— Остаётся только снова принять волевое решение, — согласился Корефуля, в свою очередь сливая ему на руки.

Умывшись, они не сговариваясь, устремились к борту, чтобы стать спинами к берегу и издать характерный звук.

— Во сколько «Гадючник» открывается? — спросил Корефуля.

В пивбаре «Гадючник» на длинной стойке бара возвышались штабеля подносов с бокалами. Упитанная Бандерша в кружевной наколке и грязном переднике трудилась на разливе. На стене, между двумя декоративными донцами бочёнков имела место огромная, как первомайский транспарант, надпись «Пиво только с закуской». Очередь помятых мужчин двигалась вдоль стойки.

— Францевна, на хрен мне ваша рыба? Ставрида, к тому же, — запротестовал было Корефуля.

— А ты думал, я тебя краснюком угощать буду? Ладно, повторять будешь, отпущу без закуски.

Корефуля с четырьмя бокалами в одной руке и двумя порциями ставриды в другой протолкался за стол к Третьему. Некоторое время они с интересом рассматривали «ставриду», выуживая её за хвост, обнюхивали и морщились.

— Месяца два назад, возможно, это ещё было ставридой БГ, — поделился результатами исследований Третий.

Корефуля уже жадно припал к бокалу. Махом отпил половину и скривился.

— Да, не Копенгаген. Моча верблюжья пополам со стиральным порошком.

— Не Николаев даже, — согласился Третий.

— Интересно, как верблюд этот выживает в такой колотун?

У стойки начался какой-то шум. Пропитый бомж в чёрном мятом плаще, покоробленной военно-морской мичманке пытался прорваться без очереди. Седые баки обрамляли его морщинистое и предельно страждущее лицо.

— Чеши отсюда, Адмирал проклятый. Сейчас милицию позову, — отгоняла бомжа Бандерша.

Третий мрачно разглядывал калоши Адмирала, натянутые на босу ногу. «По погоде».

— Самое скверное: он действительно капитан второго ранга. За их столик, кивнув Корефуле, подсел ещё один пациент.

— А, Серёга! Говорят, ваш трояк после этого рейса в отпуск намыливается? — оживился Корефуля.

— Кадры его намыливают. Чего я здесь околачиваюсь? Я бы с «Сэмэна» лет пять ещё не слазил бы. Больше двух рейсов сделать не дают. В отпуск выгнали. Ну, Марченко турнут, народ с «Сэмэна» побежит…

— Папу? За что? — удивился Корефуля.

— А ты не слышал ещё? Акустик с «Сэмэна» в Пальмасе сбежал. Не везёт папе что-то последнее время. То Чиф под Сокотрой на меляку выскочил. Заснул. Стоя. Хорошо — на песочек. Милю правее — и на камушки могли бы сесть.

Корефуля критически рассматривал собственную трёхдневную щетину в зеркале, расписанном русалками и водорослями.

— Значит, «Сэмэн» теперь без мастера? Это кого ж на Марченкино место посадят? Податься что-ли в капитаны? Шурик, третьим ко мне пойдёшь?

В зеркале над Корефулиной головой и в самом деле вдруг появилась капитанская фуражка. Но тут же из-под козырька выросли седые баки. Лицо Корефули потекло, побурело, покрылось морщинами, трасформируясь в физиономию Адмирала. Корефуля, передёрнувшись, обернулся. Адмирал косился на их нетронутую «ставриду».

— Бери-бери, отец. Мы не будем, — разрешил Третий.

— В баню что-ли сходить? — родил свежую мысль Корефуля, окончив ощупывать подбородок.

— Ладно, мужики. Побежал плотики сдавать, — попрощался Серёга с «Сэмэна».

Они вывалились из автобуса на остановке «Баня».

— Отмоемся, отскребём ракушку, а то ни к женщине подойти, ни… размечтался было Корефуля, но потух, увидев надпись «Ремонт» на дверях.

— Что за город мерзкий? Единственная баня в радиусе полста миль, и та не фунциклирует. Так собирался помыться…-

— Ну, если только помыться… — загадочно хмыкнул Третий.

— Не понял?

Коридор казался бесконечным. Двери, двери, двери. Где-то у самого горизонта светлел прямоугольник окна. Играло радио. Отдалённо доносились фаново-бачковые звуки, и совсем рядом — отчётливое ржание. Третий постучал в нужную дверь и открыл её, не дожидаясь ответа.

— Тьфу, чёрт! То-есть, я хотел сказать, пардон, мадам.

В прямоугольнике двери возникла лошадиная морда, и, недовольная вторжением в своё стойло, тут же попыталась укусить Третьего за нос.

— К-к-конюшня! — с чувством резюмировал Корефуля, когда дверь захлопнулась.

По коридору, переваливаясь, пробежал карапуз лет двух с половиной.

— Димуля! Димка! Не ребёнок, а наказание! — нёсся вслед крапузу женский голос.

Третий снова постучал в какую-то дверь. На этот раз более удачно. Они прошли в комнату, пригибаясь под бельевой верёвкой с сохнущим трусняком. Комната была стандартная. Четыре койки, стол у окна. На столе стоял трёхлитровый бутыль с окурками. Трое молодых людей играли в карты.

— Семь первых, — сказал Играющий.

— Пас, — сказал Пасующий.

— Вист, — сказал Вистующий.

— Ложимся.

— Б-без од-дной… — подытожил Вистующий и сгрёб карты со стола. Он слегка заикался.

— Сейчас, Шура. Закроемся и сходим, — тосуя карты пообещал Играющий.

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил Третий у Корефули.

— Мизер, — сказал Играющий.

— Л-ложимся, — сказал Вистующий.

— Садимся, — скомандовал Третьему Корефуля и достал из сумки бутылёк с пивом. Пасующий так же молча достал из тумбочки рыбу.

— Клыкач? Кергеленский? — поинтересовался Корефуля.

— П-пайковый. Девки осчастливили, — объяснил Вистующий.

Бутылек был пуст, а от клыкача осталась груда костей, когда Вистующий, разгоняя дым рукой, принялся подсчитывать пулю.

— Тут вообще-то вчера завезли в стекляшку, — неуверенно сказал Играющий.

— Понял. Сколько брать, — сразу отреагировал Корефуля.

Играющий в раздумиях запустил руку в бороду:

— Ну, если с девками считать…

— С этими? — кивнул корефуля на стенку, за которой осталась давешняя лошадка.

— Не, эти брыкаются пока. Свежий завоз. Практикантки ейские. С сорок шестой. Всё равно мы им уже тридцатник должны. Кстати — Толя, — решил наконец представиться Играющий.

— Рома. Десяти хватит? — не отвлекаясь от сути дела, представился Корефуля.

— Мужики, вообще-то мы только помыться зашли… — робко напомнил Третий.

Кухня — это дома. А здесь был пищеблок. Облезшая штукатурка. Огромный бак с мусором. Облезлые мойки и вечный огонь на раздолбаной газовой плите. Третий помогал Ритуле чистить картошку. Ритуля была очень домашней блондинкой лет 24 в халатике. Килограмм-другой лишнего весу перекрывался румянцем во всю щеку и умопомрачительной хозяйственностью.

— Как жизнь? — спросила Ритуля. Третий пожал плечами.

— Ясненько, — поняла Ритуля.

— Да нет, нормально всё. В марте, кажись, уйду, — почему-то решил усложнить эту ясность Третий.

— Прошлый раз, по-моему, конец декабря был, — напомнила Ритуля. Третий пожал плечами.

— Подурели со своим морем. Два года без работы сидеть, ждать неизвестно чего… Не понимаю, — сказала Ритуля.

— Время такое. С третьими помощниками капитана случился перебор. Пересидеть надо. Актёры голливудские тоже вон годами роли ждут.

— Нет, точно чокнутые. Ну ради чего? Что в этом море такого? Счастья-то: полгода только волны видеть.

— Почему только волны? — не согласился Третий.

— Ах да, рыбцех ещё. Какой там Пальмас, Санечка? Сколько вы там стоите? Трое суток от силы? Да понажираются ещё, как свиньи. Кого ни спросишь, одни кабаки да барахолки помнит. Канары…

Ритуля поставила сковородку на огонь и продолжила обличать:

— А про заработки ваши невиданные ты кому-нибудь другому расскажи. Сколько ты уже вообще на шишах сидишь? Да сколько б ты за рейс ни зарабатывал, я по сравнению с тобой — миллионер при своих двухстах чистыми.

Третьего стала забавлять эта Ритулина горячность.

— Ну, хорошо. Чёрт с ним, с морем, с океаном. Но Ритуля, я же — штур-ман. С моим дипломом на берегу выдают тулуп и берданку вместо выходного пособия. В сторожа?