– Извини… Алло?

– Доброе утро, Джессика.

– Доброе утро, Сэм. – Саманта Дэвис, ее помощница и подруга. В прошлом году, когда Джессика победила на выборах и стала окружным прокурором, она перетянула Сэм за собой.

– Звонили с телестудии. Спрашивали, можешь ли ты быть у них в шесть вечера?

– Собственно, почему бы и нет? – Джессика вздохнула. – Правда, надо было отказаться с самого начала. Особенно сегодня… Это как-то мерзко, я чувствую себя падальщиком.

За шесть часов до казни Роя Джерарда в эфире популярного ток-шоу должны были проводиться теледебаты между Джессикой и священником отцом Дозеком. Тема – высшая мера наказания. Ведущим ток-шоу был Уильям Корнелл, толстый, самодовольный телевизионный бонза, завоевавший популярность у зрителей своим кровожадным стилем.

«Кровавым спортом» прозвали его передачу коллеги, а Си-Эн-Эн собиралась транслировать дебаты на всю страну, как будто и без того было мало ажиотажа вокруг казни.

– Я могу сказать им, что ты приедешь пораньше?

– Да, конечно.

– Еще звонил Майкл. Хотел узнать насчет обеда.

– Скажи ему, что я позвоню.

– Ой, у меня звонок по другой линии. Увидимся, Джессика.

– Милая девочка, – заметила тетя Эллен, когда Джессика повесила трубку.

– Да уж. Мне очень повезло с подругой.

Они молча проезжали по северной окраине центра. Дома вокруг были построены в стиле прошлого века. В семидесятые тогдашний мэр и его окружение занимались тем, что уничтожали элегантные постройки предыдущих эпох, поспешно и неряшливо возводя новые. К счастью, его преемник, а также преемник преемника приложили все усилия, чтобы сохранить как можно больше от Старого города.

Джессика увидела справа от себя небольшой парк со статуей солдата унионистской армии, сидящего верхом на лошади, – мемориал Гражданской войны. Укрытый завесой тумана и дождя, он выглядел несколько загадочно.

– А можно твоя тетя сунет свой нос еще в одно дело, раз уж ей удалось убедить тебя выйти за Майкла?

Джессика сострила шутливую гримасу.

– Ах, значит, вопрос с Майклом мы решили, да?

– Несомненно, дорогая, – важно кивнула тетя Эллен.

– Так о чем тебе хочется поговорить сейчас?

– Сейчас мне хочется спросить, почему ты не находишься под вооруженной охраной?

Джессика нервно коснулась темно-коричневого, под цвет каштановых волос, шарфа, он хорошо сочетался с деловым костюмом цвета охры. Она понимала, к чему клонит тетя Эллен. И постаралась избавиться от неизменно приходивших в голову мыслей.

– По телевизору сказали, что на прошлой неделе в Лос-Анджелесе нашли отпечатки его пальцев. В ходе расследования убийства, между прочим.

– Да, я что-то об этом слышала.

– А два дня назад было совершено еще одно убийство, уже в Чикаго. И опять его отпечатки.

Джессика нервно улыбнулась:

– Если ты хочешь заставить меня попсиховать, у тебя хорошо получается, тетя Эллен.

– Я просто хочу знать, почему на заднем сиденье твоего автомобиля не сидят двое вооруженных полицейских? Ты окружной прокурор, дорогая, и заслуживаешь подобной защиты.

Лос-Анджелес, Чикаго… В тот день, пять лет назад, Дэвиду Джерарду удалось скрыться в суматохе аварии. Его брат снова попал за решетку, а другие сообщники погибли.

Вскоре после того, как Джессика получила должность окружного прокурора, ей пришло письмо, отправленное из Парижа. Всего пять слов:

В ФБР провели графологическую экспертизу и выяснили, что это действительно почерк Дэвида Джерарда. На письме также были найдены отпечатки его пальцев.

Несколько дней назад в Лос-Анджелесе один из преступников, который давал показания против братьев Джерард, был найден с перерезанным горлом. Еще одного свидетеля сожгли заживо в собственной постели – облили бензином и подожгли.

– Ты не боишься, дорогая?

– Немного. Но сегодня все закончится. После казни, я имею в виду.

Тетя Эллен вздохнула:

– Надеюсь, что так.

Джессика припарковала машину на стоянке возле дома тети Эллен, трехэтажного здания, обшитого тесом, с крыльцом и фронтонами, напоминавшими о давно ушедшей эпохе.

– Спасибо, что сходила со мной на службу, – сказала тетя Эллен.

– Сегодня особый день, – улыбнулась Джессика. – Мамин день рождения.

Тетя с чувством сжала ей руку:

– Знаешь, я с ней до сих пор разговариваю. Прямо вслух, как будто она стоит передо мной. Вчера вот мыла посуду, и мы болтали с ней о Терри Болгере, девятикласснике, в которого мы обе были по уши влюблены. Нам тогда, наверное, было лет по шесть.

Джессика больше не могла сдерживаться. Она подалась вперед и обняла тетю Эллен. Сейчас в ее объятьях была не женщина, а память о прошлом, память о давно ушедших временах, куда более простых и куда менее безжалостных. Тогда ее отец и мать были молоды и здоровы, а впереди у них была счастливая семейная жизнь, частью которой должна была стать сама Джессика.

– Тебя проводить?

– Шутишь? Тогда ты ни за что не поверишь, что я пошла на поправку.

– Уверена?

– Абсолютно.

Тетя Эллен дотронулась до руки племянницы.

– Я знаю, что он полгода назад снова запил, Джессика, но мне кажется, на нем рано ставить крест. Серьезно.

– Да я понимаю, тетя Эллен, просто…

– …боишься. И я тебя за это не виню. Но по крайней мере, попробуй дать ему еще один шанс.

Майкл покорил сердце тети Эллен при первой же встрече. Он выжал максимум из того факта, что на одну восьмую был ирландцем. Как сказала потом Джессика, осталось только станцевать джигу.

– И подумай насчет полицейской охраны. Дэвид Джерард – настоящий зверь.

– В этом я не сомневаюсь. – Джессика старалась не думать о несчастных, которых он замучил и убил за последние восемь лет. – В этом я не сомневаюсь ни на секунду.

Ресторан «У Макса», расположенный в двух кварталах от здания суда, имел репутацию отличного места, чтобы обсудить что-нибудь за чашечкой кофе. А учитывая, что его завсегдатаями в основном были журналисты и адвокаты, тут только и делали, что обсуждали и спорили. В ресторане стояли пять столиков – за каждый можно было усесться вчетвером – и барная стойка. Ходила шутка, что Макс красил свое заведение примерно с той же частотой, с какой случалось полное солнечное затмение. В это десятилетие стены были горчично-желтыми, на полу доживал свой век истрепанный красный линолеум. У Макса работали трое официантов, необъяснимо похожие друг на друга, хоть и не родственники, и две официантки – в коллекции каждой примерно по четыре тысячи способов познакомиться с клиентом. На кухне трудились двое поваров, черный и белый, в совершенстве овладевшие искусством превращать обычные гамбургеры и омлеты в настоящие произведения кулинарного искусства. Что же до самого Макса, то он ежедневно занимался тем, что совершал один из самых беспардонных грехов (причем это сходило ему с рук!): давал людям советы независимо от того, нуждались те в них или нет. Весь секрет в том, что он давал советы в такой форме, что злиться на него было невозможно в принципе.

По утрам здесь просто восхитительно пахло свежесваренным кофе и булочками с корицей, только что из духовки. Макс всегда считал, что булочки должны выпекаться прямо у него в ресторане и подаваться свежими.

– Когда будешь сегодня выступать, Джессика, начал Макс в своей манере, – не отступай только потому, что перед тобой священник. Я сам католик – с фамилией Кардини кем же мне еще быть? – но знаю: если у него на шее белый воротничок, это еще не значит, что он безгрешен. Папа, говорят, непогрешим, да и в это я с трудом верю, а уж простой священник… Поняла меня, подруга?

– Поняла, Макс.

Джессика старалась совместить два дела: вежливо выслушать советы Макса и доесть яичницу с беконом. Она решила заскочить к Максу, потому что предчувствовала, что день сегодня получится длинный, и вряд ли ей удастся лечь спать раньше полуночи.