— Черт! — Джейк резко захлопывает ящик.

— Что случилось? Он поворачивается, потупившись. — Совсем забыл. Она забрала бокалы. — Внимательно оглядев кухню, он находит пару пластиковых стаканчиков у микроволновки.

— Пойдет? — Джейк протягивая мне один.

— Отлично.

Наливает вина.

— За тебя.

— За тебя.

Несколько минут молча потягиваем вино, глядя на наши отражения в экране телевизора. Почему даже выключенный телевизор остается в центре внимания?

Джейк берет пульт:

— Не возражаешь, если я включу?

— Конечно, валяй.

Включив ящик, он передает пульт мне — любезный и великодушный жест, почти сразу же теряющий свое очарование. У него тут только четыре канала. Два на английском.

— У тебя нет кабельного телевидения? — Я потрясена.

— Было. Но на ее имя. Я попросил снять регистрацию.

— Но какого черта?

Джейк пожимает плечами:

— Я не рассчитывал застрять здесь так надолго. Думал, что к настоящему моменту буду уже в Канаде.

Предпочитаю не спрашивать, почему он передумал.

— Ну, ничего, всегда можно что-нибудь посмотреть, — миролюбиво замечаю я. — У тебя есть какие-нибудь фильмы?

— Что-то есть.

— Эй, а твои? Я бы с удовольствием посмотрела твои работы. Интересно, так ли ты талантлив, как я думаю.

— Нет, — категорически заявляет Джейк.

И вновь не спрашиваю почему.

Джейк тяжело опускается на матрас, несколько минут молча, перебирает каналы. Наконец удается найти NBC, и это вполне нас устраивает, потому что идет шоу Конана О'Брайена, а мы оба его поклонники, хотя и не помним точно, когда последний раз смотрели это шоу.

— Это напоминает мне колледж, — говорю я.

— Извини.

— Нет, в хорошем смысле. — Ставлю бокал на пол и почесываюсь. Когда осознаю, что я уже истово скребусь, неожиданная мысль приходит мне в голову. — Слушай, а где твоя кошка?

— А, да. — Джейк рассматривает вино в своем бокале. — Она забрала кошку. — И делает большой глоток.

На экране аудитория разражается хохотом, и мы заставляем себя сосредоточиться на зрелище. Но вскоре наш смех переходит в хихиканье, хихиканье — в зевание, и — думаю, я не ослышалась — зевание сменяется похрапыванием. Оглянувшись, вижу, что голова Джейка лежит на матрасе, под причудливым углом, рот его чуть приоткрыт. Тихонько толкаю его:

— Ты устал?

— А? — Он вскидывает голову, моргает. — А, да. — Выключает телевизор и встает, оставляя меня на матрасе.

Позади меня распахивается дверь, и я понимаю, что Джейк направился в спальню. Вообще-то меня не приглашали, но я сочла вполне уместным присоединиться к нему.

— Итак, — проскальзываю внутрь и прикрываю за собой дверь. — Это спальня.

— Что? — переспрашивает Джейк, наполовину стянув с себя футболку. Взгляд у него совершенно сонный. — Ага, да.

Следую его примеру и снимаю блузку.

— Ты с какой стороны любишь спать? — спрашиваю я, игриво отбрасывая блузку.

— Мм, кажется, обычно я сплю слева.

Спускаю юбку и переступаю через нее. Сочтя себя достаточно соблазнительной, опускаюсь на правую сторону кровати и устраиваюсь, опираясь на локти.

Сонный взгляд Джейка задерживается на мне. И тут до меня доходит, что я предоставляю ему великолепную возможность сравнивать. Как легко вообразить на моем месте его бывшую подружку.

— Знаешь, что? Думаю, будет лучше, если ты ляжешь слева.

Отскакиваю, словно он шлепнул меня, и быстренько ретируюсь на другой, безопасный край кровати.

Губы Джейка чуть касаются моего лба. Мучительно пытаюсь открыть глаза.

— Мне нужно на работу, — шепчет он.

— И что? — ворчу я, перекатываясь на живот.

— Я оставил для тебя ключи на комоде, закрой дверь, когда будешь уходить, но… — Он нежно целует меня в плечо. — Тебе не обязательно уходить, если ты не хочешь.

Снова приоткрываю глаза, моргаю, на часах 7.45. О-о-о.

Не помню, как вновь закрыла глаза, но мгновенно прихожу в себя, когда за окном раздается оглушительный автомобильный гудок. Джейка нет, на часах 9.15. Сна ни в одном глазу. Не вижу смысла задерживаться здесь.

Просыпаться в чужой постели — довольно своеобразный опыт, в основном потому, что я редко прибегаю к нему. Но эта постель еще более чужая, чем остальные. Осторожно выскальзываю из-под простыней, словно боюсь спугнуть привидение. Будто бы, стоит прислушаться получше, и я расслышу ее похрапывание. Возможно, между диванными подушками все еще остались ее волосы. Подхватываю одежду и на цыпочках бегу в ванную.

Она следует за мной и туда. Крем для тела, гель с запахом лаванды, блеск для губ и увлажняющий крем — все это, должно быть, принадлежит ей. Трудно представить себе, что Джейк из тех мужчин, которые стремятся сохранить кожу на руках мягкой, а губы — сияющими. Отрываю кусочек ее туалетной бумаги, пользуюсь ее унитазом и мою руки ее антибактериальным мылом.

А теперь она в гостиной. Ее отсутствие оставило громадную пустоту в квартире. И там, где прежде стоял ее журнальный столик, сейчас валяется мой громадный портфель.

Никогда не испытывала привязанности к дамским сумочкам и искренне удивляюсь таким людям, как Джейк, которые суют бумажник в карман и выходят из дому. Что до меня, я не могу никуда отправиться без кошелька, ключей, мобильного телефона, запасной пачки сигарет, журнала, расчески и нескольких глав рукописи, которую я в настоящий момент читаю. А потом есть еще вещи первой необходимости: зонтик, смена носков, полбутылки подогретой воды и рецепт на противозачаточные пилюли, которые я никогда не принимаю. Смущенно, почти виновато упаковываю свое барахло, убирая его с глаз.

И еще ключи, оставленные Джейком на комоде. Они тоже принадлежали ей? Сую связку в карман и выхожу за дверь, поспешно запирая ее за собой.

Проклятая квартира — при дневном свете довольно назойливое свидетельство всех болезненных, открытых ран Джейка — остается позади. Но теперь придется вступить в противоборство с остальным Бруклином. Яркий солнечный Бруклин с голубым небом и разбросанными по нему облачками, такими тонкими и длинными, что напоминают руки, раскрытые для объятий. Прищурившись, браню себя, что забыла очки.

Единственный признак того, что здесь есть транспорт, — автобус, проползший по соседней улице. Никаких такси. Конечно, это уж было бы слишком. У мужчины, разгружающего какие-то ящики на углу, спрашиваю дорогу до ближайшего метро. Он отвечает в основном жестами.

— Gracias, — говорю ему.

Чем дальше я бреду от квартиры Джейка, тем меньше она задевает меня. Ну да, отсутствующий журнальный столик в гостиной. Ну, забытый кошачий лоток в углу. Большое дело. Но бокалы для вина — одна мысль об этих дьявольских сосудах заставляет меня съежиться. Потому что где-то в глубине, в тайниках моего хрупкого эго, зарождается мысль, что я тоже вполне могу стать своего рода пластиковой заменой. Дешевой, функциональной и одноразовой.

Где, черт возьми, это метро?

К счастью, выясняется, что Бруклин спланирован так же, как Манхэттен. Поэтому хотя я и не знаю, где именно нахожусь, но по крайней мере, выясняю, что двигаюсь в нужном направлении. С пятнадцатой улицы дохожу до одиннадцатой, а затем поворачиваю на почти старинную авеню, сплошь состоящую из бутиков и хозяйственных магазинов. Если считать, что станции метро располагаются в наиболее оживленных местах, то, полагаю, это именно такое место.

Прохожу мимо небольшой закусочной, что тоже хороший знак. Потом газетный киоск — еще лучше. А потом я застываю как вкопанная. К окну ветеринарной лечебницы прилеплена яркая желтая листовка, горестно взывающая.

Его зовут Слайв. Очаровательная помесь питбуля и лабрадора с забавной глуповатой ухмылкой. Весь белый, одна лапа черная. Как будто кто-то пытался связать ему черный джемпер и остановился после нескольких первых петель.

«ВОЗЬМИТЕ МЕНЯ!» — умоляет листовка. Горло сжимается, в груди возникает тупая боль. Подхожу поближе, чтобы прочесть весь текст.