Да одного сознания, что никто, ни одна душа в мире, не вторгнется на мою территорию, для меня достаточно. Погружаюсь в тепло одеял и света ночной лампы, в эфемерный мир «Die Dämmerung». Или «Сумерек». Замечаю, что дважды перечитываю каждое предложение, прежде чем до меня доходит смысл, но уже через несколько страниц мирное течение приносит меня в гавань, существующую только для меня.

Внезапный телефонный звонок выбрасывает меня оттуда на жесткие пружины матраса. Чуть не спрыгиваю с кровати.

Нащупываю будильник. Час ночи. Это не время отвечать на телефонные звонки. Это время тревоги, время «кто-то-попал-в-аварию». Может, поэтому Аманды нет дома?

— Да, алло! — испуганно выдыхаю в трубку.

— Сара?

— Джейк? Что случилось? Ты в порядке?

— Да. То есть, нет. Был ужасный вечер.

— Почему? Что случилось?

— Она только что ушла. Она забрала свои вещи. Все кончено.

— О, а, да. — Неистовый стук в моей груди начинает стихать.

— Я хочу приехать.

— Сюда?

— Это нормально?

— Когда ты будешь здесь?

— Примерно через час.

Смотрю на часы, хотя прекрасно знаю, который час. Прислушиваюсь к тиканью часов, стуку сердца, копаюсь в себе, пытаясь обрести самоконтроль. Трудная задача. Меня все еще мучают последствия пяти коктейлей.

— Уже немного поздно, — тихо произношу я.

— Я знаю.

— Может, это не слишком удачная идея.

— О'кей. Понимаю.

— Как насчет завтрашнего вечера?

— Было бы здорово.

— Хорошо. Ну, спокойной…

— Э, послушай, Сара, не дашь ли мне свой электронный адрес?

— Электронный адрес?

— Да, я хочу тебе кое-что отправить.

— Хм, о'кей. Ручка есть? — Диктую адрес. — Доброй ночи, Джейк.

Кладу трубку. Испытывая странное удовлетворение, зарываюсь поглубже в подушки и переворачиваю очередную страницу.

Наутро, выскочив из постели, первым делом включаю компьютер. Поскольку на часах 9.15, я не рассчитываю на полный почтовый ящик. Там действительно только одно письмо.

От Джейка, тема: «Привет, Сахарный Медвежонок». Миллион раз щелкаю кнопкой: мне кажется, что письмо открывается недостаточно быстро.

Ужасно, но текста нет. Чувствую себя крайне униженной и оскорбленной. Как он посмел вселить в меня такие надежды, заставить мое сердце биться с такой силой, что я едва помещаюсь в своем «Аэроне», только ради того…

О, погодите. Тут есть приложение. На этот раз я открываю файл медленно, чтобы не стать жертвой еще одной совсем-не-смешной грубой шутки Джейка.

Разве я любительница истязаний? Теплый поток крови в моих жилах внезапно стынет. В носу такое ощущение, словно вдохнула множество маленьких острых сосулек.

Он прислал мне фотографию. Не образец своей работы, не то, что показалось ему смелым или достаточно откровенным, чтобы поделиться находкой со мной. Нет, это его собственная фотография. Вот он, самодовольный, бесстыжий, слился в страстном поцелуе со жгучей брюнеткой. Джейк предполагал поразить меня?

Хрустнув суставами пальцев, готовлю ответ. «Привет, Подонок»? «Эй ты, Дерьмо Собачье»? Весь спектр подобных выражений приходит в голову, поэтому трудно остановиться на чем-то одном. В поисках вдохновения рассматриваю его самодовольную ухмылку на экране компьютера.

— Что за… — Схватившись за край стола, придвигаюсь поближе. У меня появляется предчувствие, что сногсшибательная брюнетка на этом фото может — только может — оказаться мной.

Это и есть я! Я узнаю платье. Узнаю и танцпол на той свадьбе. Но эти чувственные, похотливые, пухлые, приоткрытые красные губы — тоже мои?

Ребята, не знаю, сколько они заплатили фотографу, но этого все равно явно недостаточно. Не знаю, что сказать. Опасаюсь, что это прозвучит, как у капризной, неискренней обладательницы титула Лучшей Актрисы — а, да к черту это! Я прекрасна! Яркая, сексуальная и блистательная!

Может, девушка на фотографии действительно не совсем я. Конечно, не та, известная мне я. С этим неясным свечением в лице, с мечтательным выражением в глазах. Это создание вызвано к жизни мгновенной вспышкой фотокамеры, вспышкой молнии, превращающей жесткие линии в тени — просто нужный ракурс, формирующий расплывчатые черты. По воле камеры она появляется лишь один раз. А затем исчезает навеки.

Или не исчезает?

Я могла бы весь день рассматривать этот снимок, размышляя, кому бы его послать, каким образом переделать его и использовать в будущем, когда я стану знаменитым обозревателем. Знаю: нехорошо так думать, даже вредно для здоровья, подобные мечты, в лучшем случае, истощат жизненные силы, а в худшем — уничтожат меня, когда мне придется столкнуться с грубыми реалиями жизни. Поэтому с тяжелым сердцем беру вновь «Die Dämmerung» и удаляюсь в гостиную.

Перечитывая все тот же абзац, на котором я застряла накануне, понимаю, что чтение ради удовольствия — это непозволительная для меня роскошь. Интересно, кто из нас — я или Принцесса — медленно раздувает пламя моей литературной страсти? Поможет ли мне, если она подбросит в огонь еще несколько поленьев — лучше бы таких хрустящих, зелененьких, с печатью казначейства.

Повинуясь импульсу, снимаю телефонную трубку.

Повинуясь следующему импульсу, кладу ее. Неужели действительно до этого дошло? Я должна умолять, унижаться, оправдываться?

Не сомневайтесь, именно это я и делаю.

Ерзаю на стуле, поудобнее устраивая хвост, и набираю номер. Она отвечает после первого же звонка.

— Привет, это Сара. — Стараюсь, чтобы голос звучал бодро и радостно.

— Сара? — невинно переспрашивает Принцесса.

— Сара Пелтье, — поясняю я, едва сдерживая раздражение. Она чертовски хорошо знает, кто я такая.

— Сара, куколка, ну, конечно же! Прости, ради Бога. Во всей этой неразберихе я совсем потеряла голову. Здесь у нас такая суета, столько дел.

— Но это ведь хорошо, верно?

— Пфф, — фыркает она в ответ.

— Чем бы тебе помочь?

— О, куколка, как это мило с твоей стороны. Но думаю, я кое-как справилась с рукописями…

— Не обязательно с рукописями. Ты все еще не собираешься поискать помощника, чтобы снять с себя часть нагрузки?

— Боже, как бы я хотела! Черт…

Слышу, как телефонный аппарат падает со стола. Почему-то я уверена, что она сделала это нарочно.

— Я слушаю, извини. Вот что я тебе скажу, куколка…

С каких это пор она называет меня куколкой? Это начинает надоедать.

— Тут передо мной лежит книжка. Я хотела прочитать ее сама, но никак не могу найти время. Но это очень секретно. Могу я доверить ее тебе?

— Конечно.

— Отлично. Это как раз по твоей части.

— А как называется?

— Хм? Дай-ка гляну. Черт побери. Могу ошибаться, но, полагаю, это произносится как «Die Dämmerung».

Я с трудом удержалась от глупого хихиканья. Что это за особо секретная книга, если я уже читаю ее?

— Разумеется, я взгляну на нее, — почти снисходительно соглашаюсь я.

— Замечательно. Пришлю тебе с посыльным сейчас же.

К середине дня я все еще сижу в гостиной в ожидании посыльного. Вообразите мое изумление, когда на пороге появляется Аманда. Она застает меня перед погасшим экраном телевизора с обрывком зубной нити в руках. У меня определенно замедленная реакция. Я не слишком внимательно слежу за календарем, но, насколько помню, сегодня среда или четверг. Или вторник. Впрочем, достаточно того, что сегодня будний день, и я никак не ожидала вторжения Аманды.

— Ну и ночка, должно быть, выдалась, а? — приветствую я ее, отрывая кусок нити.

Аманда швыряет сумку на диван, не замечая меня, и проходит мимо, не проронив ни слова. Я принимаю это за приглашение к дальнейшим расспросам.

— Ты заболела? Температура поднялась? Немного… проголодалась?

Аманда резко оборачивается, ярко-голубые глаза сверкают:

— Ты меня осуждаешь, да?

— Что? Нет, конечно, нет.

— Думаешь, я получила повышение только потому, что сплю со своим боссом.

— Я вовсе так не думаю. И в любом случае, кому какое дело? Если бы у меня был симпатичный босс, я бы тоже с ним спала. Полагаю, это очень романтично.