Можно принять этот ответ за правду, подумал он. Во всяком случае, у Уокера не было средств это проверить. Кроме того, если не можешь доверять собственному жилью, то чему тогда вообще можно доверять? Осматривая выделенное ему пространство и полагаясь на инструкции и объяснения голоса, он принялся экспериментировать.

Воду можно брать из озерного заливчика. Еду добыть будет, видимо, труднее. Но, как выяснилось, об этом он тоже мог не беспокоиться, хотя результат поверг его почти в отчаяние. В ответ на требование открылось круглое отверстие — этого следовало, конечно, ожидать — в земле. На небольшом плоском квадратном блюде лежали до тошноты знакомые три брикета и два кубика. Медленно покачав головой, он обошел блюдо, сел и откусил от одного из кубиков. Вкус остался таким же, каким был в плену у виленджи. Состав пищи серематы тоже позаимствовали у них. Уокер тяжело вздохнул.

Поев и попив, он ради эксперимента попросил чего-нибудь сладкого. Через час на таком же блюде появились два маленьких пищевых кубика. Один оказался соленым, но зато другой имел вкус южноафриканского меда. Такой мед однажды привез Уокеру друг из Кейптауна. Осмелев, Уокер попросил разных приправ. Через полчаса он получил брикет, имевший вкус жареного миндаля. На этот раз Уокер не смог сдержать улыбки. Речь, конечно, пока не шла о бифштексах и лобстерах, но, наверное, методом проб и ошибок этих инопланетян, выращивающих дома, можно будет со временем научить делать что-нибудь вроде курятины. Или изготавливать брикеты со вкусом цыпленка табака. Собственно, в плену он так привык к брикетам, что не стал бы возражать против их сохранения.

Челорадабх не солгала: способности жилья не ограничивались умением менять вид и состав пищи. Первым делом Уокер избавился от палатки. Вместо пронизывающего холода горной ночи Уокер получил в помещении стабильную комфортную температуру — двадцать три градуса. Бухточку он разделил на две части. Одну часть сделал теплой для купания, а вторую оставил холодной — для питья.

Правда, с требованием большой кровати вышла заминка. В результате через три дня он получил королевских размеров спальный мешок. Очевидно, для изготовления твердых предметов требовалось более квалифицированное и исчерпывающее описание или привлечение консультантов. Во всяком случае, прошло почти две недели, прежде чем Уокер получил нечто похожее на кровать с надувным матрацем. Став ее обладателем, Уокер первым делом улегся на мягкую поверхность подушек и проспал десять часов кряду. Проснувшись, он чувствовал себя по-настоящему отдохнувшим — впервые с момента отъезда из Чикаго в Сьерра-Неваду — много месяцев тому назад.

Правда, новая кровать не принесла ему душевного успокоения.

Бывали дни, когда всех четверых хозяева оставляли в покое, позволяя им осматривать и изучать их новые жилища и экспериментировать с ними. В другие дни (только после вежливой просьбы, но никогда по приказу) их возили на дискуссии и пресс-конференции, представляли важным или просто любопытствующим персонам или устраивали экскурсии по Серематену — они всегда были поучительными и ошеломляющими.

Планета была прекрасна, но она не досталась передовому обществу как дар небес. Серематен стал образцом культурной цивилизации в результате упорного труда просвещенных обитателей, до неузнаваемости изменивших, украсивших свой мир, сохранив при этом его уникальные первозданные черты. В последующие недели и месяцы во время этих путешествий (в которых иногда принимала участие даже упрямая Скви) Уокер и его друзья знакомились с чудесами сложной технологии, новаторским искусством, встречались с гостями из других солнечных систем — далеких и близких. Друзья узнали, что галактическая цивилизация — это не монолитный союз развитых миров и разумных биологических видов, но скорее идея взаимного уважения и гражданской ответственности, что исключало необходимость твердого государственного управления.

Возможно, такая организация союза была несовершенной, о чем свидетельствовала деятельность отдельных преступных элементов. Примером могло служить преступное сообщество виленджи, похитившее Уокера, его друзей и других товарищей по несчастью. Смущенное (если жилье может смущаться) помещение, в котором жил Уокер, сказало ему, что были и другие цивилизации. Помимо солнечных систем, считавшихся активными членами галактической цивилизации, были и другие культуры — одни более могущественные, иные — менее, были общества еще более примитивные, чем земное. Галактика велика, в ней существуют общества, находящиеся на разных стадиях развития.

Но, несмотря на неподдельную доброту и гостеприимство хозяев, несмотря на приобретенное умение распоряжаться своим жилым помещением, несмотря на удовлетворение практически всех потребностей, Уокер с каждой прошедшей неделей чувствовал, что в его душе нарастает беспокойство и тревога. Кажется, приблизительно те же чувства испытывала и Скви и определенно Браук. Один только Джордж был совершенно доволен жизнью: ему удалось наконец получить продолговатые съедобные предметы, весьма напоминающие телячьи ребрышки.

По крайней мере, бесконечные предложения поговорить с ним и его друзьями об их индивидуальных и совместно пережитых испытаниях, предложения встреч и вечеров вопросов и ответов становились все реже. Именно после одной из таких удивительных, но странно тревожных встреч с уважаемыми серематами и представителями еще дюжины разумных видов Уокер наконец явно ощутил то, что скрытно тревожило его уже несколько месяцев. Это осознание ударило его с той же силой, что и слова, сказанные ему Скви во время их первой встречи на борту корабля виленджи. В тот раз к'эрему Секви'аранака'на'сенему сказала: «Теперь вы должны смотреть на себя как на диковинку».

Кажется, с тех пор прошло миллион лет.

И вот теперь с сокрушительной ясностью он понял, что слова эти не утратили силу, что он и его друзья и есть диковинка, сенсационная новость, небывальщина. Виленджи хотели выставить их всех на продажу именно как диковинки. Серематы спасли их от этой участи, чтобы опять превратить в то же самое. Нет, конечно, теперь они не пленники, а гости. Почетные гости, а не движимое имущество. Имея в течение нескольких месяцев дело с серематами, встречаясь с ними лично, Уокер неплохо узнал эти добрые цивилизованные существа. Да, они трехрукие и трехногие, но они не двуличные.

Все четверо, каждый по-своему, наслаждались уединением, но их связывало теперь столь многое, что они не могли отказать себе в удовольствии время от времени побыть вместе. У каждого были интересы, которые было невозможно удовлетворить дома. Браук просил отвезти его в горы Джаймоуду, где он сочинял стихи и декламировал их горному ветру. Скви часто отвозили на берег единственного океана, и там Скви подолгу сидела в обществе волн, до тех пор пока сопровождающие серематы не напоминали ей, что пора отправляться домой. Джордж занимался тем, что обследовал внутренности огромного искусственного дерева, пользуясь в своих скитаниях врожденной способностью заводить дружбу с любыми мыслящими существами, независимо от их внешней формы и видовой принадлежности.

Эти путешествия давали всем четверым пищу для разговоров. По общему согласию они собирались в общей гостиной и рассказывали друг другу о том, что им удалось узнать и увидеть за прошедшее с последней встречи время. Именно во время таких посиделок Уокер и высказал вслух то, что уже давно копилось у него в душе:

— Думаю, наши хозяева начинают от нас уставать.

На это последовало немедленное возражение.

— Не вижу никаких признаков этого, — зарокотал в ответ Браук. — Во всяком случае, никто не говорил мне ничего подобного.

— Я сижу у моря столько, сколько мне хочется, оплакиваю отсутствие родного запаха, но радуюсь воспоминаниям о нем, — сказала Скви, удобно свернувшись на щупальцах перед входом в миниатюрную пещеру, которую по ее просьбе установили в гостиной.

Джордж сделал для себя удобный коврик, отличавшийся тем, что был живым и всюду следовал за псом, а Уокер наконец сумел получить нечто — пусть и отдаленно — похожее на мягкое кресло.