– Есть еще подъесаул Каменец, – сказал он и помахал рукой половому, одновременно указывая другой рукой на пустые кружки.

– Что за Каменец? – Сразу же спросил Давид.

– Да, странная история, – объяснил Реутов, закуривая очередную сигарету. – Спасибо, – кивнул он половому, практически мгновенно оказавшемуся рядом с ними с тремя кружками темного пива. – А папиросы у вас есть?

– Не держим, – покачал головой половой, расставляя на столе кружки. – Но если желаете, могу кого-нибудь послать. Десять копеек наценка.

– Идет, – сразу же согласился Вадим. – Беломор или Константинопольские.

– Сию минуту, сударь!

– Так, что там с этим подъесаулом? – Спросил Давид, как только ушел половой.

– Ну, на самом деле он войсковой старшина, – ответил Вадим, погружаясь в воспоминания. – А подъесаулом он пришел в бригаду после госпиталя. Он кадровый был и в начале войны служил в Русском. [44]Мы не то что бы дружили. Нет, пожалуй. Во всяком случае, не так, как с Гречем, но приятельствовали… А в июне, я был в Эдинбурге на конгрессе когнитивных психологов, и вдруг увидел Сему Каменца. Ну, он изменился, разумеется, но не настолько, чтобы совсем не узнать. Я еще удивился, что вот, мол, еще один психолог из нашей бригады вышел, – Вадим потер лоб, только сейчас по-настоящему понимая, что же на самом деле произошло тогда в июне. – Он тоже удивился. Теперь-то я понимаю. Ведь он наверняка считал меня убитым, но мне ничего такого не сказал. Ну, мы поговорили накоротке… Он вроде бы спешил, да и у меня была встреча назначена… Я только спросил, чем он занимается, а он… – Реутов даже глаза прикрыл, чтобы лучше вспомнить эту крайне странную, как он начинал теперь понимать, встречу. – А он…

"Чем ты занимаешься, Сема?" – Спросил Вадим, выуживая из пачки беломорину.

"Да, похоже, тем же, чем и ты, Вадик, – хмыкнул в ответ Семен Каменец. – Но это не телефонный разговор, не так ли?"

– Так и сказал? – Переспросил Казареев.

– Да.

– А потом? Потом вы еще встречались?

– Нет, – покачал головой Вадим. – Не вышло.

– А почему ты о нем вдруг вспомнил?

– Да, потому что этименя как раз о Каменце и спрашивали.

– Вот, как! – Давид глотнул пива и на секунду задумался, но затем сразу же продолжил. – И ведь твой Греч тоже сначала подумал, что ты работаешь под прикрытием…

– Ты думаешь, Каменец…?

– А что бы подумал на его месте ты?

– Но я не работаю под прикрытием, – возразил Вадим и посмотрел на молчащую Полину, как будто просил ее подтвердить его слова.

– Вадик, – мягко сказал Казареев. – А ты вообще спортом занимаешь?

– Спортом? – Удивился Реутов неожиданному вопросу. – Каким, мать твою, спортом? Ты совсем спятил?!

– Я не спятил, – усмехнулся Давид и снова отхлебнул пива, и это простое действие как-то сразу успокоило Вадима, возвращая его к реальности.

"Мы всего лишь разговариваем…"

– Я не хотел тебя обидеть, – миролюбиво объяснил Давид и, улыбнувшись, взял из пачки сигарету. – Я просто спросил, занимаешься ли ты спортом.

– Да, нет, пожалуй, – ответил Вадим, все еще не понимая к чему этот вопрос. – Последний год вообще забросил, а так… Ну, как все, наверное. Бассейн, трусцой бегал, спарринги пару раз в неделю.

– Какие спарринги? – Поинтересовался Давид, прикуривая от зажигалки.

– Дзюдо, – объяснил в конец сбитый с толку Реутов. – Кара Каплан [45]…

– А бассейн?

– Зимой, пару раз в… А ты почему спрашиваешь?

– Потому что я не уверен, что средний человек, каждый день бегает трусцой… Сколько, к стати, километров?

– Обычно пять, – кивнул Реутов, наконец, ухвативший мысль Казареева.

"Я или тупой, или…"

– По выходным, десять, – сказал он вслух. – Плюс плавание и спарринги. Но ты не там ищеш, Додик. Я когда из госпиталя выписался в шестьдесят третьем, еле ходил. Мне тогда врач и сказал, не будешь, мол, бегать и плавать, не восстановишься. А потом привык…

"Допустим, что это правда, – вздохнул он мысленно. – А когда я в последний раз метал нож? А стрелял когда?"

В принципе, он готов был сказать это и вслух, но Давид задал ему еще один вопрос, и Реутову стало не до своего физического состояния.

– А этот Каменец, – спросил Давид. – Он когда получил войскового старшину?

– Месяца за два до меня, – автоматически ответил Реутов и вздрогнул, потому что сейчас он отчетливо вспомнил ту каварню в полуразрушенной Рожняве, [46]где за не имением другого выбора, они в декабре шестьдесят первого обмывали четвертую звездочку Каменца…

"Двадцать четвертого, – вспомнил он, потому что на следующий день должно было быть католическое рождество. – А мою четвертую…

Его четвертую звезду они обмывали почти в той же самой компании. Греч, Каменец, Чичек… Шумилов… Перста не было, его как раз в конце января ранило в бедро, но зато были сотник Касар и есаул Лифшиц, командовавший к этому времени первой ротой. И еще кто-то… Человека два или три… И дело происходило в кунге батальонной радиостанции. Было тесно и жарко, но это не главное. Главным было другое. Сейчас Реутов ясно помнил события, которых совершенно не помнил еще сегодня утром.

"Шестьдесят второй год, – повторил он мысленно. – Господи, это же был февраль шестьдесят второго…"

Петров,Старая Русса,Рига,Русский каганат,23-24сентября 1991года.

Филипп Домфрон не любил публичности. И дело тут, как догадывался Илья, было отнюдь не в скромности, и даже не в хорошо известном равнодушии к мнению толпы. Сукин сын попросту боялся. Слишком много он успел завести себе врагов, чтобы сбрасывать со счетов вероятность того, что именно в данный конкретный момент кто-нибудь из них захочет добраться до его горла. И более того, Домфрон не мог не знать, что среди тех, кто хотел бы видеть его мертвым, найдется не мало и таких, для кого выстрел из снайперской винтовки с расстояния в пару километров непосильной задачей не является. Впрочем, на этот раз, сам того не желая и, разумеется, даже не подозревая, о таком повороте дел, князь заимел противника, наличие которого было несовместимо с жизнью точно так же, как ядерный взрыв, например, или выброс хлора на химическом комбинате, или отсутствие кислорода в глубинах океана. Репутация Аспида ведь возникла не на пустом месте и отнюдь не по случайному стечению обстоятельств.

К вечеру Илья уже выяснил, что неожиданно прибывший в Петров Домфрон поселился на вилле, принадлежащей владельцу банка "Невский Заем" Глебу Рубинштейну. При поверхностном взгляде на вещи, каковым обычно и отличаются газетчики, скупо, за не имением достоверной информации, освещавшие визит в Россию известного "предпринимателя и финансиста", ничего из ряда вон выходящего в этом факте как будто не было. Филипп Домфрон, как хорошо было известно, никогда не селился в гостиницах, какими бы роскошными те ни были, а банк Рубинштейна являлся главным кредитором товарищества "Богатырь", объявленного банкротом восемь дней назад. Однако для Ильи, после того, как он получил от своих контрагентов ответы на некоторые заинтересовавшие его вопросы, стало очевидно, что покупка контрольного пакета акций этой судостроительной фирмы не более чем прикрытие каких-то совершенно не связанных с товариществом "Богатырь" дел. Ну, не вписывалось речное судостроение в империю господина Домфрона, никак не вписывалось. Ни в легальной своей деятельности, ни, тем более, в нелегальной, Князь этой кучей дерьма заинтересовать никак не мог. Однако заинтересовался, и не просто заинтересовался, а лично приехал в Петров, чтобы, как заявил его пресс-секретарь, "лично участвовать в заключение сделки". Следовательно, Зоя, как это ни странно, значила для него куда больше, чем пятьдесят миллионов золотых рублей, в которые оценивалось новое приобретение Домфрона. Она, или, что казалось Караваеву, более убедительным, его дочь Вероника. Разумеется, Зою Филипп мог теперь и ненавидеть. Ведь, как говорят, от любви до ненависти один шаг. Но все-таки не таким он был человеком, чтобы ради удовлетворения своей мстительности, лично тащиться на "край света", нарушая привычный ритм жизни и рискуя, для такой малости, вылезти из полумрака ставшей уже притчей во языцех "анонимности" на яркий и небезопасный для него свет. Оставался, правда, вопрос, способен ли Домфрон вообще на такие сильные отцовские чувства? У старого сукина сына – по официальным данным Князю недавно исполнилось семьдесят три года – имелось уже трое детей от двух покойных жен. И в особо ласковых чувствах к своим сыновьям и дочери он до сих пор замечен не был. Однако, возможно, Филипп просто любил Зою больше, чем всех остальных своих женщин? Или дело было все-таки в Веронике и в его возрасте, потому что и у самого Ильи, который был гораздо моложе Домфрона, все обстояло теперь совсем не так, как прежде, когда он действительно был молодым? Ответа на эти вопросы у Ульи пока не было. Но, с другой стороны, они его не очень и волновали. В конце концов, не суть важно, почему Князь приехал в Петров. Гораздо важнее было другое. Илья твердо решил Домфрона убить, и, следовательно, своим визитом тот всего лишь облегчал Караваеву исполнение поставленной перед собой задачи. Только и всего.