Но тут дверь открывается, ещё один машинист фемиды входит, и… да Ленка, конечно. Кэп с Никитичем в коридоре ждут.

— Нашла я вам лойера, — Ленка нам подмигивает. Но грустно как-то.

Тот перед судьёй извинился за опоздание, судья к нему — с улыбочкой, свои, видать люди. И переводчицу, лойер говорит, тоже свою имею, адью, Джончик. Спасибо за помощь правосудию.

Мы-то не понимаем ничего, но оживился куртуазный мэн наш, о чём-то таком лойер-пинчера допрашивает, что Ленка аж покраснела. Это после Витькиного-то столовского обслуживания даже и лекций на тему анатомических и сексуальных различий между самцами различных рас.

— Не надо может, Ленка? — Валёк спрашивает.

— Может через консульство как-то?

Отвернулась. Не слышит. По-новой всё куртмэну переводит. Занятая какая!

— Так значит, на палубе всё происходило? На территории иностранного государства, значит? Ну, нет уже государства, а территория вот — осталась. Бывает такое в юридической практике.

А я, скотина, тогда и внимания никакого на это не обратил. Всё о крабах в подвале думаю, ревматизм невзначай подцепить переживаю. Восемь лет… Это сколько ж мне будет?

Вышли мы из кабинета, сидим в сторонке, с полицейскими калякаем. Повышение, мол, дадут теперь вам, парни, как пить дать. Вы ж, бедолаги, героически газу надышались ни за что, ни про что. А огород наш чем вам мешал?

Смотрим, кэпа с Никитичем тоже уже, как свидетелей, вызвали.

— Может и обойдётся всё, Валёк? — спрашиваю.

А Валёк мне пальцем на Джона показывает. Как Джончика отстранили из кабинета-то, так он, видать, и примчался. Ему то чего надо? Отказался ж от нас давно.

Пока в зал заседаний, пред ясны очи другого, опереточного уже, с буклями и в мантии, судьи не отвели нас и в клетку не посадили, всё мне крабы покоя не давали. А потом, пока полицейских, которые нас с Вальком скрутили, допрашивали по новой, да кэпа с Никитичем, всё мне казалось, что не со мной это. Оперетта, "Летучья мышь" а не суд. Хоть про жену и портвейн подпевай.

Допросили всех уже. Джон с настоящим куртмэном вошли, сели тоже. Смотрит на них тенор-судья, как на суфлёрскую будку, понять из знаков пытается, прерывать ему заседание, или как.

Слышу, кэп Ленке говорит:

— Как угодно. Хоть под залог. Мы завтра снимемся — и поминай как звали. Есть деньги. Теперь — есть.

Переводит Ленка лойеру, а сама на клетку нашу, на Валька оглядывается. И плачет, похоже.

Лойер судье что-то говорит.

Судья встал — бац по столу колотушкой.

Всё думаю. Восемь лет крабов.

Нет, заседание откладывается на два дня по просьбе защиты.

Привезли нас на причал: ничего не понимаем. Суета на палубе, шкрябают все, суричат, марафет наводят. Главный, слышим, только что, с третьего "чых-пых", но запустил второй механик.

— Снимаемся, Валёк! Ведь точно снимаемся!

А оно что получилось. Джон всё ждал, что мы пароход наконец-то бросим, чтоб прибрать его к рукам окончательно, как бесхозный. Был у него вариант нашего использования: буровые платформы, не здесь — в соседней молодой государственности снабжать. Но то ли толстокожесть управы нашей, то ли терпелку нашу рыбацкую не рассчитал. Только когда тралмастер с боцманюрой огородничать принялись, запереживал, но поздно уже: мэнэджер нефтяной уже смотреть судно приехал.

Он нами с Вальком, как заложниками, кэпа стал шантажировать. И сразу из участка поэтому, видимо, выкупить нас не удалось.

А кэп возьми и пойди ва-банк: встретился с покупателем сам, он америкосом оказался, объяснил что к чему. Тот смотрит: действительно, а кто есть в этой сделке Джон? Это они с молоком матери впитывают.

— Юридические свои проблемы, кэптэн, сами решайте, — а на текущий ремонт, да за портовые сборы денег выделил. И число, когда пароход в порту нужном быть должен назначил: у него проблемы какие-то, сгорел снабженец один, что-ли? И через океан подмену гнать… А у нас — холодилка, тяговое усилие на винт и моща — подходящие. Да и стоили мы, пожалуй, подешевле любых америкосов да норвегов, всё ж.

— А не боитесь, что зря деньги в меня вкладываете? — кэп даже опешил от такого блицкрига.

— Нет, — говорит. — Информация в бизнесе — первое дело. В данном случае банковские гарантии мне не нужны. Пароход должен быть в работе к указанной в контракте дате.

Такие дела.

Через полгода, когда мы все рекорды по потреблению Океана большими дозами уже настолько перевыполнили, что даже проверенный моряк Никитич стал в дверь собственной каюты стучаться, и запросились мы домой, америкос даже предлагал ещё оставаться. Но на нет и каверз никаких выдумывать не стал, забункеровал, как по контракту договорено было (контракт уже не молодёжный турист и не кабинетный адмирал, а кэп с Никитичем к тому ж — только что после курсов дяди Джо, составляли, предусмотрено было всё), рассчитался до цента, только что платочком с буровой своей не махал вслед. Некогда было ему махать. Время — деньги.

Вернулись мы к родным берегам, значит.

Работаем теперь на Грузии-Турции потихоньку. То мандаринами загрузимся, то шоколадками какими-нибудь. Фирмач, хозяин наш по всем документам, так ни разу собственностью своей и не поинтересовался. А мы напоминать о себе не спешим.

Хватает и на Чёрном море заморочек всяких. Когда и прогорим, бывает.

Дочка Никитича, пока папаша домой добрался, и развестись успела.

Боцманюру из дому выгнали. Гоголь, молчун, не сообразил, разболтал на весь эфир, что боцман и на новом месте лучше всех устроился: и не видим его на пароходе. Немка какая-то по приходу на машине забирает и к отходу привозит. Как это до боцмановой жены дошло — неясно, но без справочно-очковой кобры, явно, не обошлось.

Да, у Валька недавно дочка родилась. Назвал…

Да нет, "Ленкой", "Еленой", то-есть, мы пароход назвали, когда регистрировать под панамой пришлось. Когда кто спрашивает, честно сообщаем:

— В честь одной падшей женщины.

Не верит никто. И — правильно.

А дочку Валёк Мариной назвал. Что ему, путаться в Ленках своих, что-ли?

Дело в том, что в тот же вечер, как отсрочку мы с ним получили, выкрал Валек её из той богадельни прямо со сцены. И мотороллер рефиков пригодился.

Да, про Никитича и его солидарность с джонами волкерами чуть не забыл. Последней бутылкой того забулдыги-Джона он нормально споил вдрабадан обоих охранников, которых к нашему борту выставили, чтобы мы, не дождавшись решения суда, концы отдавать не вздумали. Вот ведь, запасливость какая! Будто чувствовал, что пригодится ещё! А пил, между прочим, наравне с арапчатами. Да куда им против нас: кишка тонка. Пусть спасибо скажут, что тралмастер вспомнил и автоматы казённые им под голову положил в последний момент. Может, обойдётся без крабов?

M/V SURSK/3FZW5

Сентябрь, 1996.

Знаю, радость моя, всё пройдёт.

Если верить надписи на перстне царя Соломона, пройдёт и это.

Но всё так же всходит на небеса Луна. И, значит, за отливом неумолимо последует прилив. И это так же верно, как то, что обещанный Белым Братством конец света пока откладывается.

Впрочем, даже настоящий Апокалипсис уже был на нашей с тобой памяти. Так уж нам повезло: наш мир начался, когда кончился свет.