Они говорили об изменениях, произошедших за последние годы. Уже давно никто не разговаривает о том, как лучше обучать студентов, давать им знания и увлечь предметом, заявил Пол. «М-м-м», — протянула Нанна, и Пол подумал, что он слишком морализирует. Он сказал:

— Вообще-то я хотел поговорить о наборе учебных баллов, а не о студентах, но все время вспоминаю новую начальницу администрации. Она постоянно называет студентов клиентами и обожает слово «гиперактивный».

Нанна захохотала, и после того как она выпила полтора бокала вина, а Пол три пива, он пребывал почти в таком же настроении, в каком был несколько дней назад, во время обеда с Нанной в кафетерии. Он испытывал некоторую неловкость, но на самом деле очень радовался оттого, что мог открыто обсуждать с Нанной коллег и университетскую жизнь. И если бы он не был настолько влюблен, то наверняка заметил бы, что и Нанне понравился этот разговор. Да, потому что Нанна любит сплетни почти так же, как любит их Пол.

— Ты, наверное, знаешь, что на кафедре объявлен конкурс на замещение должности, — спросил он. Нанна кивнула. Требования к кандидатам, обнародованные на этой неделе, живо обсуждались в коридорах и вызвали умеренные протесты, которые достигли ушей заведующего Паульсена и других руководителей кафедры. Дело в том, что Риисби, удивительно талантливый морфолог, проработав много лет профессором в Оксфорде, по семейным обстоятельствам (муж-англичанин бросил ее ради няни-тайки) вернулась в Норвегию. Риисби заинтересовалась этой должностью, которую собирались ввести уже больше двух лет, но только сейчас решились. В то же время Риисби была заклятым врагом Паульсена (говорят, она осмелилась задать Паульсену несколько критических вопросов после его скандально плохого выступления на конференции около десяти лет назад, задолго до того, как он стал заведующим, в то время когда он был еще доцентом, обладавшим амбициями, плохо соотносившимися с его научными способностями).

— Fortūna favet fatuis, — процитировал Пол.

— Месть сладка? — попыталась угадать Нанна.

— Почти, — ответил Пол. — Судьба благоприятствует глупцам.

Паульсен и руководство кафедры сформулировали требования к кандидатам таким образом, что Риисби не могла претендовать на место. То есть ей, конечно, никто не мешал подать заявление, но она не могла быть признана достаточно компетентной. В первоначальном перечне требований значилось, что кандидат должен иметь опыт работы профессором в области футуристической морфологии, но в окончательную версию, опубликованную в газетах «Афтенпостен» и «Дагбладет» и выложенную в Интернете, например на сайте Норвежского журнала объявлений, к слову «морфологии» была добавлена приставка «фоно-», таким образом, Риисби исключалась из числа соискателей, поскольку никогда не публиковала работ фономорфологического характера.

— Невероятно, — сказала Нанна.

— Вот так это делается, — рассудительно заметил Пол. — По словам Ханса Хольстейна, Паульсен якобы заявил: «Я знаю, что Риисби ищет работу, я знаю, что наша кафедра остро нуждается в ее знаниях, я знаю, что она потрясающе талантлива — и я не желаю видеть ее здесь».

Нанна засмеялась. Пол сказал, что вообще-то не очень верит этим рассказам, потому что существуют же границы бесстыдства даже для заведующих кафедрами.

— Разве? — спросила Нанна. Пол настаивал: он не сомневался в правдивости случившегося, но не верил, что Паульсен мог произнести такое вслух. Теперь руководство, естественно, заявляло, что кафедре необходим специалист по фономорфологии, хотя все знали, что это не соответствует действительности и ранее принятым руководством решениям. Нанна сокрушенно покачала головой.

Они продолжили разговор об использовании людей в своих целях и бесцеремонности, о научных руководителях, которые из зависти и ревности мешают пробиваться слишком способным стипендиатам. Они говорили о краже чужих идей и результатов (Пол почувствовал маленький укол страха, когда Нанна завела речь об этом, и дал себе обещание больше никогда не выпускать ее папку из поля зрения). Нанна прошептала, что слышала об одном сотруднике футлинга, который однажды украл часть магистерской работы и опубликовал ее под своим именем. Это произошло не так давно, в прошлом году.

— Да, к сожалению, такие вещи случаются нередко, — сказал Пол, размышляя, может ли он осмелиться положить свою руку на руку Нанны.

— Да, нередко, — сказала Нанна и вытянула губы. — Но это совершенно недопустимо. Это случилось, когда мы вместе были в США. Может быть, у нее даже были отношения со студентом, которого она обокрала?

— О ком ты говоришь? — спросил Пол, хотя он уже знал ответ, и рука его тяжело легла на руку Нанны.

На возвышении в аудитории 3-го корпуса Софуса Бюгге стояла женщина лет двадцати с небольшим. Декан гуманитарного факультета только что представил ее как Силье, креативного директора рекламного агентства «2Жирафа». Ей было поручено сформулировать систему ценностей гуманитарного факультета. В этот понедельник она должна была представить результаты четырехмесячной работы агентства над этим заказом. Приглашены были все заведующие кафедрами, их заместители, начальники администраций и руководители отделений. Эдит Ринкель сидела в середине ряда в центре аудитории.

Силье поклонилась и заняла место за кафедрой, после чего, подчеркивая каждое движение, стала нажимать на клавиши своего ноутбука. В тот же момент на экране возникла эмблема Университета Осло, круглая печать с изображением играющего на лире Аполлона, заключенная в синюю рамку, в рамку цвета символики гуманитарного факультета. Силье заложила короткие волосы за уши, поправила очки и сказала, что ее зовут Силье, она окончила Норвежский институт креатива, она очень рада, что агентство «2Жирафа» получило такой интересный заказ, и сейчас она снова нажмет на клавишу.

Аполлона сменили два стилизованных жирафа, повернувших друг к другу головы, и оранжевая надпись под ними «2Жирафа».

— Очень рада, — повторила Силье, и на экране позади нее два жирафа начали топать копытами и кланяться. — Нашей отправной точкой, — сказала Силье, — стал имидж Университета Осло, который вам, конечно, знаком.

Жирафы исчезли, и на экране появилось описание имиджа университета, состоящее из пяти пунктов; некоторые слова были выделены жирным шрифтом:

Это был долгий процесс, — продолжала Силье. — Мы решили сделать упор на то, что гуманитарный факультет — это часть образовательной деятельности университета. Мы обсуждали огромное количество ценностей, таких как направленность в будущее, обновление, честность, уважение, равноценность, мужество, рвение, инновации, своеобразие.

По мере того как она произносила эти слова, они выплывали на экране то справа, то слева.

Но, — произнесла Силье, и экран тут же опустел, — самым важным для «2Жирафов» было то, чтобы представить гуманитарный факультет как единое целое.

Слова «единое целое» замелькали красным цветом на экране.

— Вместе с тем, — продолжала Силье, — мы должны не забывать и о многообразии.

В ту же секунду слово «многообразие» возникло под «единым целым», мигая зелеными буквами. Силье помолчала, экран опустел, и она продолжила:

— «2Жирафа» выбрало следующие шесть ценностей: инновации, терпимость, изменения, своеобразие, новое качество и научные традиции.

Эти слова были написаны черными буквами на белом фоне.

— Как вы, конечно, заметили, — сказала Силье и улыбнулась заученной шутливой улыбкой, — два слова начинаются на «и», два на «н», одна на «с» и одно на «т». — Она снова нажала на клавишу, и слова расположились парами по алфавиту, так что получилось следующее: