О'кей, полагаю, плохая новость заключается в том, что обналичивать чек придется в другом отделении банка. Если уж охрана узнает меня в лицо, неловко будет возвращаться сюда. И без того неудобно толкаться в дальнем углу у стойки, как какой-нибудь хулиган-подросток, пытаясь прикрыть локтем чек со штампом в верхнем углу «Нью-Йоркский департамент занятости». Неужели государству так трудно принять закон о прямом перечислении денег, чтобы сделать мою жизнь чуть менее унизительной?
Прохожу несколько кварталов и задерживаюсь на углу, чтобы купить кофе у уличного торговца. Новую двадцатку менять не хочется, выуживаю из сумки мелочь и наскребаю семьдесят пять центов. Продавец смотрит на меня, вздыхает и, склонившись над прилавком, пересчитывает монеты.
— Пять, десять, пятнадцать…
В 12.45 устраиваюсь на лавочке напротив своего дома в ожидании почтальона. Но едва я уселась поудобнее, как зазвонил телефон. Ну конечно!
— Сара?
— Привет, Грейси.
— Привет, куколка. Сделай одолжение, напомни, где ты теперь живешь?
— Хм, на Шестьдесят восьмой.
— Это запад, да?
— Да.
— Отлично. Кажется, я тут по соседству. Не встретишься ли со мной примерно через полчаса у входа в мой спортзал? У меня с собой книжка, которую я хотела бы передать тебе.
— О, конечно. А где твой спортзал?
— Куколка, ты прекрасно знаешь, где он. «Равноденствие», на Бродвее. Угол Бродвея и… Девяносто второй, кажется?
Девяносто второй? Каким образом это может быть по соседству со мной?
— О'кей, Грейси. Скоро буду.
— Пока, куколка!
Нехотя поднимаюсь и начинаю долгий путь в двадцать четыре квартала к северу.
Принцесса стоит на улице, прихлебывая из двухдолларовой бутылочки природную минеральную воду. Глаза ее защищены от слабого солнечного света очками от Армани. Судя по виду Грейси, она собралась вовсе не в спортзал. Скорее, она выглядит так, словно принарядилась для вечеринки, посвященной теме спорта. Ладно бы она просто надела велюровый спортивный костюм — курточку на молнии и соответствующие штаны. У нее и повязка на голове была в тон. И новые спортивные туфли того же оттенка, что и голубая полоска сбоку на штанах. Если вы думаете, что Грейси сняла свои бриллиантовые сережки или свои часики от Картье, то жестоко ошибаетесь.
— Эй, привет, куколка! — машет она мне.
— Ты уже потренировалась?
— Не-а. Йога через пять минут. — Изящным жестом Грейси вновь прикладывается к бутылочке. — Сто пять градусов, а я так и не вспотела. Кстати, мне понравился твой последний обзор.
— О, спасибо…
— Вот, держи. — Она ныряет в свою твидовую сумку от Кейт Спейд, исполняющую в настоящий момент еще и функции спортивной, и вытаскивает книгу. — Я собиралась взять ее домой и почитать, но в последний момент опять что-то произошло.
Забираю книгу. Она гораздо тяжелее, чем предыдущая. Это добрый знак.
— Нет проблем. Уже предвкушаю удовольствие.
— Отлично. Не спеши с этим. Можешь прислать отчет в любое время на следующей неделе. — Грейси снимает очки и сдувает несуществующие пылинки, прежде чем бережно убрать их в кожаный футлярчик. — Кстати, если тебе интересно, почему я занята сегодня: встречаюсь с Ленни.
Мне неинтересно. Но я приподнимаю бровь и изображаю любопытство. — Ленни?..
— О, Сара, не прикидывайся скромницей. Ты помнишь Ленни Хокинса.
Грейси пытается угадать, какое впечатление это произвело на меня. Поэтому я стараюсь изо всех сил.
— Правда? Тот самый? Писатель?
— Угу. — Она подмигивает мне. — И великолепный писатель, если помнишь.
Угу. Совсем не помню.
— О, он пишет сценарий по своему новому роману или что-то в этом роде? — спрашиваю я, полностью утратив интерес к происходящему.
— Возможно. — Она пожимает плечами. — Но думаю, мы с ним прекрасно понимаем, зачем на самом деле встречаемся.
— Верно. Приятного вечера.
— О, так и будет. — Она собирается уходить. — Пока!
— Пока, Грейси.
Я смотрю, как она взбегает по ступенькам спортзала, и вдруг меня охватывает чувство, которое Грейси, казалось бы, не способна вызвать. Мне становится жаль ее.
Сломя голову несусь домой и догоняю почтальона у двери.
— Привет, привет, 4В! — Тоненькие черные усики приподнимаются в кошачьей усмешке. Он протягивает мой чек. — Я чувствовал, что встречу вас сегодня. Какая приятная неожиданность, да? — Почтальон хихикает, роясь в стопке конвертов. — А для вас есть еще кое-что.
— Правда?
— Большой пакет. — Он протягивает мне на удивление толстый пакет. — Я и не подозревал, что вы собираетесь стать знаменитым адвокатом.
— Что? — Разглядываю конверт. Действительно, адресован мне. Но в левом верхнем углу штамп отправителя: Колумбийский университет, Юридическая школа.
— Мам!
— Да, плюшечка?
— Ты отправляла мне анкету юридической школы?
— Конечно. Я ведь говорила тебе, что собираюсь это сделать.
— Никогда.
— Готова поклясться… нет. Ты права. Должно быть, выскользнуло из памяти. Просто мы с папой подумали…
— О нет, только не это! — Сжимаю телефонную трубку, словно это ее шея. — Не впутывай в это отца. Эта безумная идея явно принадлежит тебе.
— Успокойся, плюшечка. Выслушай меня. Мы с папой договорились насчет тебя.
— Договорились? Не уверена, что готова подписаться под этой сделкой, поскольку мне не хватает юридического опыта и прочего.
— Не знаю, есть ли у тебя выбор. Мы с отцом не сможем содержать тебя вечно.
— Я никогда не просила у вас денег…
— Пока — нет. Но как иначе ты намерена оплачивать медицинскую страховку?
— Я… ну, я… я скоро получу работу.
— Да? Ты уверена?
Нет, не уверена. Крепче сжимаю трубку.
— Мы позаботимся о твоем юридическом образовании. Это стоящее вложение капитала. Для тебя и для нас.
— Но я не хочу быть юристом…
— А адвокатом в сфере развлечений, шоу-бизнеса?
Судорожно сглатываю комок желчи, скопившейся в горле. Адвокат в шоу-бизнесе? Боже правый, пожалуй, еще худшее словосочетание только фисташковое мороженое с майонезом.
Адвокат в шоу-бизнесе. Это те ребята, что постоянно на прямой связи с сатаной. В конце концов, одна душа за контракт на три картины с «XX век Фокс» — более чем честная сделка.
— Мы оплатим расходы по поступлению, — продолжает мама, нимало не смущаясь моим молчанием.
— Я готова предложить куда лучший способ вложения денег.
— За экзамены мы тоже заплатим. Они в следующем месяце.
— По-моему, это напрасные траты.
— И может, еще немного наличных подкинуть?
— Ты пытаешься подкупить меня?
— Мы с папой рассчитывали на сумму примерно в триста долларов.
— Я подумаю над этим.
Звонок подругой линии, слава Богу! Мне даже не придется лгать.
— Сара? Сара! Что случилось? Ты еще здесь?
— У меня звонок по другой линии. — Я даже не смотрю на определитель. — Это очень важно.
— Хорошо, плюшечка. Люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя. — Щелк. — Алло?
— Сара. Это Марк Шапиро.
— Марк, — вздыхаю я, — ой, Марк, привет. Я только что собиралась вам звонить. Думаю, сегодняшнее собеседование прошло не совсем гладко…
— Правда? А Барб только что звонила мне и сказала, что вы им понравились.
— Вы, наверное, шутите.
— Нет, нет, — уверяет он. — Они сочли вас очень умной, милой и доброжелательной. Но они хотят посмотреть образцы вашей литературной деятельности.
— Какого рода литературной деятельности?
— Ничего особенного. Возможно, пару абзацев, максимум страницу. Что-нибудь о недвижимости.
— Хорошо, — отвечаю я.
Городская недвижимость.
На нынешнем рынке в период кризиса и спада деловой активности не имеет значения, кто мы, чем занимаемся где, окончили школу. Единственное мерило успеха, критерий достойного положения в обществе — это место, где мы живем.
Приглашение в чей-либо дом стало чем-то вроде билета в чужую душу. До сих пор мы смущаемся, демонстрируя столь открыто свои личные тайны. Мы крайне неохотно признаемся, в какой части города проживаем: в Вест-Сайде или Ист-Сайде. Районы, где мы обитаем, в известной степени отражают нас самих — они словно помечают нас, относя к определенному стереотипу. Обычно за этими категориями кроется множество ложных представлений. Сами же эти районы всегда небезопасны.
Полагаю, для всех нас было бы лучше, если бы мы рассматривали жилище как таковое, а не его расположение, в качестве конкретного, деревянного или кирпичного, материального выражения самих себя.
Мы, жители Манхэттена, представляем собой скопление раков-отшельников, копошащихся на берегах Гудзона в поисках брошенных раковин. Но мы должны постоянно учиться находить компромиссы. Зачастую раковины, которые мы выбираем для себя, малы, выщерблены или бесцветны. В действительности наиболее яркие черты наших жилищ не их достоинства, а недостатки; гораздо выразительнее детали отсутствующие.
Для одних охранник-портье у входа — непозволительная роскошь. Другие считают экстравагантным вид на заросший бурьяном двор, или балкон, выходящий в едва освещенный узкий переулок, или окно, из которого видна соседская спальня. Солнечный свет, самое ценное природное богатство, зачастую становится дополнительным элементом, без которого мы легко обходимся. Если само здание расположено недалеко от станции метро, прачечной и хорошего ресторана, единственным требованием к комнате, где мы решаем поселиться, будет наличие в ней матраса.
Мы говорим себе, что все это временно. Скрестив пальцы, предвкушаем кончину дальних родственников, живущих в великолепном доме на Манхэттене, надеемся унаследовать их двухэтажные апартаменты рядом с Центральным парком. Мы молимся о падении рынка, о выигрышном лотерейном билете, о чем угодно, что позволит поверить: наше жилище, как и мы сами, когда-нибудь полностью реализует свой потенциал.
