Литмир - Электронная Библиотека

— Братья, поющие в унисон, загнанные в тесноту неволи, дарящие нежность друг другу.

— Можем ли мы, двое, призванные… О, черт! — выругался Уокер, не в силах закончить стих. Брикет оказался в его стиснутых до боли пальцах, куски еды падали на землю. Уокер повернулся, чтобы бежать, но теперь огромное щупальце упало перед ним, преграждая путь к бегству. Обернувшись, Уокер увидел нависшее над ним исполинское туловище.

— Останься, чтобы говорить со мной, певец стихов. Мучительно одиночество. Мстителем, а не рассказчиком был я — до сей поры.

— Конечно, я останусь. Буду рад разговору. — Не в силах больше сдерживаться, Уокер откусил огромный кусок от брикета. В этот момент он был готов съесть все, что угодно, хоть содержимое компостной ямы чудовища. Еда провалилась в пустой желудок, доставив Уокеру неизъяснимое наслаждение. Усилием воли он заставил себя есть медленнее. Потом, когда он зачерпнул горстью воду из цистерны, монстр тоже не стал возражать.

Силы постепенно возвращались к Уокеру. Он вспомнил, как сам страдал от одиночества, пока не встретил Джорджа. Может быть, этому существу не хватает того же — общения с собратом по разуму. Конечно, громадные размеры и свирепый вид обитателя этого загона отпугивал других пленников, отвращал их от робких и неуклюжих попыток познакомиться с ним ближе. Наверное, это было глупо, но Уокер решил с самого начала быть откровенным. Усевшись напротив чудовища и продолжая откусывать от брикета, который он сжимал так, словно это был слиток золота из федерального хранилища, Уокер обратился к расположенному к лирическим излияниям монстру:

— Меня зовут Маркус Уокер. Можешь называть меня Марком. Все мои знакомые здесь называют меня именно так. Я с планеты, которая называется Земля.

— Неизвестное мне обиталище, одно из десяти тысяч, и неведомо его местоположение. — Чудовище сложило верхние щупальца, но глазные стебли остались вытянутыми на всю длину. — Называй меня Броул-лкоун-увв-ахд-Храшкин.

От неожиданности Уокер перестал жевать. От постоянного движения у него уже болели челюсти, но он твердо решил съесть как можно больше пищи. От чудовища можно было ожидать чего угодно. Настроение его могло измениться в любую минуту, а стихи — смениться рыком и ударами щупалец. С другой стороны, виленджи могли вмешаться и прекратить неожиданно начавшийся мирный диалог представителей двух чуждых видов.

— Не думаю, что смогу это произнести.

— Такая честность похвальна. Можешь в таком случае называть меня Браук.

— Хорошо, — согласился Уокер.

Для него прозвучавшие слова были похожи на шорох, возникающий, когда котенок играет с клубком шерсти. Но по меньшей мере это был осмысленный звук. Фраза, которую он мог воспроизвести. Кто знает, может быть, для уха этого инопланетянина «Маркус Уокер» или «Марк» звучат не менее странно и неприятно. Общение между представителями разных видов не обязательно должно быть приятным, пока оно полезно.

— Я принадлежу к виду «человек», — сказал Уокер, решив продолжить разговор.

— Мой вид называется «туукали». Вдали от дома, тоскуя по бездонному небу, скорблю я. — Огромные веки прикрыли глаза, и монстр — полтонны зубов, щупалец и мышц — задрожал.

У Уокера от удивления открылся рот. Неужели это чудовище плачет? Из грушевидных глаз, правда, не текла влага, существо не издавало никаких звуков, но было видно, что оно горюет. Чувствовалась безмерная тоска по неведомой планете, по родному очагу, по каким-то иным, ведомым только туукали вещам. Изумленный Уокер не знал, что ему делать. Он хотел было встать, подойти к чудовищу и положить ему руку на плечо, но потом передумал. Ничего не зная об обычаях туукали, он мог сделать жест, который был бы неверно истолкован. Учитывая же поведение Браука, можно было думать, что неверный жест станет для Уокера фатальным. Поэтому он остался сидеть, молча глядя на Браука.

Нет, подумал он, надо поступить по-другому.

— Печаль и скорбь разделены; похищенные вместе, и их много.

Наверное, миссис Лонгкэрроу, учительница английского языка в школе, где учился Уокер, не поставила бы ему высший балл за такую фразу, но зато она тотчас подействовала на Браука. Туукали открыл оба глаза.

— Ты ласкаешь слух, и нет в тебе страха. Тебе потребно сочувствие, а не бегство.

Уокер не стал говорить Брауку, что бежать отсюда некуда. Больше всего он не хотел делать опрометчивых шагов.

— Я просто понял, что ты можешь сказать пару добрых слов. Но, прости, боюсь, что я не слишком хороший поэт.

— Любой язык — это музыка, — добродушно проворчал туукали, — меняется только форма, стиль пения. Поэзия в духе, а не в словах.

Чикагские конкуренты лопнули бы от смеха, услышав такой отзыв о нем, одном из самых громогласных биржевых игроков. Правда, они едва ли осмелились возражать гигантскому туукали. Они бы не просто испугались, они бы вопили от ужаса.

Маски, подумал он. Даже инопланетяне, кажется, носят маски.

— Ты ведь не хотел причинить мне вреда?

— Хотел, — ответил Браук, широко раскрыв глаза. — Я хотел раздавить тебя, вырвать тебе конечности, намотать твои внутренности на мои щупальца, я хотел…

— Довольно, довольно, я уже понял. — Почти насытившийся Уокер мгновенно утратил желание есть. Отодвинув в сторону оставшуюся часть брикета, он осторожно потянулся к цистерне с водой. — Как же насчет того, что я ласкаю слух и ищу сочувствия? — спросил Уокер, зачерпнув воду.

— Тогда было одно. Теперь — другое. Время торжествует над всем.

— Рад это слышать. Наверное, поэтому у тебя нет друзей среди пленников?

— Множество причин соперничают за первенство. Но эта — одна из них.

— Кстати, о друзьях, — пробормотал Уокер, стирая с губ капли воды тыльной стороной ладони. — У меня есть один друг, с которым я хочу тебя познакомить.

Именно в этот миг исчез барьер, отделявший жилище туукали от большого загона.

Глава 8

Случилось так, что, когда исчез заградительный электрический барьер, Джордж нервно расхаживал взад и вперед по другую его сторону. Он приходил сюда по нескольку раз каждый день с тех пор, как виленджи бросили Уокера в этот загон и заперли его там. Внезапность этого исчезновения так сильно поразила Джорджа, что он сделал в воздухе несколько кульбитов, когда обнаружил, что темная непроницаемая стена сменилась видом открывшегося загона.

Встрепенувшись, пес бросился вперед, но, увидев громадное чудовище, сидевшее на расстоянии вытянутой руки от человека, резко остановился, затормозив всеми четырьмя лапами. Он знал, кто это. Как и многие другие пленники, Джордж видел туукали в тех редких случаях, когда виленджи позволяли ему свободно разгуливать по большому загону. В такие моменты он и все другие, дышащие кислородом создания, быстро разбегались по своим загонам, подальше от чудовища, шаги которого сотрясали землю. Только после того, как монстр возвращался домой и виленджи восстанавливали защитный барьер, все прочие обитатели отваживались вернуться в общий загон. Это был единственный пленник, которого боялись больше, чем давно исчезнувшего трехногого.

Когда виленджи бросили Уокера в загон туукали, Джордж сразу же потерял всякую надежду снова увидеть его живым. Но видеть его живым, без всякого страха сидящим перед инопланетным гигантом, было для Джорджа слишком сильным потрясением. Джордж опасливо пополз вперед, надеясь узнать, что же здесь происходит.

Теперь, когда Уокер насытился брикетами и напился воды, единственное, чего ему хотелось, — это хорошенько выспаться. Но он понимал, что не может этого сделать. Во всяком случае, пока. Нельзя спать, пока он не получит ответов еще на несколько вопросов. Он не может лечь спать, не будучи уверен в инопланетянине, о котором ему хотелось думать как о друге, но чье настроение, склонность к поэтической декламации и дружелюбие могли в любой момент смениться яростью и кровожадностью.

Потом пал барьер, и Уокер увидел простор большого загона. Мало того, к своей великой радости, он узрел маленькое существо, которое ползло по направлению к нему. Неужели виленджи смогли прочитать его самое заветное желание? И вообще, почему они вдруг дезактивировали защитное поле? Он спросил об этом Браука.

26
{"b":"152355","o":1}