Мгновенно возникшее сладкое ощущение охватило грудь, отозвалось внизу живота, разлилось по телу. Чувствуя, как внутри все наливается и начинает горячо пульсировать, Барбара сжала зубы, пытаясь скрыть от Айка свою реакцию. А тот все ласкал то упруго напрягшийся сосок, то винно-коричневую кожу его окружья.

Айк больше не держал ее, тело Барбары само томно расслабилось. То, что делал он с ней, можно было назвать чувственной пыткой, от которой невозможно отказаться — такое в ней было наслаждение.

— Еще, — тихо сказал он, снова поднося палец к ее губам.

Теперь Айк принялся влажным пальцем массировать и нежно растирать сосок второй груди, чем доводил Барбару до исступления, заставляя извиваться и чуть ли не выгибаться дугой.

— Айк… — едва выговорила она беспомощно заплетающимся языком.

— Ты думала, что можешь раз за разом возбуждать меня, когда тебе заблагорассудится, а потом прерывать свою игру, и это будет продолжаться вечно? — Его голос звучал взволнованно. — Нет, так не пойдет! Я не каменный и хочу большего.

Сердце Барбары застучало быстрее.

— Большего? — невнятно повторила она.

— Ты красивая молодая женщина с роскошным телом и божественно шелковой кожей. — Шарон медленно вел пальцем по ложбинке живота к ямочке пупка, играя с ним так же, как с сосками груди, — и ты сводишь меня с ума.

Барбара расцвела в дрожащей улыбке. Конечно, она позволяла Шарону слишком далеко зайти. И похоже, он говорит правду — ей удалось вскружить ему голову. Самое же удивительное — Барбаре было плевать, что с ней происходит тоже нечто подобное.

— Ты говоришь искренне? — спросила она, обнаружив, что ее голос охрип, и всем телом потянулась к Айку.

— Смотреть на твою грудь, касаться ее — это выше моих сил. Ты меня совсем… Черт возьми! — вдруг выругался Шарон, отстраняясь и прислушиваясь.

Теперь Барбара тоже услышала в глубине дома, у парадной двери, настойчивый звонок.

— Не открывай, — шепотом сказала она.

— Ты думаешь?

Барбара положила руку ему на плечо. Она не хотела, чтобы Айк уходил и чтобы все из-за глупого звонка кончилось, едва начавшись.

Шарон молча посмотрел на нее, но когда раздался новый звонок, поднялся с кровати.

— Лучше открыть. Машина во дворе, значит, понятно, что кто-то дома…

Когда Айк скрылся за дверью, Барбара закрыла глаза. Она чувствовала себя опустошенной — и почему? Потому что какому-то идиоту вздумалось их спугнуть? Соскользнув с постели, девушка поднялась за ночной рубашкой, лежавшей на полу, и пошла к себе.

Переодеваясь в халатик, Барбара прислушивалась к голосам внизу. Потом хлопнула входная дверь, и Шарон громко позвал ее. Нашла она его на кухне.

— Я решил, что быстрее всего сделать омлет, а то мне давно уже пора. Неудобно, когда ждут.

Ну да, подумала Барбара. И здесь он по вечерам исчезает. Куда ездит? Что делает? Загадка, хотя ответ возможен элементарный — женщина. Например, Лиз Митчел, а почему нет? Нет, та непременно накормила бы его, и незачем есть омлет.

Барбара села за стол. Несмотря на то что убирать в доме трижды в неделю приходила служанка, все же нужно было иногда самим ходить по магазинам и заниматься кое-какими мелочами. Правда, готовили они по очереди. Барбара, закончившая кулинарные курсы, предпочитала более сложные блюда, Айк — попроще.

— Знаешь, кто приходил? Дуг Уэлч, — сообщил Шарон, взбивая яйца. — Сказал, хочет уточнить некоторые детали сценария. Бьюсь об заклад, на самом деле его интересовали детали наших отношений. — Губы Шарона насмешливо искривились. — Тебе надо было выйти в гостиную в простыне. Или без…

— Чтобы наглядно поработать на рекламу фильма, а ты в результате хорошо на нем обогатился?

Шарон гневно блеснул глазами.

— Во-первых, где твое чувство юмора. А во-вторых, у тебя совершенно неправильные представления обо мне… Я делаю деньги не для себя, а ради одного проекта.

Барбара удивленно взглянула на него.

— Помнишь, я рассказывал тебе о Джеке Олме? Он заразил меня совершенно фантастической идеей! В Америке никогда не было и сейчас нет фундаментальной актерской школы, такой, какая есть, например, в Европе. В России ее заложил Станиславский, и педагоги там пользуются его методом, обучая молодежь. У тебя в Польше знаменитый Гротовский изобрел удивительно своеобразную методику… Брук, Стреллер, Питер Штайн — идут своей дорогой. Японская школа театра Кабуки — вообще ни с чем не сравнима, — Барбара ничего не понимала. При чем тут все это? А Шарон горячо продолжал: — Почти пять лет я мотаюсь по свету, снимая на видео нечто вроде многочасового учебного фильма, способного обогатить молодых артистов Америки, всерьез стремящихся к артистической карьере. Думал, справлюсь быстро, но увлекся, утонул в материале, буквально захватившем меня… Это все равно, что работать над многотомной энциклопедией. К тому же нам с Джеком не хватило средств, уж больно размахнулись, вот и собираем каждый доллар… Сэма Харриса, финансирующего наш с тобой фильм, я тоже стараюсь выжать как можно больше.

Барбаре стало стыдно.

— Так вот почему довольно надолго ты исчез, породив тем самым разного рода домыслы?

— Меня сдерживали опасения, что наша с Джеком затея может по независящим от нас причинам не состояться, а мы раструбим на весь белый свет.

— Но сейчас-то, судя по твоему настроению, все в порядке? — осторожно спросила Барбара.

— Отсняты километры видеопленки. Часть их я уже смонтировал в Нью-Йорке. Слава Богу, есть помощник, который преданно и со знанием дела этим занимается. Я очень признателен, что он согласился прилететь в Голливуд, а в данный момент уже сидит перед монитором, ожидая, когда я соизволю явиться, — виновато развел руками Шарон.

— Так вот куда ты исчезаешь вечерами?

— Если честно, устаю ужасно… А тут еще съемки картины, отложить которые Харрис мне не позволил. Впрочем, правильно сделал, иначе я, скорее всего, мог бы перегореть от увлекшей меня пьесы про твою Анну.

Барбара благодарно улыбнулась.

— Спасибо.

Не дойдя до двери, Шарон остановился.

— Сцену с привязыванием мы начнем репетировать, когда я вернусь, хорошо?

Айк уехал, она поставила тарелки в посудомоечную машину, смахнула со стола крошки и перешла в гостиную. Усевшись на диване, Барбара задумалась. Теперь, зная, что Шарон не такой уж и меркантильный человек, и что вечера он посвящает делу, а не другой женщине, ей хотелось кричать от радости.

…Он вернулся около десяти вечера, раньше чем обещал. Без него Барбара еще раз перечитала эпизод сценария, где Крофорд привязывает руки Анны к изголовью кровати. В театре они эту подробность опустили, теперь Барбара как бы примеривалась к новой для себя актерской задаче. Легла на кровать, потом поднялась, спустилась к себе и принесла длинный шелковый шарф, бросила его рядом с подушкой. Довольно долго, покусывая губы, сосредоточенно размышляла. Шарон обрадовался, увидев ее столь собранной.

— Я вижу, ты зря времени не теряешь. Молодец! Начнем. Значит, я беру тебя за плечи, бросаю на постель, обматываю руки шарфом, привязываю. — Айк перечислял движения своего героя, как бы самому себе напоминая их последовательность. — Затем рву ворот рубашки…

— Нет, не так! — возразила Барбара. Потянувшись вперед, она внезапно сама схватила руки Шарона и толкнула его так, что тот спиной упал на кровать.

— Что ты делаешь?

Молча Барбара схватила шарф, быстро сделала несколько витков вокруг запястий Айка, и через мгновение его руки уже оказались привязанными к изголовью кровати.

— Ты не ожидал, что окажешься в подобном положении? И Крофорд не ожидал! А главное, сама Анна не думала, что способна на такой поступок. В ней говорил оскорбленный мужской неверностью дух противоречия, желание унизить его изощренной любовной пыткой, где хозяин положения не он, а она, сгорающая от стыда, рыдающая, но не растоптанная. Ты согласен попробовать сыграть эту сцену именно так?

— Да.

— Даже если это расходится с намерениями автора?..