Джемма закинула руки за голову и принялась изучать взглядом потолок. Так что делать теперь? Конечно, первым делом надо сказать Колину.

С другой стороны, что, если он попросит ее руки лишь из чувства долга? Что это будет за брак, если он проживет жизнь, чувствуя, что его принудили или заманили в ловушку?

Джемма встала, а когда принимала душ, сама мысль о том, что она ждет ребенка, показалась ей фантастической. Она не чувствовала никакого недомогания и дискомфорта. Как насчет тошноты по утрам? Она положила руку на живот.

— Ты решил быть не таким, как все, и делать меня больной по вечерам, да?

Она вышла из душа, оделась, плотно с удовольствием позавтракала и принялась за работу. Она писала о том, что ей удалось узнать о первом Шеймасе Фразьере, и на время работы почти забыла о вести, грозившей изменить всю ее жизнь. В тишине библиотеки она могла отложить тревогу о будущем на потом.

В какой-то момент она почувствовала, что не может противостоять искушению и очень хочет взглянуть на то, что, возможно, и было тем самым камнем заветных желаний. Этот камень был таким маленьким — крохотный осколок неправильной формы, поблескивающий, если поднести его к свету, в овальной оправе — размером не больше ногтя на ее мизинце. Неужели нечто столь заурядное действительно могло исполнять желания?

Джемма понимала, что поступает неправильно, но все равно сжала камешек в ладони и сказала:

— Я хочу, чтобы мой ребенок прожил долгую и счастливую жизнь.

Она раскрыла ладонь, чтобы проверить, не изменил ли камень цвет, как это было, когда он висел на шее игрушечного медведя Нелл, но цвет камня оставался прежним.

— Это так глупо, что уже даже не смешно, — сказала Джемма, спрятав колье между двумя свинцовыми пластинами и захлопнув серебряную пудреницу. Джемма положила ее в маленькую корзинку на полке в ванной, где держала остальную свою косметику, спрятав камень у всех на виду.

Днем на пороге появился Шеймас. Она не пошла открывать, лишь жестом показала ему, чтобы входил. Он сразу прошел на кухню и сделал для них обоих пару сандвичей, после чего сел рисовать.

У них с Шеймасом уже выработался ритуал общения. Они почти не разговаривали, и она знала, что ему нравится тишина, которая обычно ее окружала. Она заметила, что жизнь в доме Фразьеров била ключом, и ей такой стиль жизни был не слишком по нраву. Возможно, и Шеймас предпочитал более спокойную жизнь, чем вели его родители.

— У меня будет тихий ребенок, — сказала она, затем подняла взгляд на Шеймаса. У нее это само вырвалось, она не собиралась говорить этого вслух, но Шеймас, похоже, ее и не услышал. Он продолжал делать наброски в своем большом альбоме.

Позже Джемма кивком указала на деревянный этюдник на столе. Вся нижняя его часть была оклеена серым скотчем, и выглядело это уродливо.

— Почему бы тебе не оставить его тут, а я попробую его починить?

Он согласно кивнул, не поднимая глаз. Что бы он там сегодня ни рисовал, это поглощало его целиком.

Джемма вернулась к своей работе, пытаясь привести разрозненные заметки в порядок, так чтобы получился связный рассказ. Дважды она поймала себя на том, что перечитывает имена тех людей, о которых писала. Похоже, Фразьеры любили давать своим отпрыскам старинные имена, но ей претила сама мысль о том, чтобы обременить своего ребенка именем Перегрин. А если у нее будет девочка? Захочет ли Элея, чтобы она дала своему ребенку имя Пруденс? Джемма утешила себя тем, что миссис Фразьер свою дочь назвала вполне приличным именем Ариэль.

Пока Джемма раздумывала над этим, Шеймас ушел, помахав ей рукой на прощание и закрыв за собой дверь. Она видела, что он оставил этюдник на столе и из-под него выглядывал листок бумаги. Поскольку Шеймас редко позволял кому-нибудь смотреть на свои рисунки, Джеммой овладело любопытство. Она встала и подошла к журнальному столику. Когда она взяла рисунок в руки, то, что она увидела, так ее поразило, что она тяжело опустилась на диван.

Шеймас нарисовал Джемму сидящей под большим деревом, похожим на то, что росло на Мерлинс-Фарм, с книгой в руках. Она была целиком поглощена чтением, не замечая того, что ее окружало. Этот портрет можно было бы принять за рисунок с натуры, если бы не три маленьких мальчика, каждый из которых был точной копией Колина, рядом с ней. Один из них висел, схватившись руками за нижний сук дерева. Второй, в ковбойских сапогах и с шерифским значком на груди, выглядел так, словно собирался арестовать того, кто повис на дереве. Третий — в подгузнике, который, судя по всему, давно пора было сменить, — смастерив нечто похожее на насыпь из камешков и мелких веток, катал по нему четыре крохотных игрушечных автомобиля.

Джемма смотрела на картину в немом изумлении. Оправившись от потрясения, она откинулась на спинку дивана и засмеялась. Этот рисунок выглядел очень правдоподобно. Она легко могла представить себя сидящей именно в таком положении, погруженной в чтение, предоставив детям самим себя развлекать.

— Что могло заставить его это нарисовать? — прошептала она и вспомнила о своем замечании насчет «тихого ребенка». Похоже, он объединил столь часто озвучиваемое миссис Фразьер желание иметь внуков с часто повторяемым мистером Фразьером пожеланием того, чтобы хоть кто-то из детей унаследовал страсть Фразьеров к колесным средствам передвижения. В добавление к этому Джемма все время прижимала ладонь к животу, словно хотела его защитить, и каждые несколько минут удалялась в ванную. Похоже, наблюдательный Шеймас разгадал ее секрет. В одном рисунке он объединил заветные желания своих родителей с тем, что случайно выболтала Джемма.

Джемма аккуратно вложила рисунок в папку и вернулась к работе, но примерно каждые полчаса она поднимала глаза, улыбалась и изумленно качала головой.

В шесть она получила эсэмэс от Колина, и сердце ее подскочило. Так вот что такое любить, подумала она, но тут же приказала себе не драматизировать ситуацию. Слишком рано думать о любви. Но с другой стороны, что плохого в том, что она любит отца своего ребенка?

«Ты не могла бы со мной срочно встретиться возле беседки на Мерлинс-Фарм? Майка и Сары там нет. Будем только мы».

Сердце ее забилось чаще, и одна мысль принялась теснить другую.

Может, он приглашал ее на тайное свидание? Атмосфера того места очень для этого подходила. Там им никто не помешает: ни его родственники, ни случайные свидетели, которые неизбежно станут про них сплетничать.

Она торопливо подкрасила губы, глаза и помчалась к машине. За рулем она представляла, как, лежа в его объятиях, рассказывает ему о том, что узнала о камне желаний. И потом, когда они будут лежать под звездным небом, она расскажет ему о ребенке. «А что потом?» — спросила себя Джемма.

Она надеялась, что Колин придет в неописуемый восторг, подхватит ее на руки, закружит и они начнут говорить о будущей совместной жизни. Счастья — вот чего она хотела. Вот в чем она так нуждалась.

Когда Джемма заехала на Мерлинс-Фарм и направилась в сторону амбара, она уже обрела способность к самоиронии. Она могла сколько угодно протестовать, заявляя, что хочет быть независимой, хочет сделать карьеру, но стоило копнуть глубже, как выяснилось, что ей хочется вполне банальной вещи — быть Золушкой, которую осчастливит красивый и сильный принц.

Она увидела джип Колина неподалеку от кружевной беседки и остановила машину рядом. С первого взгляда она поняла, что Колин пригласил ее сюда не ради любовных утех. Он выглядел встревоженным и озабоченным. Судя по всему, он принес ей дурные вести.

— Привет, — сказал он, как только она вышла из машины. Он положил ей руки на плечи и чмокнул в щеку. Этот поцелуй нисколько не походил на поцелуй любовника.

— Что случилось? — спросила Джемма.

— Джин, — ответил он.

Джемма едва удержалась от того, чтобы не закатить глаза. Он пригласил ее сюда, в это красивое романтичное место, чтобы поговорить о своей бывшей подруге?