—Я сказал: сеанс окончен сейчас, — повторил парень с ледяной усмешкой. Он взмахнул дубинкой, и холодный металлический лязг передернутых затворов послышался в зале. Зажегся свет.

—Иисус Христос! — прошептал Богарт. Глаза присутствующих широко раскрылись, все еще не веря тому, что в руках у десяти человек, стоящих на стене, находятся автоматы. И направлены они прямо на публику,

—Спорим, сейчас вы поверили мне, что сеанс окончен, — глумливо произнес молодой офицер.

Из толпы раздался глухой коллективный вздох, и настала полная тишина. Каждая пара глаз завороженно уставилась на угрожающее оружие, по-прежнему не веря в его реальность. Айван вжался в кресло, боясь громко вздохнуть. Влажный холодок словно прилип к его коже. Он не мог отвести глаз от молчаливых жутких фигур, окруживших зрительный зал сверху. Железное клацанье затворов отзывалось в его голове непередаваемым ужасом. Едкий мускусный запах наполнил его ноздри, тошнотворный запах страха, заразительного коллективного ужаса, с которым раньше он никогда не сталкивался. Где-то вдали он услышал всхлипывания, а затем мягкое позвякивание бутылок, ножей и даже, как ему показалось, револьверов, которые тайком осторожно клались на бетонный пол. Офицер стоял, будто на параде, мягко раскачиваясь на широко расставленных ногах.

—Всем оставаться на местах! — приказал он без особой на то нужды. — Это рейд полиции с целью изъятия оружия. Придется вам привыкнуть к этому и не только к этому, пока мальчиши-плохиши среди вас думают, что могут играть в ножички-пестики. Кто принадлежит к банде Скелла? Где эти ваши May May? Если вы такие крутые, меня проверьте. Вперед, вперед, проверьте меня!

Он сделал паузу и подождал. Затем безжалостно рассмеялся.

— Я слышал, что сегодня здесь намечалась война двух банд. Позвольте сказать вам кое-что. Неплохо было бы вам забыть о войне банд, как лягушка забыла о своем хвосте. Слышите меня? А сейчас — все в очередь no-одному и по домам! Все — на выход.

Как и было скомандовано, толпа в молчании потянулась к выходу. Полицейские в форме обыскивали каждого, кто выходил, — и мужчин, и женщин. Они делали это быстро, тщательно и очень грубо. Время от времени светили фонариком кому-нибудь в лицо и сверялись со своей картотекой. Несколько человек было арестовано.

Айван, Богарт и остальные в молчании побрели на ранчо. Знакомые темные улицы казались теперь угрожающими. Долгое время никто не мог ничего сказать. Айван не в силах был выразить то, что лежало у него на душе. Он хотел ругаться и плакать одновременно. В груди и животе он ощущал холодную, тошнотворную, свинцовую тяжесть, залегавшую еще глубже, чем гнев, страх или стыд, которые тоже присутствовали. Он знал, и это знали все, что только что они были свидетелями конца одного и начала чего-то другого.

— После человека не будет птицы, — неубедительно пригрозил Богарт.

Думаешь, они и правда могли бы нас перестрелять? — спросил кто-то до сих пор дрожащим голосом.

— Все, что они хотели, — это показать, какие они крутые. Ты видел их лица?

Тогда они еще не знали, что в тот день впервые столкнулись с выпускником школы контрразведки и подавления мятежей, которую Соединенные Штаты основали в Панаме на благо своих южных соседей. Это было их первое знакомство с капитаном Рэем Джонсом, первым местным офицером, окончившим эту школу, которому вскоре суждено будет стать легендой и символом. Ему дадут имя Маас Рэй.

Пастор Рамсай столкнулся с трудностями, размышляя над лежавшим перед ним отчетом. Он всегда был горд своей пунктуальностью. Но теперь его другу доктору Джимми и Департаменту зарубежных миссий в Мемфисе придется подождать новых сведений. Слова и фразы ускользали от пастора. Он подвинул стул поближе к столу и постарался сосредоточиться над документом. Из соседней комнаты, где девушки-послушницы, как предполагалось, должны были изучать Писание, донесся негромкий смех. Он строго посмотрел в открытую дверь, и черты его лица смягчились. В самом углу сидела Эльза с Библией на коленях, но со смущением на лице она смотрела в открытое окно. Ее глубоко посаженные глаза, казалось, светятся из омута теней. Ладно, по крайней мере не ходит на танцульки, подумал пастор. Она всегда была не такой, как все, — погруженной в себя, задумчивой. Интересно было бы знать, о чем она так серьезно думает? И впрямь уже не ребенок. Фактически, она вступила в самый опасный возраст. Эта мысль расстроила пастора и одновременно взбудоражила, но ведь о ней пока не было никаких тревожных сигналов. Он склонился над отчетом, потом раздраженно отложил бумаги и снова украдкой глянул на Эльзу. Ее подбородок покоился на скрещенных руках, во время чтения она неторопливо поворачивала голову из стороны в сторону. Пастор потянулся за Библией. Он лениво пролистал страницы. Книга Иова. Не из числа его любимых, Иов слишком много жалуется. Сейчас ему куда нужнее псалом, добрый псалом Давидов, дабы успокоиться и прийти в себя, даже если псалмы и были сложены для укрощения демонов, осаждавших царя Саула. Но пока пастор перелистывал Библию, его внимание привлекла фраза из Книги Иова, глава 15. Он сделал паузу и прочел: «Что такое человек, чтоб быть ему чистым, и чтобы рожденному женщиною быть праведным?» Это было не совсем то, чего хотелось пастору, но его глаза пробежали страницу до конца. «Тем больше нечист и растлен человек, пьющий беззаконие как воду…» Он в ярости закрыл книгу. Сегодня даже Благая Книга смеется над ним. Или это предостережение? Бог не дремлет и не предается сну. Почему-то ему кажется… что ему кажется? Что он в чем-то провинился? Но в чем его вина? Помрачневший пастор бросил взгляд в соседнюю комнату и снова увидел Эльзу. Она уставилась в темноту, по-прежнему медленно и бессознательно качая головой.

Он развернул стул в другую сторону и стал смотреть в окно. В мастерской горел свет, как видно, Длиньша задержался с какой-то работой. Пастор выпрямился на стуле.

—Эльза. — Его голос прозвучал в притихшем доме особенно громко. — Пожалуйста, подойди сюда.

— Да, Ваше преподобие? — Эльза вошла так быстро, что он не успел еще собраться с мыслями. Исполненная уважения, она стояла перед ним, вопросительно склонив голову.

— Аа… — Он поднял глаза. Боже мой, как быстро она взрослеет… — Да… В мастерской горит свет, и я подумал, не знаешь ли ты, чем там занимается Длиньша?

—Это не Длиньша, Ваше преподобие. Это, должно быть, Айван возится со своим велосипедом.

Ясный и простодушный голос.

—Гм-м, посмотрим.

Эльза не уходила, выжидательно на него поглядывая. Он почувствовал себя неуютно. Тишина слишком затянулась.

—Что-нибудь еще, сэр?

—А что еще? — Он бросил на нее быстрый взгляд.

Внезапно она почувствовала смущение. Почему?

—Я подумала, что вы хотите его видеть, сэр.

—Если мне это понадобится, я сам его разыщу.

«Интересно знать, о чем это ты и этот мальчик так много говорите, а? Нет, так нельзя. Хотел быть мягким, а получилось слишком строго, гораздо резче, чем хотел».

—Эльза…

—Да, сэр? — Ее голос почти не был слышен.

—Эльза, я знаю, что ты не думаешь еще о подобных вещах, но ты, моя дорогая, понемногу становишься молодой женщиной. — Он сделал паузу, продолжая смотреть на нее и стараясь сохранить надлежащий родительский тон. — По-моему ты слишком много времени проводишь с этим мальчиком. Не подумай только, что я имею в виду что-то предосудительное, но, знаешь, осторожности никогда не бывает мало… И к тому же беда сразу, как дождь, не приходит. — Он не хотел всего этого говорить. Эльза вздрогнула, широко открыв глаза.

—Так вот что вы обо мне думаете, Ваше преподобие?

—Нет, нет, нет, ни в коем случае, Эльза… Просто будь осторожней, потому что выглядит все иначе, понимаешь?