Первый Маг направилась вон из палаты, а Лист беспрекословно последовал за ней.

Хейс выставил из палаты остальных. Дверь закрылась, но я еще слышала, как Бейн советовал Айрис поставить на ночь второго стража. Отличная мысль, кстати: явись к нам Гоэль, он без труда выполнил бы свою угрозу.

Сознавая собственную беспомощность, я почувствовала, как по спине пробежал холодок. Тьюла тоже боится. К тому же она обещала мне все рассказать; как это взять на себя? Я едва-едва избавилась от собственного призрака, а тут — новые, от Тьюлы... И надо признать, что Рейяд так и не ушел окончательно, он по-прежнему имеет пусть небольшую, но власть. Чуть только меня посещают сомнения, Рейяд тут же является в ночных кошмарах. Или он сам их приносит? А может, это я его вызываю?

Желая отвлечься от неприятных мыслей, я попыталась набраться сил для разговора с Тьюлой. Ничего не вышло — я была настолько измучена, что тут же провалилась в глубокий сон без сновидений.

Утром я почувствовала себя лучше, однако встать с постели не смогла — с трудом лишь села. Осведомилась, как дела у Тьюлы.

Она закрыла глаза, коснулась пальцем виска:

— Приходи.

Я с сожалением вздохнула:

— У меня не хватит сил.

— Может, я помогу? — с порога спросил Лист.

— Нет! Уходи, — в испуге Тьюла вскинула руки, загородила лицо.

— Если не будешь разговаривать со мной, придет Первый Маг и сама узнает все, что нам необходимо.

Тьюла в растерянности глянула на меня, взглядом спрашивая совета.

— Это очень неприятно, — сказала я. — Почти так же скверно, как попасть в лапы к тому негодяю. Можешь поверить: я-то знаю.

Лист потупился; я надеялась, что ему стыдно. Почему он помогал мне вчера? Куда подевались его глумливая усмешка и высокомерие? А ведь я совсем не знаю этого человека...

Да что там гадать! Я прямо спросила:

— Почему ты вчера мне помогал?

Он нахмурился было, но затем вздохнул, сердито сдвинутые брови разошлись.

— Мать бы меня убила, если б я позволил тебе умереть.

Неубедительно. Он повернулся к Тьюле, но я не отставала:

— А на самом деле — почему?

В его светло-зеленых глазах полыхнула ненависть. И тут же потухла, словно кто-то загасил свечу.

— Я не мог просто стоять и смотреть — и потерять тебя снова, — прошептал Лист.

А потом вдруг его ментальная защита исчезла, и я услышала мысли Листа. «Я по-прежнему тебя ненавижу».

Меня удивило оказанное доверие. А злобное «ненавижу» ничуть не встревожило. Любое чувство — пусть даже, ненависть — лучше, чем полное равнодушие. Может быть, это первый камешек моста, который со временем будет между нами наведен?

— Что он сказал? — спросила Тьюла, не разобрав его шепот.

— Лист хочет тебе помочь. Он — мой брат. Без него не удалось бы тебя вернуть. Если мы хотим найти преступника, без Листа не обойтись.

— Но он увидит... узнает... — Тьюла смолкла, стиснула руки, закрывая лицо.

— Я уже знаю, — отозвался Лист.

Он отвел ее руки от лица — настолько мягко и бережно, что я изумилась. На память пришли слова матери о том, какой удивительной магией владеет мой брат. Она говорила, что он содействует в раскрытии преступлений: чувствует, виновен человек или нет, помогает вспоминать подробности событий. Глядя на него сейчас, я испытала острое желание узнать побольше о нем самом и его магическом даре.

— Нам обязательно нужно найти преступника. Пока он, не успел похитить другую девочку, — негромко произнес Лист.

Тьюла сухо сглотнула, прикусила губу. И, наконец решившись, кивнула. Лист встал между нашими койками, взял Тьюлу за руку, вторую руку протянул мне. Наклонившись вбок, я дотянулась, схватила его теплые пальцы. Затем, черпая его энергию, установила мысленную связь с Тьюлой.

В ее сознании мы вдвоем оказались возле печи, сложенной из серого камня. В печи гудел огонь, и так же громко гудела и ревела вокруг нас энергия Листа.

— Я была одна. Подкладывала в печь уголь. Время было к полуночи, когда... — Тьюла стиснула край фартука, на белой ткани остались черные следы. — Лицо вдруг закрыла темная тряпка. Я даже закричать не успела. Что-то впилось в руку. А потом... потом... — Она смолкла, вся дрожа. На нашей мысленной сцене Тьюла шагнула ко мне. Я обняла ее, и через мгновение я сама стала Тьюлой и смогла наблюдать свое собственное похищение.

От раны на руке разливалось онемение, тело стремительно делалось вялое, непослушное, а потом напрочь утратило всякую чувствительность. Из-за повязки на лице я ничего не видела, но все же почувствовала, что меня куда-то несут. Шло время. Наконец с лица сняли повязку, и оказалось, что я лежу в шатре. Я не могла шевельнуться и лишь смотрела снизу вверх на какого-то незнакомого человека. Он был худой, поджарый, но явно очень сильный; совершенно голый, и только на лице — красная маска. На желтой, как песок, коже-были нарисованы странные малиновые знаки, а в темных волосах виднелись пряди выкрашенные в золотой цвет. В руках он держал, четыре деревянных колышка, веревку и молоток.

Телу возвращалась чувствительность.

— Тьюла, не надо; я не могу, — сказала я мысленно. Ясно было, какие муки ее — меня! — ожидали. — Просто покажи мне его, дай как следует рассмотреть.

Тьюла остановила картинку, словно заморозила человека в движении. Я внимательно разглядывала знаки на коже, стараясь запомнить. Фигурки разных зверей, а внутри них — круги, спирали. На жилистых ногах и руках — цепочки треугольников.

Тьюла никогда не видела ничего подобного, не встречала людей с такой раскраской. Даже то, как он произносил ее имя — не «Ть юла», а «Тьюл а», — казалось странным, чужим. Однако он хорошо ее знал, и знал имена родителей и сестер. И был осведомлен, как они плавили песок, превращая его в стекло.

Затем Тьюла быстро показала несколько последующих встреч. Раскрашенный человек не выпускал ее из шатра, но каждый раз, как похититель входил или выходил, откидывая полог, Тьюла успевала взглянуть наружу — туда, где дразнила ее свобода. Ничего было не видать, кроме высокой густой травы.

Он всегда являлся в маске. Дожидался, когда пройдет онемение, прежде чем бить или насиловать. Позволял чувствовать боль, которую причинял с удивительным уважением, словно благоговел перед самим ощущением боли. Закончив пытку, он брал длинный шип и до крови царапал им кожу девочки.

Сначала Тьюла не понимала, зачем это. А потом начала бояться и одновременно жаждать той мази, которую он втирал в кровоточащую ранку. От этой мази немело тело — уходила боль. Однако с ней вместе умирала и надежда на побег.

Мазь эта имела острый запах, чуть похожий на запах спирта, смешанного с цитрусовым маслом. Он окутывал ее, словно ядовитый туман, а тем временем энергия Листа ослабла, и он прервал магическую связь с Тьюлой.

— Этот запах... — Лист угнездился на краю моей постели. — Я не сумел толком принюхаться. Все силы ушли на то, чтобы удержать твою с Тьюлой связь.

— Он ужасный! — отозвалась Тьюла, передернувшись. — До смерти его не забуду.

— А рисунки на теле? Ты их узнал? — спросила я брата.

— Рисунки мне не знакомы. Хотя подобные знаки кое-где используют во время различных обрядов.

— Каких еще обрядов? — От испуга у меня похолодело в животе.

— Свадьбы, обряд присвоения имени... — Лист сосредоточенно сдвинул брови, припоминая. — Тысячи лет назад маги совершали разные сложные обряды. Они полагали, что магическая сила происходит от некоего божества и если они украсят татуировкой тело и выкажут должное уважение, то божество даст им еще больше силы. Теперь мы знаем, что они ошибались. Мне доводилось видеть знаки, нарисованные на лицах и руках, — но ничего похожего на эти.

Лист обеими руками откинул назад свои черные волосы. Его поза со вскинутыми у лица локтями показалась вдруг очень знакомой. Возникло краткое ощущение, что я вот-вот перенесусь во времена, когда главной заботой было — в какую игру поиграть. Я попыталась припомнить яснее, но смутное воспоминание тут же растаяло.