— Ротный сам встречает, — удовлетворенно сообщил Давыдову попутчик. — Товарищ майор, я вам все-таки заявку напишу.
— Пиши, — милостиво разрешил вошедший в роль Давыдов.
Прапорщик выбрался из машины, остальные тоже засобирались за ним, разминая затекшие за время долгого пути конечности. Перегнувшись через спинку сидения, Кондратов восхищенно прошептал на ухо Давыдову:
— Ну, ты, братец, и нахал! Заморочил человеку голову. Надо же, в роль вошел, Штирлиц отдыхает.
— Мне в нее входить не надо, мне бы из нее когда-нибудь выйти. А то, я чувствую, после этой авантюры буду пожизненно где-нибудь кабель паять со вверенным под мое чуткое руководство линейно-кабельным отделением.
— Меньше взвода не дадут, — успокоил его Кондратов.
— Дальше Кушки не пошлют, — вторил ему Байт.
— На Кушку теперь не посылают, — возразил Давыдов, — она теперь не наша.
По бетонной дорожке к ним подошел капитан в полевой форме и, сделав положенные три строевых шага, вскинул руку к фуражке. Рассмотрев знаки различия на погонах прибывшего начальства, ротный доложил:
— Товарищ майор, рота находится в «Готовности № 2», личный состав на БД, командир 1313 отдельной радиолокационной роты капитан Евдокимов Юрий Викторович.
— Майор Давыдов, майор Кондратов, — представились офицеры. Байт о своей персоне скромно умолчал и немедленно, по устоявшейся привычке, приступил к осмотру и оценке прилегающей местности.
— Прошу в канцелярию, — обменявшись со все ми рукопожатиями, предложил капитан. — С чем пожаловали, что будете проверять?
Кондратов толкнул Давыдова в спину, давая понять, что переговоры следует вести ему. Толкнул и уперся рукой в рукоятку «ПС», засунутого у того сзади под курткой, за ремень. Пистолет больно уперся майору в ребро, Давыдов сквозь зубы чертыхнулся.
— Извини, не заметил. Ты бы еще гранатомет прихватил, — укоризненно прошептал Кондратов, всовывая ему под мышку папку с документами.
— Мы, собственно, не с проверкой, а за помощью к вам обратились, — начал издалека Анатолий, потирая бок.
Канцелярия оказалась тесной комнатушкой, требующей немедленного капитального ремонта; на стенках висели графики заступления на боевое дежурство, схемы позиции, карта с маршрутами движения в верхний штаб и на довольствующие склады, обычный для всех частей стенд с документами для инструктажа водителей и старших машин, отправляющихся в дальние рейсы. Подвесной потолок, набранный из плит ДВП, давно потерял некогда белый цвет, единственной симпатичной вещью был макет радиолокационной станции на насыпной горке, водруженный на сейфе у стола ротного. На табличке, привинченной к макету, значилось: «Расчету П-40 войсковой части 97619 за отличное обеспечение стрельб 155 ИАП на государственном полигоне Хазбышлук».
— Присаживайтесь, я сейчас в столовую позвоню, вашего водителя покормят.
— Спасибо, мы к вам вот по какому вопросу, — Давыдов достал из клеенчатой папки документы и протянул их ротному для изучения. Тот уважительно посмотрел на Генштабовскую печать и внимательно прочитал содержание, уместившееся на половине листа. Вежливо вернул бумагу Давыдову:
— Увы, поздновато вы приехали.
— Это как? — Кондратов подался вперед.
— Что вы имеете в виду? — насторожился Давыдов. — Вы заявку на обеспечение полетов в/ч 22967 на ноль четвертое ноль восьмого девяносто седьмого получали? Проводку целей делали? Фотоконтроль индикаторов станции? Магнитную запись докладов оператора?
— Все так, — кивнул капитан Евдокимов, — и получали, и делали, и материалы объективного контроля представили в срок, по команде, в верхнийштаб. Оттуда они, наверное, поступили в ту часть, которая нам заявку подавала. Думаю, все теперь у них.
О том, что сталось с материалами, имевшими несчастье попасть в в/ч 22967, Анатолий догадывался. Скорее всего, пленки и бумажки уже сгорели в специальной печке, используемой для уничтожения секретных документов, пепел тщательно перемешан, и для пущей важности еще и зарыт в каком-нибудь укромном месте, подальше от любопытствующих «самостийных» следователей.
— А у вас что же, и копий никаких не сохранилось? Обычно этого добра остается сколько угодно. Снимки, у которых выдержка не очень удалась, или что-нибудь не очень видно, это-то у вас осталось?
— Да не осталось у нас ничего. Понятное дело, обычно бракованные снимки остаются, то «очко» видно не четко, то часы сползут, но за браком из этой части прапорщик приезжал, они там что-то испытывают, так им все снимки нужны были. Мы отдали все, что было.
Давыдова как мешком с песком по макушке шарахнули. «Оппоненты» все время оказывались на шаг впереди.
— А что за прапорщик? — машинально спросил он, как будто это могло что-нибудь изменить.
— Фамилию не помню, представительный такой дяденька, с бородой, шляпа у него была еще такая интересная, вроде панамы, только камуфляж. Документы у него были в порядке, я предварительно проверял. А что? Что-то не так?
«Ледолайзер» собственной персоной, сообразил Давыдов. Значит, экипаж вертолета жив здоров. Кого же доставали спасатели?
— Да нет, все так. А он больше ничего не забирал? — поинтересовался Кондратов. — Ничего не спрашивал?
— Ничего, — покачал головой капитан. — А что спрашивать-то? Он и так все забрал.
— Мы, понимаете, расследуем обстоятельства случившейся в тот день катастрофы, — пояснил ротному разведчик.
— Какой еще катастрофы? — недоверчиво усмехнулся капитан. — У нас, знаете ли, с этим строго. Если бы была катастрофа, тут бы комиссии менялись как мухи на блюдце с вареньем. Этот объективный контроль мне бы уже снился. А так все спокойно, нам ничего не сообщали…
— Вот поэтому мы и здесь — грустно сообщил Давыдов. Раз информация о случившемся до роты не спустилась, то скорее всего, и наверху, в штабе соединения, ее не было тоже. Тогда материалы, за которыми они проделали столь дальний путь, там отсутствуют.
— А с оператором станции, которая в то время крутилась, я могу поговорить? Может, он что-ни будь помнит. Может, у вас пленка осталась, как он в тот день цели с экрана считывал?
— Поговорить можно, а насчет пленки, сами понимаете, если бы нам сообщили о происшествии, мы бы ее, понятное дело, сохранили. А так, скорее всего, поверх нее уже что-нибудь написано, — ротный взял трубку стоящего на столе полевого телефона и крутанул ручку вызова.
— Оперативного, — скомандовал он телефонисту и, дождавшись ответа, спросил: — Остапенко, посмотри по журналу, кто у нас на комплексе дежурил четвертого в первую смену.
Ротный взглянул на Давыдова и кивнул, мол, все в порядке, потом снова скомандовал:
— Давай его сюда! На смене? Ладно. Графика нет?.. Тогда мы сейчас к нему подойдем.
Положив трубку в гнезда телефона, капитан пояснил:
— Боец сейчас на смене. Если хотите, можно пройти на станцию, там и поговорите.
— Пойдемте, — согласился Давыдов.
Они вышли из канцелярии, которую ротный даже не потрудился закрыть, только выключил свет, и спустились по ступенькам на улицу. В темноте был слышен рокот дизеля, шум приводов антенн локаторов. Успокаивающий, знакомый Давыдову шум. Рота вела плановую работу по графику боевого дежурства.
Спотыкаясь на деревянных мостках, то сворачивающих под немыслимым углом в сторону, то резко поднимающихся в местах пересечения жгутов питающего и сигнального кабеля, они с трудом поспевали за ротным, который, похоже, видел ночью как рысь. В темноте мерцал огонек его сигареты.
— Ну вот, пришли, — капитан остановился у входа в установленный в бетонном капонире прицеп. На горке рядом с капониром с мерным жужжанием вращалась кабина с двумя лопоухими антеннами. Капитан выбросил окурок и придавил его подошвой. Убедившись, что не осталось ни искры, он уверенно взбежал по металлическим ступенькам и открыл дверь. Давыдов и разведчик полезли следом. Внутри прицепа царил полумрак, тускло светились сигнальные лампочки и светодиоды аппаратуры. Склонившись над мерцающим индикатором, сидел в напряженной позе боец, на его затылок была сдвинута гарнитура связи. Второй стоял рядом и что-то показывал ему на индикаторе, постукивая по желтому оргстеклу светофильтра шариковой ручкой. Заметив пришедших, стоящий солдатик шагнул им навстречу и, приняв положение «смирно», доложил:
