—Подобно льву рыкающему, злодеи царствуют над бедными, — сказал Рас Петр. — Но угнетение длится всего один сезон.
—Так или иначе, — продолжал Жозе более оптимистичным голосом, — все могло быть гораздо хуже. Но я разговаривал с высокопоставленными людьми в торговле и сказал им, что торговцам нужна передышка. Я сказал, что должны прийти лучшие времена. Они согласились. Они сказали, что, как только мы уладим дело с Риганом и охладим страсти, — тогда мы сможем заняться экспортом. Они сказали, что назначат нам более выгодные ставки.
Когда Жозе медленно изложил суть нового дела, собравшиеся раскрыли от изумления рты. Даже Рас Петр был, наперекор себе, впечатлен.
—Кроме того, — продолжил Жозе, и лицо его загорелось алчностью, а пот градом закапал, — возможно, кто-то из вас об этом забыл, но речь еще идет о пятнадцати тысячах долларов…
Но даже он не сумел взять себя в руки и четко выговорить, а не пробормотать последнее слово: «вознаграждения».
—Иуда тоже получил деньги, — сказал Рас Петр, — и повесился.
—Это кровавые деньги, — сказал Тренер, — Мы не может продать Ригана так.
—Торговли не будет, пока они не получат Ригана, — повторил Жозе, уставившись на Рас Петра, который молча смотрел на него.
—Бизнес есть бизнес, старик. У меня в животе пусто. У детей моих в животе тоже пусто, -сказал Башка.
—Педро ничего не скажет? — спросил Сидни.
—Он, наверное, не попал под пресс, — сказал Башка. — А мои дети голодные.
—Теперь слушайте меня. — Тихий голос донесся из самого неожиданного места. Маленький Сидни никогда и ни с кем не делился своим мнением. Его крысиные глазки не пропускали ничего, но когда он говорил, это касалось только денег или престижа. Безгласный, забитый Сидни, уличный попрошайка, жил доносами, стукачеством и всем, что попадало ему в руки и могло принести какой-то барыш. Человек, лишенный мужества и уважения, он боялся всех и каждого и был защищен в этом мире только грубой лестью и хитростью. Сначала Сидни молча смотрел в пол, потом поднял глаза и оглядел каждого из присутствующих. Педро мог поклясться, что его взгляд был спокойным. — Вы все знаете, я не в курсе, где находится Айван, — сказал он медленно, — но сейчас я благодарен Богу, что не знаю, где Айван. Честно говоря, я должен это знать, потому что я информатор. Тем я выживаю в убогости своей. Но если бы я и знал, где Айван, — добавил он, — пусть Вавилон убивает меня, но я не буду говорить.
Хвала Джа, молча возрадовался Педро. Сидни отыскал в себе сердце. Но Сидни еще не закончил.
—Все вы нюхом чуете большие деньги. Я по лицам вашим это вижу. Этого не спрячешь, когда бедный человек чует большие деньги. Нет ничего хуже, ибо бедный человек на все способен, чтобы получить их. Я это знаю… ибо бедный я всю свою жизнь. Большие люди тоже это знают, ибо они богатые всю свою жизнь. Вчера один человек бил-бил меня по лицу… Другой назвал грязным мелким криминалом. И Риган называл. И это правда… Но не такой я грязный… не такой мелкий… не такой я криминал, чтобы не знать, кто унижает меня всю жизнь, кто издевается надо мной, кто угнетает меня… Старые добрые люди говорят: «Всякая рыбка кушает человека, а обвиняют акулу». Жозе говорит, что Риган нам чужак — всем нам, — пусть так, но есть еще поговорка: «Когда тигр хочет сожрать своих детей, он говорит, что ему нравятся кошечки…» Все мы для них мелкие грязные криминалы — все как один. Вот что я вам скажу… Если большой человек платит такие большие деньги за жизнь одного мелкого грязного криминала, значит, он покупает что-то большее. Вы когда-нибудь видели, чтобы они давали деньги за просто так?… Они хотят купить что-то большее, ман, и вот это самое Сидни, который все продает, вот это Сидни не продаст. Делайте, что хотите, но мелкий грязный криминал это не продаст. Сидни не продаст Рига на… Не продается он так…
Его голос оборвался. Сидни замолк, склонив свою голову хорька чуть набок, словно прислушиваясь к эху собственных слов. Потом на его устах расцвела улыбка. Светясь от гордости и внутреннего покоя, Сидни сел на место. Тишина продолжала звучать в комнате.
Затем Педро мягко произнес:
—Ибо в чьи уста вложена мудрость… тот обретет и понимание. Селаах. — Со слезами, катящимися по щекам и бороде, он встал и поспешил к своему сыну. Он знал, что собрание на этом закончилось.
—Иди, больше ты не будешь торговать, — бросил Жозе ему вслед.
Но ему было все равно.
Глава 19. Пресс опустился
И свершилось сие… И из Рема доносятся плач и стенания великие: Рахиль плачет по детям своим и нет ей утешения…
Молитва Рас Петра
ВЕРСИЯ ЭЛЬЗЫ
Эльза сидела на кровати и держала на руках Ман-Ая. Она то плакала, то проклинала все на свете, то сожалела о том, чего не в силах была сделать.
Боль мальчика, казалось, отражалась в ее глазах. Она гладила его по голове и тихонько напевала.
—Ничего, Ман-Ай, ничего. Доктор едет-едет…
—Иисусе, ты думаешь, они не приедут? — спросил Педро, входя в комнату. — Как ребенок?
—Все так же. Я чувствую, как лихорадка пожирает его тело.
—Бвай, они должны скоро приехать. Почему так долго?
—Потому что мы живем не на Красном Холме и не на Скай-Лайн-Драйв, — горько ответила Эльза. — Если бы у нас была «хонда», мы бы сами все сделали.
—Я молюсь за то, чтобы он скорее попал в больницу, — сказал Педро. — Не могу слышать, как он плачет. Это невыносимо.
—Даже если у него это пройдет, вскоре все опять повторится, — предупредила Эльза. -Ему нужно настоящее лечение — постоянное, а не от случая к случаю.
Рас Петр смиренно развел руками и, казалось, готов был заплакать.
—Когда снова начнется торговля? — спросила Эльза.
—Эльза, полиция лютует. Вчера взяли Ковбоя и Даффуса.
—Так значит… ты не знаешь когда? — спросила она с некоторым вызовом.
—А ты знаешь? — спросил Педро.
—Наверное, им нужен Риган, — сказала она. — Да?
—Ааа! Им он нужен ужасно-ужасно. Бваи готовы хоть завтра начать торговлю. И цены стали лучше. Но многие из нас не хотят выдавать Айвана.
—Айван мертв, — сказала она. — Сейчас время Ригана.
—Так вот, многие из нас не хотят его выдавать.
—У них, наверное, нет детей, — фыркнула она. — Что ты скажешь?
—Я скажу — нет, — сказал Педро твердо, но не посмотрел ни на нее, ни на сына. Он склонил голову вперед, словно изучал свои руки, и дредлоки бросали тень на его лицо. Долгое время он молчал. В комнате было слышно только их дыхание и всхлипы больного ребенка.
—Скоро, — начал он проникновенно, — Айван сумеет уйти, пройдет какое-то время, они все забудут и торговля возобновится. Им не остановить траву.
Она презрительно причмокнула губами.
—Что ты сказала, Эльза?
Она взглянула на него тяжелым взглядом, в котором не было ни жалости, ни доброты.
—Я сказала, что, в какую бы игру я не играла, я всегда проигрывала.
Вой сирен приближался с бешеной скоростью. Машины остановились возле дома. Эльза сурово нахмурила брови, но прежде, чем она успела что-то сказать, дверь была сорвана с петель и комната наполнилась полицейскими. Ман-Ай проснулся и заплакал, Эльза прижала его к груди. Рас Петр встал и сделал один шаг к двери, но главный уже подошел к нему и наотмашь ударил по лицу с такой силой, что он полетел через всю комнату.
—Шевелись или я вышибу тебе мозги, блаадклаат, — сказал полицейский. Он схватил Педро за ворот и повел к двери, так упершись своим 357-ым «Магнумом» ему в ухо, что голову тому перекосило набок.
—Давай, давай, — проговорил он, — или я размажу твои мозги по стенке. Чего вы ждете? — крикнул он другим полицейским. — Обыскать комнату. — Он вытащил ошарашенного Педро на улицу и швырнул в кузов машины.
Педро споткнулся о чье-то тело. В темноте он увидел, что это Сидни и что он лежит без сознания. Из носа у него текла кровь.