Сейчас Лью разглядывал клетчатую клеенку.

Я поспешил заверить его, что Бертрам совершенно безвреден и пугается собственной тени.

— Это неприемлемо, Дэл.

— Хорошо, — согласился я.

— Ты уверен?

— Уверен!

Я неуклюже поднялся, чувствуя, как в глубины моего желудка ухнул едва ли не фунт вредоносных углеводов. После чего принялся перебирать содержимое бумажника и вскоре нашел квитанцию из банкомата, на которой записал телефонный номер Бертрама, когда тот стал названивать в дом моей матери. Телефонная кредитка была здесь же, но я не знал, сколько минут на ней осталось и с какой стати я должен тратить собственные деньги. В результате я сделал звонок за счет абонента на том конце линии.

Раздался всего один гудок, затем наступила пауза, как будто кто-то сообщил оператору, что принимает мой звонок.

— Боже, неужели это ты, Дэл? — услышал я голос Бертрама, как только в трубке раздался щелчок, означавший, что связь с его дешевым мобильником установлена. Его голос звучал странно — мы с ним никогда раньше не разговаривали по телефону, — но я сразу узнал его. — Где ты?

Отвечать на этот вопрос не следовало, иначе завтра утром он уже стучался бы в дверь моего домика.

— Чем занимаешься, Бертрам? Какого черта тебя занесло в Чикаго?

В больнице он имел привычку горбиться над телефоном на медицинском посту: низенький белый мужчинка, лысоватый, с жиденькой блондинистой челкой, пухлый, правда, с тощими ножками. Каждый телефонный звонок он обставлял как загадочное, многозначительное явление глобального масштаба. Такого понятия, как пустячный разговор, для Бертрама просто не существовало.

Но сейчас он не в психиатрической клинике в Форт-Моргане, а в микроавтобусе в Чикаго.

— Нам с тобой срочно нужно поговорить, — безапелляционным тоном заявил Бертрам. — Конфиденциально.

— Сомневаюсь, что такой разговор у нас получится. Я смогу перезвонить тебе через пару дней, а пока нужно, чтобы ты…

— Ты просто не представляешь себе, насколько это важно, — гнул свою линию мой собеседник. — Я рассказал нашему старшему о твоей… э-э-э… ситуации. Этот человек — я не могу назвать тебе его имя по телефону — сильно заинтересован во встрече с тобой. У него есть решение проблемы, некая разновидность процедуры, которая позволит тебе освободиться от твоей…

— Ситуации.

— Именно! Я слышу по голосу, что мы с тобой прекрасно понимаем друг друга.

Понимаем друг друга?

Сейчас я думал лишь о том, что Бертрам обмолвился, что у него есть старший. Командир. Командир «Лиги людей».

— Это намного серьезнее, чем ты себе представляешь, — продолжил Бертрам. — С твоей помощью мы сумеем изменить мир.

Господи, да ведь Лью прав. Бертрам и все его соратники по «Лиге людей» считают, что я могу стать «брандмауэром», который оградит человечество от слэнов.

— Дэл, скажи, где ты, и мы быстро приедем.

— Бертрам, если речь идет о…

— Не называй меня по имени! — запаниковал больничный знакомец. — Заклинаю всем святым. Ты понятия не имеешь, насколько велики их возможности сканирования звонков. В 2004 году…

— Бертрам!

— Один солдат в Сринагаре…

— Бертрам, мне нужно, чтобы ты сосредоточился.

— Сосредоточился? — с явной обидой переспросил мой собеседник и громко вздохнул в трубку. Я представил себе, как он в эту минуту буквально сложился вдвое и прижимает к щеке сотовый телефон. — Да я сейчас сосредоточен больше, чем когда-либо в моей жизни.

Я отошел от телефона, покачивая головой, и обернулся, услышав чьи-то шаги. В переднюю дверь вошла мать Мариэтта О'Коннел.

Она была в серебристой нейлоновой куртке с вышивкой, застегнутой на молнию до подбородка. Бросив взгляд в нашу сторону, Мариэтта прошла в левую комнату, где стояла конторка.

Я услышал, как она остановилась.

— Давай с тобой договоримся, — быстро заговорил я в трубку. — Не звони моей матери. Не звони брату и невестке. И ни при каких обстоятельствах не приближайся к их дому. Если они еще раз увидят тебя, то позвонят в полицию. Ты меня понял?

Мариэтта О'Коннел обернулась. У нее было хмурое выражение лица, глаза недовольно прищурены.

— Дэл, я просто пытаюсь… — продолжал жарко дышать в трубку Бертрам.

Я со стуком опустил трубку на рычаг — новомодные сотовые телефоны такой возможности не дают — и увидел, что О'Коннел направляется к нам.

— Какого черта вы здесь делаете? — резко спросила она.

Лью продолжал сидеть за столом и даже не пошевелился. Трус.

— Нам обязательно нужно поговорить, — произнес я и в следующую секунду оказался на полу.

Лью успел только охнуть.

— Может, кто-нибудь даст мне салфетку? — поинтересовался я спустя несколько секунд.

Из кухни вышла Луиза с кофейником в руке и застыла на месте.

Мариэтта О'Коннел резко отвернулась, потряхивая рукой. Она, должно быть, оцарапала костяшки пальцев о мои зубы.

Лью вытащил стопку салфеток из хромированной подставки и бросил мне на колени. Я осторожно прижал салфетку к разбитой нижней губе. Вставать я не торопился.

— Что вы с ней сделали? — потребовала ответа Луиза.

Мариэтта О'Коннел снова развернулась и посмотрела на нас.

— Кто вы такой? — спросила она у моего брата.

Лью поднял руки в примирительном жесте.

— Я водитель.

— Тогда вы знаете дорогу обратно, — отозвалась О'Коннел.

Не сводя взгляда с Лью, она выразительно посмотрела на меня и в пророческом жесте подняла руку, мол, да постигнет тебя гнев Божий. Я насмотрелся таких жестов в сумасшедшем доме, однако у Мариэтты он получился вполне естественно.

— Я же сказала еще в Чикаго, — напомнила она, — я не могу вам помочь. Вы в детстве были травмированы демоном? Тогда найдите себе терапевта. Вы не имеете права приезжать в мой город и тревожить и оскорблять меня и моих друзей. Возвращайтесь домой, мистер Пирс.

Я осторожно отнял салфетку ото рта и принялся изучать ярко-красное пятно. Разбитая губа по-прежнему саднила. Я смотрел на О'Коннел до тех пор, пока она не опустила руку.

— Похоже, в отношении вас Тоби ошибся.

— Кто? — спросила потрясенная Луиза.

— Как там его, Шугарат, кажется? Гигантских размеров парень, который плавает по озеру.

— Тоби с вами разговаривал? — не поверила Луиза.

— Тоби не любит разговаривать с людьми, — добавила Мариэтта О'Коннел.

— Тем не менее со мной он поболтал. Славный парень. Жаль, что он не подсказал мне, как найти к вам подход. — Чувствуя, как из губы сочится теплая струйка крови, я плотнее прижал к ней салфетку. — По его словам, вы непременно поможете мне. Мол, если кто и поможет, то только вы.

— Я больше этим не занимаюсь, — заявила О'Коннел.

Луиза выжидающе поглядывала то на меня, то на Мариэтту.

Мы подождали «тойоту» матери Мариэтты на шоссе. Серые пятна грунтовки покрывали ее некогда голубой пикап как сыпь некоего жуткого тропического заболевания. В нескольких милях севернее мотеля О'Коннел свернула на разбитый проселок. Ощущение такое, будто эта грунтовая дорога побывала под обстрелом артиллерии. В отдельных местах выбоины были глубже, чем позволяла проехать подвеска «ауди». Лью приходилось отчаянно маневрировать, чтобы не угодить в очередную колдобину.

Мариэтта О'Коннел мгновенно оставила нас позади, и когда мы в следующий раз увидели ее пикап, тот стоял на каком-то грязноватом пустыре. С одной его стороны виднелся крутой обрыв, внизу раскинулся городок Гармония-Лейк. На другой стороне пустыря высилось нагромождение приземистых обветшавших сооружений. Возможно, это даже был целый комплекс строений. В центре находилось нечто вроде старого трейлера, который со временем оброс несколькими новыми комнатками, парой крылечек, верандой, двумя сараями без фасадной стенки и многочисленными навесами из дранки, фанеры и ржавого листового металла. Крытые проходы — зеленая пластиковая крыша и корявый пол из кривой вагонки — соединяли трейлер со сложенной из плексигласа теплицей и двумя гаражами. Дверь одного гаража была открыта, на полу лежала старая лодка-понтон, заваленная до самого потолка всевозможным железным хламом.