способен. А способен он был на многое, хотя и использовал до сих пор эту свою способность только в науке. Создавалось впечатление, что значительный отрезок своей жизни – практически, больше ее половины – Реутов прожил, как во сне, не замечая многого, что никогда не пропустил бы при анализе данных любого из своих экспериментов. Но, тем не менее, именно это с ним и случилось.