Серега помрачнел еще больше. Похоже было на то, что вся тяжесть битвы с одесским портнадзором падет на неокрепшие старпомские плечи.

А нам с боцманюрой что? Лишь бы швартовка с ужином не совпала. Юриковой автономности только-только от вечернего чая до ужина и хватало. Ростом два ноль пять между перпендикулярами и соответствующего водоизмещения был юноша.

Швартуемся, значит. По корме — пассажир «Шаляпин». По носу — учебный парусник "Дружба".

Орел наш Зюзькин на мосту при всем параде красуется, как Д'Артаньян на своем сивом мерине при въезде в Париж через триумфальную арку. При всех делах: погоны, жетон капитанский, фуражечка по последней ллойдовской моде — вертолет посадить можно.

Эффектно так, между двумя затяжками мальборины:

— Подать носовой!

Гаркнет и пепел стряхивает на публику. А мы на палубе под чутким старпомовым руководством кувыркаемся.

Точно — юморина в Одессе. Юмористов ряженых на нашу швартовку поглазеть изрядно набежало. Одних маскарадных моряков в тельняшках человек пять было. А конец наш принять и некому. Наконец Юрец все-таки высмотрел одного внушающего доверие дедулю в маскарадной же мичманке с плоским козырьком. Такой фасон как раз на смену треуголке Де Рибаса пришел.

— Дедуля, прими конец, если не шутишь! — крикнул и грушей легости прямо под козырек ему и засветил. Снайпер. Хорошо — не молотом, как привык. Он у нас в детстве метанием молота в сборной Союза баловался. Цирк!

А Зюзькин наш, как увидел подбитого старичка, запереживал-забегал по крылу мостика. Сигарету не тем концом в рот сунул даже.

— Вот и юморина начинается, — пояснил старпом.

Откуда ж Спортсмен мог знать, что подбитый им старичок окажется старейшим одесским портнадзирателем с колокольной фамилией Герцен?

Да, вот тебе и треуголка! Хорошо еще портнадзиратель совсем не мстительным старичком оказался. Всего три раза заставил пожарную тревогу сыграть и учебный пластырь в районе сорок третьего шпангоута завести. Первый раз я олимпийца нашего в таком загнанном состоянии видел. Это тебе не молотки на трибуну швырять на Играх Доброй Воли.

— Если этот Добролюбов еще хоть одну тревогу сыграть задумает, это будет "человек за бортом", — мрачно констатировал боцманюра. И я ему почему-то сразу поверил.

Но Герцен вам не Глеб Успенский. Прочувствовал он этот момент. И переключился на более безобидные проверки. Радисту от него еще и послабление вышло:

— Начальник радиостанции погиб, — первым делом проинформировал он, поднявшись в рулевую рубку. Так что педали шлюпочной радиостанции штурмана сами крутили, как умели.

Нет, приятный все же дедуля оказался, начитанный. О летающих тарелках со старпомом побеседовал, об экстрасенсах. Только как на экзамене: всё на листочке промахи старпомовы отмечал:

— Вот тут, молодой человек, позвольте с Вами не согласиться. Алхимия вовсе не лженаука, возможно предкам нашим действительно был известен холодный термоядерный синтез. А свинец, между прочим, в периодической таблице Менделеева соседствует с золотом. Всего-то одного протона в ядре ему недостает, чтобы золотом быть. Так что отбрасывать идею философского камня было бы преждевременным…

— Так, ЗРБ-40 у Вас, молодой человек, просрочены. Интересно отметить, что древние китайцы изобрели порох именно для целей пиротехники. Великая нация. Фарфор, банковское дело, бумажные купюры, газета, компас — все от них. Кстати, на таблицы девиации Ваши взглянуть хотелось бы.

Вежливый, эрудированный старичок. И с чего это старпом его нам в таких вампирских тонах обрисовал накануне?

— Ну, я думаю, пока достаточно, — подвел итог старичок исписав до корки свой листик, оказавшийся актом инспекторского осмотра судна. Нет, он мог бы продолжать еще, но уже на манжетах. На листе потребительского формата замечаний уместилось не так уж и много: всего 19. Причем четыре из них требовали постановки в док.

— Молодой человек, я еще с пятьдесят седьмого года не моряк, а государственный чиновник, — отвечал Герцен на все призывы к морской солидарности и проявил твердость даже при виде гречки и майонеза, по ошибке засунутых старпомом не в свой портфель.

— Мое дело — чтоб Вы тонули по правилам. Я понимаю, что река-море. Да, вызывайте Регистра. Если он утвердит, я отзову свой акт в официальном порядке. Кстати, сегодня ведь не моя вахта. Я на огород ехать собирался. Но капитан порта позвонил мне домой и попросил личнопроверить, что там за херсонцы пришли.

— А Нострадамуса Вы, молодой человек, читали невнимательно. Он предсказывает падение восточной деспотии именно на 73 год существования. Ну, до конца года не так уж и много осталось. Доживем — увидим. Напомните мне при следующей встрече.

Видимо, Герцен считал, что заданный им объем работ, мы осилим никак не раньше Нового года.

Ужин запаздывал. Все камбузно-буфетные силы были брошены на обслугу двух идущих параллельными курсами банкетов "на посошок". В Зюзькинской каюте звучали тосты за семь футов под килем: Зюзькина провожали на Пирей квалифицированные моряки. В апартаментах Бизнесмена Альбертовича пили больше за шоб море было гладким, и шоб не качало. Ни наш фрахтователь, ни наш судоводитель, похоже, не придавали особого значения факту потопления нашего стотрубного линкора метким огнем комендора Герцена. Оба юбиляра всем своим видом выражали презрение к каким-бы то ни было перепалкам с портнадзором. Так генерал Милорадович завтракали на батарее Раевского в разгар французской атаки. Или на Багратионовых флешах?

Один лишь старпом страдал «меланхолией и гиппохондрией», достойной Барклая де Толли.

— Никуда мы отсюда не уйдем, — мрачно сообщил он нам с боцманом. Голос его звучал убежденно, как у героя Шукшина, сражавшегося за Родину.

— Спортсмен, я знаю, что у вас есть. Сгоняй. В счет будущих доходов.

Мы с боцманюрой переглянулись и решили отказать. Но потом глянули на старпома и решили уважить. Черт с ней, с бутылкой, спишем на накладные расходы. Зато сковороду картошки Спортсмен, пользуясь случаем и географической близостью к камбузу, очень удачно зацепил.

— Всё из-за кед этих, — сказал Серега.

— Обычных, с резиновой подошвой, — пояснил он, зажевав.

— В Александрии на причале в футбол я в них с херсонцами играл на последней плавпрактике.

Старпомами не рождаются. И наш в свое время был курсантом, носил штаны без гульфика, и врубался в науку, утверждающую, что кратчайшее расстояние между двумя точками — вовсе не прямая. Это необразованные железнодорожники могут себе позволить двигаться по прямым, как курс партии, рельсам. Уважающий себя моряк пойдет по дуге большого круга.

Серегина дуга большого круга начиналась в одном престижном районе города-Киева и шла через Одессу на Тикси, Остров Свободы и Александрию. Он уже был курсантом выпускного курса, когда футбольной команде учебного судна "Профессор Миняев" подвернулся под бутцу тот херсонский "сормовский".

Херсонцы не оказали достойного сопротивления, однако в послематчевом пивном туре полностью реабилитировали себя и Херсон. Вот тут Серега и узнал о наличии в природе такой организации, как ГУРФ, со штаб-квартирой в Киеве, на Подоле. От Серегиной штаб-квартиры получалось чуть больше пяти трамвайных остановок, без пересадки. ГУРФ, оказывается, во всю бороздил просторы солнечной Средиземки, не размениваясь на всякие Кубы, Анголы и Мозамбики. Италия у херсонцев уже в печенках сидела.

— Ничего, уж мне-то не надоест Венеция, — решил Серега.

Он понял, что не остановится даже перед тем, чтобы пойти на поклон к своему номенклатурному отчиму, только бы распределиться в вожделенный ГУРФ по блату. Хотелось испытать на себе надоедливость Греции и Франции, черт возьми.

Уже в Босфоре, под мостом, когда бросали за борт монеты (чтобы визу не закрыли), Серега еще раз загадал распределиться в ГУРФ и для солидности присовокупил к горсти мелочи свои старые кеды, лопнувшие в историческом матче в Александрии.